Рекс Стаут - Слишком много женщин Страница 24

— Нейлор действительно сказал вам то, о чем вы написали в своем докладе? То, что он знал, кто убил Мура?

— Да, — ответил я. — Если бы я задумал какую-нибудь интригу, я бы подыскал что-нибудь получше этого.

Прежде чем закончилась наша ночная смена, я встретился и с другими знакомыми. Это случилось, когда мы дошли до Центральной улицы. Но это была не Эстер Ливси. Посланный за ней сыщик рассказал по возвращении, что мать Эстер, с которой она жила в Бруклине, сообщила ему что ее не было дома. Она вообще не заходила домой в тт вечер, потому что сразу после работы поехала на вокзал, чтобы не опоздать на поезд и провести выходные дни с друзьями. Им позвонили, но там никто не отвечал. Однако Кремер со своими ребятами быстро работали по всем направлениям. Они дозвонились в полицию Вестпорта. и та связалась с друзьями Эстер, которые сообщили, чтс она приехала к ним в Вестпорт поездом в час девять утра и теперь мирно спит в постели. Поскольку поездка на поезде от Центрального вокзала до Вестпорта занимала не восемь часов, а около семидесяти минут, сотрудник полиции, говоривший с Вестпортом, настоял на разговоре с мисс Ливси. Она заявила, что просто решила поехать более поздним поездом, а то, как она провела вечер в Нью-Йорке, это ее личное дело. Когда ей сообщили о смерти Керра Нейлора, она повторила свое заявление и добавила, что ничего не знала о мистере Нейлоре и не имела с ним практически никаких контактов, поскольку он был начальником крупного отдела, а она — простой машинисткой. На вопрос, вернется ли она утром в Нью-Йорк, чтобы полиция могла с ней поговорить, она ответила отрицательно, сказав, что вряд ли сможет добавить что-нибудь полезное.

Сержант доложил о своей беседе с Самнером Хоффом, которая произошла в его квартире в районе Пятидесятых улиц. Хофф также не смог сообщить ничего полезного по делу, но очень хотел как добросовестный гражданин оказать полиции содействие в расследовании преступления, что я воспринял как смутное, но обнадеживающее изменение в его манерах.

Ни звонок, ни стук в дверь однокомнатной квартиры в Гринидж Виллидж, которую снимала Роза Бендини, не дали никаких результатов. На этот раз не нашлось не только мамы, от которой можно было бы получить информацию, но и никого в доме, кто бы знал, где могла быть Роза. Зная по собственному опыту, к чему могла привести Розу страсть заводить знакомства, я предположил по здравом размышлении, что догадаться о том, где она провела вечер в пятницу, после того, как она приняла решение, было невозможно. Но я не стал говорить об этом Кремеру, не желая ухудшить его мнение об американских женщинах. Полиция решила поискать ее у мужа, который жил со своими родителями на Вашингтонских холмах. Однако ее там не оказалось. Гарольда Энтони подняли с постели, заставили одеться и доставили на Центральную улицу, не спрашивая его желания. Он рассказал, что не видел Розу с того памятного вечера, когда она бросила его и меня дерущимися на тротуаре перед домом Вульфа, и что он вообще ничего не знает о Керре Нейлоре, а в пятницу провел вечер на баскетбольном матче в «Гарден», куда забрел скуки ради, а затем пешком прошел всю дорогу до дома — около шести миль, — чтобы порастратить энергию.

Я спросил его:

— Так, значит, ты сумел запастить энергией за какието сорок восемь часов? А ведь я столько отнял ее у тебя!

— Какого черта, — хвастливо сказал он. — Я позабыл об этом на следующий день. Что им надо от Розы? Они что, спятили, подумав, что она может убить человека? Есть у них мозги?

Совесть у него была действительно чиста, и привело его сюда, на Центральную улицу, в этот поздний час только беспокойство за свою жену! Верность — прекрасная вещь, но все хорошо в меру. Я сказал ему, что беспокоиться не надо: полицейские всего лишь проверяли все возможные контакты. Уважая его энергию, я все же не поверил ему. Три удара, которые я нанес ему в область печени, конечно, смертельными не были, но их нельзя было так легко забыть на следующий день.

Однако дело близилось к концу. Мы встретились еще с Беном Френкелем: это была одна из первых бесед, которую мы провели после прибытия в контору 0'Хары. Кремер сидел в этот момент за большим столом, я стоял позади, глядя ему через плечо на вторую копию моего доклада компании «Нейлор — Керр», который я захватил с собой по пути, когда мы проходили мимо дома Вульфа. Сыщик привел Френкеля и посадил его на стул в конце стола. Когда он зашел ко мне в четверг, я подумал, что он был просто не причесан, но сейчас на голове у него не было и двух волос, которые лежали бы параллельно. Он пытался ни на что и ни на кого не смотреть, что практически было невыполнимо, если только не потратить на это все силы или не закрыть глаза.

