Эрл Гарднер - Дело смеющейся гориллы Страница 27

– Думаю, вы правы, – через силу улыбнулся Этна. – Я сам еще толком не разобрался, как отношусь ко всему этому, а теперь, после ваших слов, я понял, что очень старался, хотя и безуспешно, убедить себя в правдивости этой истории. Черт меня возьми, если я знаю, как к ней относиться. Все это звучит совершенно неправдоподобно, если только не принимать во внимание обстановку в том доме – а на ее фоне все выглядит довольно логично.

– Через несколько дней мы будем знать намного больше, Джеймс, – пообещал Мейсон.

– Я никак не могу отделаться от мысли, что вы втянуты во все это по моей вине, – посетовал Этна.

– Ерунда, – усмехнулся Мейсон. – Я бывал и в худших переделках.

– Но все же снова возникает вопрос: почему полицейские действовали так странно? Ведь это довольно необычно для них?

– Необычно! – воскликнул Мейсон. – Да это просто уникальный случай!

Зазвонил телефон, Делла Стрит сняла трубку, кивнула Мейсону и сказала:

– Это мистер Хардвик.

– Отложим ненадолго наше обсуждение, – обратился Мейсон к Этне. – Поскольку нам придется иметь дело с Хардвиком, нужно быть уверенными в себе и выступать единым фронтом. Мы должны улыбаться и излучать оптимизм. Делла, пригласи его.

Делла Стрит распахнула дверь и произнесла:

– Мистер Хардвик!

Сидни Хардвик, явно чем-то очень озабоченный, сказал:

– Доброе утро, господа. Надеюсь, я не расстроил ваши планы на сегодняшний день, мистер Мейсон, и ваши тоже, мистер Этна.

– Ну что вы, отнюдь нет, – кивнул ему Мейсон. – Присаживайтесь. Чем можем быть вам полезны?

Хардвик сел, поправил очки на носу, потрогал слуховой аппарат и сказал:

– Мне хотелось бы с самого начала говорить честно и откровенно. Мне известно, что вы оба во многих отношениях занимаете противоположную по отношению ко мне позицию. Вы, как я полагаю, представляете Джозефину Кэмптон?

– Я тоже так полагаю, – сказал Мейсон. – А точнее, я думаю, мы будем ее представлять.

– Вы оба? – спросил Хардвик.

Джеймс Этна, поколебавшись немного, ответил:

– Да, я полагаю, что мы оба.

– В таком случае, – продолжал Хардвик, – я представлял Бенджамина Эддикса, пока он был жив. Мне известно о нем больше, чем кому бы то ни было. Несколько месяцев назад я оформил его завещание. Это завещание полностью соответствовало воле мистера Эддикса в то время.

– У вас есть основания полагать, что он изменил свою волю?

Хардвик прочистил горло.

– Не только волю, но и завещание.

– Вы хотите что-то сообщить нам и хотите что-то узнать у нас. Почему бы вам не раскрыть карты первому? – предложил Мейсон.

– Боюсь, что я неважный игрок в покер, – улыбнулся Хардвик.

– Сейчас вы не играете в покер, – ответил ему Мейсон. – Вы принимаете участие в деловых переговорах, где мы, все мы, должны выложить на стол определенные карты. А теперь давайте договоримся, что вы начинаете выкладывать те карты, которые хотите раскрыть, а затем мы посмотрим, что сможем показать мы.

– Прекрасно. Дело в том, что сложилась в высшей степени необычная ситуация, которая некоторым образом играет на руку вашему клиенту. Я решил, что вы должны знать об этом, мистер Мейсон, до того, как вы, возможно, примете решение не представлять ее интересы.

– Продолжайте, – сказал Мейсон, – мы вас внимательно слушаем.

– Вы посетили Бенджамина Эддикса во вторник вечером. Ваш визит вывел его из душевного равновесия. Когда вы нашли кольцо и часы… Это был жестокий удар по самолюбию и самоуверенности Эддикса. Он полностью изменил свое решение о том, что должно быть написано в его завещании. В ту самую ночь, до того как отправиться спать, где-то около половины двенадцатого, он вызвал Натана Фейллона и Мортимера Эрши на совещание. Он сказал: «Джентльмены, я был идиотом. Я был просто самодовольным животным. Я вел себя деспотично, позволяя себе выносить поспешные решения, касающиеся окружающих. Я виноват и хочу искупить свою вину, насколько это возможно. Вот здесь написанное мной собственноручно завещание. Я кладу это завещание в конверт. Я передаю его вам и прошу вас, джентльмены, запечатать этот конверт, расписаться на его обороте и положить его в надежное место. Если в течение нескольких ближайших дней со мной что-нибудь случится, вы должны позаботиться о том, чтобы это завещание оказалось у мистера Сидни Хардвика».

