Колин Декстер - Панихида по усопшим Страница 24

– Но почему же Джозефс не орал, когда на него напали?

– В действительности он пытался звать на помощь, сэр, но, если вы помните, его не могли услышать – из-за звуков органа, возможно.

– Вы можете быть правы, вы знаете, – сказал Морс, почти искренне, как если бы он вдруг прозрел, обнаружив, что очевидный взгляд на вещи не обязательно должен быть его собственным. – Как насчет Лоусона? Кто его убил?

– Вы знаете лучше меня, сэр, что большинство убийц либо сдаются, либо совершают самоубийство. В данном случае, конечно, я не сомневаюсь, что Лоусон совершил самоубийство.

– Но Лоусон не убивал Джозефса, почему тогда он это сделал? Вы же сказали…

– Я собирался сказать далее, сэр, что существует еще одна возможность. Я не думаю, что Лоусон на самом деле убил Джозефса, но я думаю, что он, возможно, несет ответственность за его убийство.

– Вы думаете? – Морс посмотрел на своего подчиненного с неподдельным интересом. – Я считаю, вам лучше немного притормозить, Льюис. Боюсь, вы оставили меня далеко позади.

Льюис позволил себе мягкую улыбку скромного удовлетворения. Это случалось нечасто, когда Морс давал задний ход – на самом деле, как раз наоборот: он был обычно на три-четыре шага впереди своего стабильного партнера.

– Я думаю, существует большая вероятность, сэр, что Лоусон подговорил бродягу, чтобы он убил Джозефса, – Вероятно, дал ему деньги.

– Но почему Лоусону потребовалось убивать Джозефса?

– Джозефс, как считают некоторые, должен был чем-то ему угрожать.

– И Лоусон, как считают некоторые, должен был его устранить.

– Как вы правы, сэр!

– Я?

Морс посмотрел растерянно на сержанта. Он вспомнил, как в одиннадцать с небольшим лет, решая логические задачки, он сидел рядом с мальчиком, известным тугодумом, и как этот же мальчик решил десятую анаграмму, пока Морс сам еще возился с третьей.

– Насколько я понимаю, – продолжал Льюис, – Лоусон заботился о бродяге всю дорогу: обеспечивал его питанием, одеждой, кровом, всем.

– Он, должно быть, относился к нему как к брату, вы это имели в виду?

Льюис посмотрел на Морса с любопытством.

– Немного больше, верно, сэр?

– Не понял.

– Я сказал, что это было немного больше, чем относиться к нему как к брату. Он и был братом, безусловно.

– Мы не должны верить каждой сплетне, которую услышим.

– Верно, мы не должны верить автоматически.

– Если бы у нас было немного больше, чтобы двигаться дальше, Льюис!

И вдруг истина ударила его, как она это обычно делала, со вспышкой ослепительной простоты. Подтверждение, которое он искал, лежало у него под носом, со дня их визита с Льюисом в Стамфорд, и дрожь волнения пробежала по его спине, когда он, наконец, его увидел. «Swanpole» появлялось несколько раз в отчетах Белла в качестве вероятного имени человека, с которым подружился преподобный Лайонел Лоусон, человека, который так странно исчез после убийства Джозефса. Но, если все слухи были верны, настоящее имя этого человека было Филипп Эдвард Лоусон, и были ли вы достаточно робким малышом одиннадцати с небольшим лет, пытающимся решить задачку, или же вы были раздраженным детективом среднего возраста, сидящим внутри автомобиля, ясно было одно – «Swanpole» было анаграммой «P.E. Lawson».

– Я думаю, это мать с младенцем, – сказал Льюис себе под нос.

И действительно, безвкусно одетая молодая женщина на позднем сроке беременности, перетащив двухлетнего ребенка через тротуар, объявила, что она с мужем в настоящее время проживает в Хоум-клос, 3, и что это их дочь, Ева. Да, сказала она, так как хозяин не возражает, они могут войти и осмотреть дом. С удовольствием.

Морс отклонил предложенную чашку чая, и вышел на задний двор. Очевидно, кто-то очень любил работать – по всему участку были видны признаки систематического и недавнего перекапывания; а в небольшом сарае зубцы вил и нижняя половина лопаты были отполированы до серебристой гладкости.

– Я вижу ваш муж увлеченно выращивает свои собственные овощи, – приветливо сказал Морс, вытирая ботинки на коврике перед задней дверью.

Она кивнула.

– Здесь росла только трава, до того, как мы сюда переехали, но, вы знаете, цены на продукты так растут…

– Похоже, что он проделал двойное вскапывание.

– Оно самое. Тяжело в его возрасте, но он видит в этом единственную возможность создать огород.

Морс, который не отличил бы душистый горошек от кормовых бобов, мудро кивнул, и решил, что может благополучно забыть про сад.

– Не возражаете, если мы по-быстрому осмотримся наверху?

