Роберт Голдсборо - Смерть в редакции Страница 25

— Абсолютно. И полиция, кстати, тоже, — без колебаний заявил Дэвид.

Вульф повернулся к Донне.

— Тот же вопрос я задаю и вам.

Донна, чуть подвинувшись в кресле, ответила не очень уверенно:

— Могу сказать, что когда мы встречались в пятницу, она казалась очень расстроенной. Я никогда прежде не видела Хэрриет в таком состоянии.

— Каким образом состоялась ваша встреча?

— Она позвонила мне за день до этого — в четверг. Я буквально только что вернулась из-за границы — распаковывала багаж, когда раздался звонок. Хэрриет сказала, что ей необходимо поговорить со мной, что это чрезвычайно важно и от нашей беседы зависит будущее «Газетт». Она просила или, точнее будет сказать, умоляла приехать из Бостона как можно скорее. Я сказала, что прилечу в пятницу утром. На следующий день в девять утра, страдая от разницы во времени между Европой и Штатами, я уже была в ее кабинете.

— Вы знали, почему она пожелала встретиться с вами?

— Я… да, имела представление.

— Как вы могли знать, если провели несколько недель в Европе?

Бросив короткий взгляд на брата, она вновь посмотрела на Вульфа.

— Дэвид позвонил мне в отель во Флоренции и сообщил, что Макларен имеет серьезное намерение приобрести «Газетт». Он считал, что мне следует это знать.

— Как вы отнеслись к тому, что мистер Макларен может стать владельцем «Газетт»?

Донна пожала своими изящными плечиками.

— Честно говоря, мне было все равно. Это может показаться черствостью, но какого-то особого чувства преданности к газете я не испытываю. Она никогда не была частью моей жизни. Да, конечно, у меня имеются там существенные финансовые интересы, но какие-то эмоциональные связи совершенно отсутствуют. Может быть, потому что отец умер так давно или потому что я уже много лет живу не в Нью-Йорке.

— А как вы относились к мачехе?

Она опять пожала плечами.

— Не могу сказать, что я не любила ее, но в то же время особой близости между нами не было. Она была кем-то… кто вышел замуж за папу.

— Как вы считаете, она хорошо справлялась с руководством газетой?

— Да-а-а… думаю, что хорошо, — ответила Донна, наморщив лоб. — «Газетт», судя по тому, что я слышала и знаю, — бесспорно, уважаемое издание.

Вульф опустошил стакан и налил пива из второй бутылки.

— Вас огорчал тот факт, что она не давала возможности вашему брату встать во главе предприятия?

Дэвид попытался было встрять в разговор, но Донна жестом руки остановила его.

— Огорчало? Возможно. Хотя, думаю, правильнее будет сказать — удивляло. Хэрриет было далеко за семьдесят, и мне казалось, что в глубине души ей хочется уйти на покой. Но тем не менее она продолжала держаться за дело.

— Она когда-нибудь говорила о намерении уйти?

— Да, за последние годы этот вопрос затрагивался пару раз, но она продолжала настаивать на том, что чувствует себя хорошо и труд только молодит ее.

— О чем вы говорили с ней в пятницу?

— Это был непростой разговор, — ответила Донна, покусывая губы. — С первых же слов она сообщила, что Макларен оказывает сильное давление на всех акционеров, и спросила, обращался ли он ко мне.

— А он обращался?

— Нет. Хотя Дэвид предупреждал, что я услышу Макларена, как только вернусь из Европы. Так или иначе, но Хэрриет умоляла меня продать мою долю в фонд, создание которого она планировала. Она просила меня не продавать мой пакет Макларену. Хэрриет всегда отличалась непростым нравом. Но в такой ярости, как в пятницу, я ее никогда не видела.

— И что же вы ей ответили? — резко спросил Вульф. Донна глубоко вздохнула и, не глядя на брата, сказала:

— Я ответила, что если Макларен предложит мне за акцию ту сумму, о которой упоминал Дэвид, то я продам ему свою долю. Мистер Вульф, я, так или иначе, уже давно подумывала о том, чтобы продать свои активы в «Газетт». Я намерена расширить принадлежащее мне в Бостоне дело, и, честно говоря, мне для этого необходимы дополнительные средства.

— Вы не собирались продать свою долю брату? — спросил Вульф, махнув рукой в сторону Дэвида.

— Такой вопрос никогда не вставал, — без задержки ответила она, — возможно, потому, что вдвоем мы контролируем лишь около трети капитала, и у Дэвида очень мало шансов приобрести достаточное количество акций, чтобы обеспечить контроль над газетой. Если быть честной до конца, то я была готова продать свою долю тому, кто сможет дать больше.

— Как миссис Хаверхилл отреагировала на ваш ответ?