– В течение нескольких ближайших дней? – переспросил Мейсон. – Значит, он чего-то опасался?

– Нет, ничего подобного. Похоже, он просто собирался встретиться со мной и оформить должным образом свое завещание, вот это собственноручно написанное им завещание, и подписать его, как полагается, в присутствии свидетелей. Он хотел иметь это собственноручно написанное им завещание как своего рода временную меру на всякий случай, чтобы, если с ним что-нибудь произойдет, старое завещание не имело силы.

Мейсон кивнул.

– И в ту ночь вы поехали к нему, чтобы составить новое завещание?

– Совершенно верно. Но он, однако, был слишком утомлен и не стал со мной разговаривать. В тот момент я не мог понять, в чем дело. Но в свете последующих событий могу составить теперь полную картину. Вы поколебали его самоуверенность, мистер Мейсон. А я уверяю вас, что задеть его было чрезвычайно трудно, такой уж это был человек. Я, возможно, не имею права этого делать, но я собираюсь прочесть вам фрагмент собственноручно написанного мистером Эддиксом завещания, которое я собираюсь представить на официальное утверждение. Я думаю, что некоторые детали могут иметь огромное значение для вас, господа, и в особенности для вашего клиента.

– Мы вас слушаем, – сказал Мейсон и взглядом дал понять Делле Стрит, что она должна стенографировать ту часть завещания, которая будет прочитана.

Хардвик развернул документ и принялся читать:

«Я, Бенджамин Эддикс, выражая свою последнюю волю, пишу это завещание собственноручно, в состоянии смиренного раскаяния. Я вел себя деспотично. Я был невероятно самодоволен. Я был слишком склонен к тому, чтобы осуждать окружающих меня людей. В особенности я сожалею о тех обстоятельствах, которые привели меня к разрыву с моим братом Германом. Сегодня вечером я испытал величайшее эмоциональное потрясение. Миссис Джозефина Кэмптон, моя бывшая служащая, которую я обвинил в воровстве, абсолютно невиновна. Ценные предметы, которые, как я полагал, она украла, были обнаружены при обстоятельствах, исключающих всякие сомнения в том, что они были украдены обезьяной, и я один несу ответственность за действия этой обезьяны. Таким образом, я, выражая свою последнюю волю, завещаю следующее. Джозефине Кэмптон, моей бывшей экономке, я приношу свои искренние извинения и завещаю ей сумму в пятьдесят тысяч долларов. Мортимеру Эрши, моему менеджеру, услуги которого и без того хорошо оплачивались, я завещаю десять тысяч долларов. Натану Фейллону, которому, полагаю, я переплатил много лишнего и который иногда действовал вопреки моим интересам, я завещаю один доллар и ценный совет: самое главное, что должно быть присуще служащему, – это абсолютная верность. Я верю, что этот совет окажется ему полезным, где бы и на каком посту он в будущем ни работал. Я назначаю свой банк „Сиборд микэникс нэшнл траст компани“ исполнителем моей последней воли и требую, чтобы все установленные законом действия, связанные с распоряжением завещанным мной имуществом, производились Сидни Хардвиком, работающим в фирме „Хардвик, Карсон и Реддинг“».

Хардвик оторвался от бумаги и произнес:

– Вот так, господа. Завещание датировано вечером вторника, оно от начала до конца написано рукой Бенджамина Эддикса и подписано им.

– Это, вне всякого сомнения, – сказал Мейсон, – позволяет по-новому взглянуть на ситуацию. Я обратил внимание, вы сказали, что прочитаете только фрагмент завещания.

Хардвик улыбнулся:

– Совершенно верно. Здесь есть еще несколько распоряжений, касающихся его бывших работников, и заключительный пункт, в котором все остальное имущество завещается его брату.

– Фамилия его брата тоже Эддикс? – спросил Мейсон.

– Нет.

– А могу я узнать ее?

– Возможно, позже.

– А как он распорядился своим состоянием в прошлом завещании?

Хардвик улыбнулся, но ничего не ответил.

– Ладно, спрошу по-другому, – сказал Мейсон. – Была ли в том завещании упомянута миссис Кэмптон?

– Нет. Определенно не была.

– То есть таким образом Эддикс, вероятно, пытался искупить свою вину? – предположил Мейсон.

– Я решил, что вы должны об этом знать, – сказал Хардвик. – Это укрепляет позиции вашего клиента, к тому же информация может оказаться весьма ценной для вас, господа, при заключении договора о размере гонорара. Другими словами, я решил, что вы были бы разочарованы, установив размер гонорара за ваши услуги, а затем обнаружив неожиданно, что у вашей клиентки имеется пятьдесят тысяч долларов, о которых вы ничего не знали.