– Нет. Желаю успеха. Мы используем только две спальни – как и люди, которые жили здесь до нас. Но… хорошо, когда их больше, ведь вы никогда не знаете…

Морс взглянул на ее большой живот и спросил себя, сколько спален ей может понадобиться, прежде чем закончится ее детородный возраст.

Комната малышки Евы, самая маленькая из спален, пропахла мочой, и Морс сморщил нос от отвращения, когда быстро нагнулся над половицами. Дюжина «Дональд Даков» на недавно отремонтированных стенах, смотрели издевательски на его бесцельные поиски, и он быстро вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Ничего нет и в других комнатах, сэр, – сказал Льюис, присоединяясь к Морсу на узкой площадке, стены которой были окрашены в светло-бежевые тона.

Морс, посмотрел на потолок и присвистнул. Непосредственно над его головой был небольшой прямоугольный люк, примерно 3 на 2,5 фута, окрашенный в нежный цвет, как и остальные части дерева.

– Вы не могли бы принести лестницу? – крикнул Морс вниз.

Через две минуты Льюис просунул голову сквозь пыльные лучи и посветил фонариком вокруг стропил. Местами немного дневного света проникало через щели в черепице, но в целом на удивление большое пространство под крышей, казалось сумрачным и мрачно молчаливым. Льюис, подтянувшись на руках, пролез через люк на чердак, и осторожно зашагал, поводя из стороны в сторону лучом фонаря. Большой сундук располагался между люком и каминной трубой, а когда Льюис открыл крышку и посветил внутрь, там обнаружились несколько книжек, с заплесневелыми обложками, а еще черный, жирный, пузатый паук, сноровисто исчезнувший из зоны досягаемости. Но Льюис не страдал арахнофобией. Быстро убедившись, что сундук был упакован только книгами, он порыскал лучом вокруг кучек остального мусора: вот свернутый «Юнион Джек», цвета которого выглядели полинялыми и несчастными; вот старая раскладушка, вероятно, начала века; и новый унитаз, с полосками клейкой оберточной бумаги; старая щетка для чистки ковров; два рулона желтого изоляционного материала; и большой рулон чего-то еще – конечно? – выступавший поверх жести между балками и углом крыши. Изогнувшись насколько только возможно, и ощупью продвигаясь вперед, Льюис сумел добраться до рулона, где кончиками пальцев ткнулся во что-то мягкое, а его фонарь осветил черную туфлю, торчавшую с одного конца свертка, с носком покрытым слоем серой пыли.

– Ну, что там? – Льюис услышал тихий голос снизу, но ничего не сказал.

Веревка, обвязывавшая сверток, лопнула, когда он потянул за нее, и перед ним развернулась коллекция одежды: брюки, рубашки, белье, носки, обувь и полдюжины галстуков – один из них светло-голубого цвета.

Мрачное лицо Льюиса нарисовалось в затемненном прямоугольнике.

– Вы бы лучше поднялись и взглянули, сэр.

Затем они нашли другой сверток с одеждой, содержавший очень много таких же предметов, что и первый. Но брюки были меньше, как, впрочем, и вся остальная одежда, а две пары обуви выглядели так, будто их мог носить мальчик лет двенадцати. Был также галстук. Только один. Новый галстук, с красными и серыми полосками: галстук, который носили воспитанники общеобразовательной школы «Роджер Бэкон»

Глава двадцать третья

Очень многие из постепенно собиравшихся прихожан были старыми девами от пятидесяти до шестидесяти лет, некоторые оглядывались с любопытством на двух незнакомцев, которые сидели на заднем ряду центральных скамеек рядом с пустым местом, предназначенным для церковного старосты. Льюис и выглядел, и чувствовал себя необыкновенно скованно, в то время как Морс принялся осматриваться вокруг с мягкой уверенностью.

– Мы делаем то же, что и все делают, понимаете? – прошептал Морс, через пять минут после того, как колокола прекратили свой монотонно меланхоличный перезвон.

Хор возглавил процессию, выступившую из ризницы. Она двинулась по проходу главного нефа, сопровождаемая кадильщиком и мальчиком с сосудом для ладана, служителями со светильниками, церемониймейстером и также тремя важными персонажами, одетыми схоже, но не одинаково, последний носил, среди прочего, стихарь, митру и ризу – атрибуты церковной «высшей» службы, насколько Морс уже успел усвоить. В алтарной части, действующие лица разошлись по соответствующим местам с отрепетированной готовностью, и вдруг всё повторилось еще раз. Рут Роулинсон заняла свое место в хоре, как раз под каменным резным ангелом. Служба началась с песнопения сводного хора. В это время церковный служка проскользнул бесшумно на свое место и передал Морсу небольшой листок бумаги с пояснениями к порядку мессы. Начиналась она с гимна: «Iste Confessor – музыка и слова Палестрины»; при этом Морс кивнул с умным видом, прежде чем передать его Льюису.