— Привет, — сказал я ему.

Он не подал и вида, что узнал меня

Кремер зыркнул на него:

— Вы Бенджамин Френкель?

— Да, это мое имя.

— Вам не кажется, что вы убили Нейлора Керра?

Френкель вытаращил на него глаза, затем снова попытался ни на что не смотреть и продолжал молчать.

— Ну, не кажется?

Френкель посмотрел прямо на меня и заплакал».

— Вы крыса! Я сказал вам об этом конфиденциально!

— Неправда, — возразил я. — Я вас предупредил, что не могу держать в секрете признание в убийстве.

— Я не признавался в убийстве!

— Тогда сделайте это сейчас, — предложил Кремер. — Сознайтесь сейчас. Давайте сделаем это, снимите тяжесть с вашей души, и вы почувствуете себя лучше.

Эффект оказался неожиданным. Высказанное напрямик предложение сознаться в убийстве Френкель воспринял так, будто это было именно тем, что он хотел получить в подарок на день рождения. Он перестал смотреть в сторону, его широкие костистые плечи откинулись на спинку стула, чтобы найти естественную поддержку, а голос, по-прежнему напряженный, утратил панические нотки. Он произнес:

— Меня попросили прийти сюда, чтобы ответить на ряд вопросов. Вы хотите меня о чем-то спросить? — он улыбнулся приятно и печально.

Кремер задавал вопросы, а Френкель отвечал. Последний раз он видел Керра Нейлора в пятницу, часа в три, в здании компании и с тех пор ничего о нем не знал. После работы он пошел к себе домой на Девяносто четвертую улицу, принял ванну, переоделся, пообедал в ресторане на углу Бродвея и поехал на метро в центр города к молодой женщине, которая жила на Двадцать первой улице, так как у них в этот вечер было назначено свидание. Он предпочел не называть ее имени. Они пошли в танцевальный зал «Мунлайт» на Пятидесятой улице и танцевали там до начала первого. Он проводил молодую женщину до дома и тоже отправился домой, куда вернулся около часу ночи. Он не хотел называть имя молодой женщины, потому что не видел, зачем это нужно. Однако при наличии веской причины имя можно было назвать.

Как обстояло дело с его видением, будто он убил Уальдо Мура?

Это, решил он, было одной из странностей его мышления, которая присуща таким перенапряженным мужчинам, как он. Подобные видения часто его беспокоили. Однажды его обуяла идея, что он на самом деле был фашистом, и ему пришлось поехать на встречу Бунда в Йорквиль, чтобы избавиться от нее. Он не стал утверждать категорически, но явно намекнул, что его приход ко мне играл для него такую же роль, как и посещение Бунда, что не повлияло на мое расположение к нему.

Не был ли его приход ко мне связан только с тем, чтобы выяснить, упоминал ли Нейлор его имя в связи со смертью Мура?

Нет, это было не так. Он даже не думал об этом, пока такая мысль не пришла ему в голову во время разговора со мной.

Знает ли он Гуинн Феррис?

Да, она работает машинисткой в отделе фондов.

Разговаривал ли он с ней в пятницу?

Возможно, но он не помнит.

Не говорила ли она ему о заявлении Нейлора, что он знал, кто убил Уальдо Мура?

Нет, этого он не помнит. Однако он добавил, что знает о таком заявлении Нейлора. Об этом все знали. Это обсуждалось по всему отделу.

Для меня это оказалось новостью. Я вытаращил глаза. Перехватив инициативу у Кремера, я спросил:

— Когда?

— Ну, сегодня, вчера. В пятницу.

— Кому Нейлор сделал это заявление?

— Честное слово, не знаю. Говорю только то, что слышал. Насколько я понял, он заявил об этом вам, а вы сообщили об этом в офис президента.

— Кто вам сказал об этом?

— Я не помню, — Френкель вернулся к своей обычной манере общения. Раскаты его голоса были сегодня тихими, а глаза вновь сверлили меня насквозь.

— Я не обладаю способностью запоминать детали, касающиеся фактов, как эта. Вот когда речь идет о вопросах, имеющих интеллектуальную нагрузку…

— Чушь, — сказал Кремер с горьким отвращением. Он рассчитывал одним блестящим приемом выудить у Френкеля признание, а все свелось к болтовне. Он нацелился наполовину сжеванной сигарой в лицо Френкелю, замахнулся ею и заявил:

— Вам сказала Гуинн Феррис. Ведь так?

— Я уже говорил, что нет.

— А я говорю, сказала! Я случайно узнал…Что вы хотите?