— Она впала в ярость. Попыталась разыграть карту преданности семье, но я на это не купилась. Я сказала, что с ее стороны это выглядят лицемерием, особенно учитывая, насколько упорно она блокирует все попытки Дэвида стать издателем или председателем совета директоров. Затем она заявила, что мой отец любой ценой не дал бы «Газетт» перейти в руки Макларена. Я ответила, что с ее стороны весьма самоуверенно заявлять, чего мог желать мой отец, и что я не хуже ее способна строить предположения. На этой ноте наша встреча и закончилась.

— Больше вы с ней не встречались?

Донна отрицательно покачала головой и принялась изучать ковер.

Вульф попытался налить себе пива, но, обнаружив, что бутылка пуста, отставил ее в сторону.

— Миссис Палмер, где вы находились в пятницу вечером между шестью и…

— Стойте! — взвизгнул Дэвид Хаверхилл, вновь чуть было не вскакивая с кресла. — Да, мы согласились прийти сюда, но мы не давали клятвы отвечать на ваши инквизиторские вопросы! Донна, тебе не следует отвечать на остальные вопросы. Этот человек переходит все границы. Он…

На этот раз вмешалась Кэролайн.

— Все в порядке, Дэвид, — сказала она тоном, каким матери обычно говорят с детьми, и положила ладонь на его руку. — Нам совершенно нечего скрывать. Насколько ты помнишь, мы практически все время провели вместе.

— Конечно, скрывать нам нечего, — пискнул он, сбрасывая ее руку, — но, клянусь Создателем, мне совсем не нравится, что к нам относятся как к подозреваемым, хотя никакого преступления вообще не было.

— Продолжайте, пожалуйста, миссис Палмер, — ледяным тоном произнес Вульф, наградив Хаверхилла одним из своих самых суровых взглядов.

— Во второй половине дня, начиная примерно с трех часов и до того момента, когда… нашли Хэрриет, я находилась в маленьком конференц-зале на двенадцатом этаже.

— С вами кто-нибудь был в это время?

— Нет. У меня нет собственного кабинета в помещении редакции; я весьма редко наведываюсь в Нью-Йорк. Когда я здесь, то обычно открываю контору в любом свободном конференц-зале. Мой бизнес требует большого объема документации, и, чтобы справиться с делами, я захватываю бумаги из Бостона. Если быть совсем точной, то я пребывала в одиночестве с трех пятнадцати до шести тридцати, когда ко мне для разговора зашли Кэролайн и Дэвид. И мы все еще находились там, когда стало известно…

— И никто не видел вас более трех часов вплоть до того момента, когда брат и его супруга присоединились к вам?

— Не совсем так. Во-первых, я несколько раз звонила по телефону по делам (как вам может быть известно, я занимаюсь организацией связей с публикой); и, во-вторых, по меньшей мере пару раз покидала конференц-зал и просила секретарей сделать для меня фотокопии.

— О чем вы говорили с присутствующими здесь лицами?

— Немного о моем путешествии, а в основном обсуждали мою встречу с Хэрриет и ее разговор с Дэвидом. Но полагаю, о последнем вы можете спросить его самого.

— Не премину это сделать, — сказал Вульф, поворачиваясь к Дэвиду, который бросал все более алчные взгляды на сервировочный столик, уставленный бутылками. — Мистер Хаверхилл, соответствует ли действительности утверждение, что вы в тот день встречались с мачехой вскоре после полудня?

— Да.

Он явно не желал добровольно делиться информацией, и, чтобы получить более пространные ответы, видимо, следовало силком раздвигать его челюсти.

— И в чем состояла суть вашей беседы?

Дэвид скрестил руки на груди и склонил голову набок, полагая, очевидно, что эта поза придает ему особенно крутой вид.

— Если вы такой умный, то, надеюсь, и сами способны догадаться, о чем шла речь.

— Предпочел бы услышать от вас.

Дэвид посмотрел поочередно на Донну, на Кэролайн и на меня, но нас Хаверхилл не видел, он просто хотел дать отдохнуть своим глазам от вида Вульфа.

— Ну хорошо, с тяжелым вздохом начал он, — я еще не успел усесться, как она спросила, не согласен ли я продать свои акции в ее треклятый фонд. Я ответил, что благодарен за предложение, но продавать свой пакет туда не намерен. Она завопила что-то вроде: «— Ах, значит, ты намерен продать свои активы Макларену?!»; я ответил, что именно так и собираюсь поступить. Несколько минут мы переливали из пустого в порожнее. Она применяла ко мне те же приемы, что и к Донне, заявляя, что я обязан сохранить газету в семье, не допустить, чтобы она попала в лапы Макларена и так далее в том же духе. Она была вне себя и наговорила мне всяких гадостей.