Артур Дойль - Берилловая корона Страница 3

Он схватился обеими руками за голову и начал раскачиваться из стороны в сторону, бормоча что-то, словно ребенок, горе которого слишком велико для того, чтоб выразить его словами. Шерлок Холмс сидел молча, нахмурив брови и устремив глаза на огонь в камине.

— Бывает у вас много гостей? — спросил он.

— Никого, за исключением моего партнера и его семьи. Иногда заходит кто-нибудь из друзей Артура. В последнее время часто бывал сэр Джордж Бёрнвель.

— А сами вы часто бываете в обществе?

— Артур — да. Мэри и я предпочитаем оставаться дома. Мы с ней не любим выездов.

— Со стороны молодой девушки это удивительно.

— Она очень тихого нрава и к тому же не очень молода. Ей двадцать четыре года.

— По вашим словам, это событие страшно подействовало на нее?

— Ужасно! Она расстроена даже сильнее меня.

— И никто из вас не сомневается в виновности вашего сына?

— Как можем мы сомневаться, когда я собственными глазами видел корону в его руках.

— Я не считаю это достаточно убедительным доказательством. А вообще корона попорчена?

— Да, она помята.

— А вы не думаете, что он хотел расправить ее?

— Да благословит вас Бог! Вы стараетесь сделать все, что можно, для него и меня. Но это слишком трудная задача. Зачем же корона была у него в руках? Если с невинной целью, то почему он не сказал этого?

— Вот именно. А если он виновен, то почему не выдумал какого-нибудь оправдания? Молчание его носит обоюдоострый характер. Вообще, в этом деле много странного. Что говорят в полиции насчет шума, от которого вы проснулись?

— Там думают, что это Артур хлопнул дверью своей спальни, запирая ее.

— Удивительно правдоподобно! Неужели человек, идущий красть, хлопнет дверью так громко, что разбудит всех в доме? А что же говорят о пропаже камней?

— Продолжают еще обыскивать пол, стены и мебель в надежде найти их.

— А искали вне дома?

— Да. Поиски ведутся с необычайной энергией. Весь сад тщательно обыскан.

— Ну, сэр, — сказал Холмс, — очевидно, что дело-то гораздо серьезнее, чем думаете и вы, и полиция. Вам оно кажется простым, мне же чрезвычайно сложным. Подумайте, что можно вывести из вашей гипотезы. Вы предполагаете, что ваш сын встал с постели, сильно рискуя попасться, вошел в вашу уборную, открыл бюро, вынул корону, отломал небольшую часть ее, пошел куда-то в другое место, где спрятал три берилла из общего числа тридцати девяти так искусно, что их не могут найти, потом вернулся с остальными в уборную, пренебрегая опасностью быть пойманным. Скажите, пожалуйста, выдерживает ли подобного рода гипотеза критику?

— А другая какая? — крикнул банкир с жестом отчаяния. — Если он не виновен, то почему не объяснит нам всего?

— Эта задача выпадает на нашу долго, — ответил Холмс. — М-р Гольдер, мы с вами отправимся в Стритгэм и займемся часок-другой изучением некоторых подробностей.

Холмс настаивал, чтобы я отправился с ними. Я охотно согласился на его желание. Слышанная мной история возбудила во мне сильное любопытство. Сознаюсь, что виновность сына банкира казалась мне столько же очевидной, как и его несчастному отцу, но я настолько верил в ясность суждений Холмса, что чувствовал, что не вся надежда потеряна, раз он недоволен данным ему объяснением. Он не сказал ни слова, пока мы ехали в южную часть Лондона, и сидел, опустив голову на грудь и надвинув шляпу на глаза, очевидно, весь погруженный в свои мысли. Наш клиент, очевидно, несколько ободрился от мелькнувшего ему слабого луча надежды и даже стал болтать со мной о своих делах. После непродолжительной поездки по железной дороге и по шоссе, мы скоро очутились в Форбанке, скромном жилище великого финансиста.

Форбанк, большой квадратный дом из белого камня, стоял несколько в стороне от дороги. Со стороны фасада две широких аллеи, покрытых снегом, вели к двум железным воротам. Справа маленькая деревянная калитка вела на узенькую дорожку между двумя хорошенькими изгородями, по которой ходили торговцы. К кухне слева шла тропинка к конюшням, стоявшим на большой, но глухой проезжей дороге. Холмс покинул нас у подъезда, медленно обошел кругом всего дома, по дорожке к кухне, по саду и вышел к конюшням. Мистер Гольдер и я вошли в столовую и сели у камина, ожидая его. Вдруг дверь отворилась, и в комнату бесшумно вошла молодая барышня. Она была несколько выше среднего роста, тонкая, с темными волосами и глазами, казавшимися еще темнее от необыкновенной бледности ее лица. Мне, кажется, никогда не приходилось видеть такого смертельно бледного женского лица. Губы были также совершенно бескровны, а глаза воспалены от слез. На меня она произвела впечатление женщины, сильно удрученной горем, страдающей даже более отца предполагаемого преступника.

Это было тем удивительнее, что она казалась женщиной сильного характера, умеющей замечательно владеть собой. Не обратив на меня ни малейшего внимания, она прямо подошла к дяде и нежно погладила его по голове.

— Ты ведь распорядился, чтобы Артура выпустили из тюрьмы, не правда ли, папочка? — спросила она.

— Нет, нет, деточка, надо довести дело до конца.

— Но я уверена, что он невинен. Вы знаете, что значит женский инстинкт, Я знаю, что он ничего не сделал. Вы раскаетесь, что поступили так жестоко.

— Зачем же он молчит, если невиновен?

— Как знать? Может быть, оттого, что ваши подозрения оскорбили его?

— Как же я мог не заподозрить его, когда собственными глазами видел в его руках корону?

— О, он взял ее только для того, чтоб посмотреть на нее. О, поверьте моему слову, поверьте, что он невинен. Замните это дело. Так тяжело думать, что наш милый Артур сидит в тюрьме.

— Я не брошу этого дела, пока не найдутся камни… ни за что, Мэри! Я не только не хочу замять этого дела, но, напротив, пригласил сюда одного господина из Лондона, чтобы он хорошенько занялся им.

— Этого господина? — спросила она, оборачиваясь ко мне.

— Нет, его друга, который попросил нас оставить его одного. В настоящее время он остался у конюшен.

— У конюшен? — она с удивлением подняла свои черные брови. — Что же он надеется найти там? А! вероятно, это он. Надеюсь, сэр, вам удастся доказать невинность кузена Артура, в которой я глубоко убеждена.

— Вполне разделяю ваше убеждение и надеюсь, что нам удастся достичь нашей цели, — ответил Холмс, отряхивая снег с сапог. — Вероятно, я имею честь говорить с мисс Мэри Гольдер? Могу я предложить вам несколько вопросов?

— Пожалуйста, сэр, если это может помочь разъяснению этого ужасного дела.

— Вы ничего не слышали прошлой ночью?

— Ничего. Я сошла вниз только тогда, когда услышала громкий голос дяди.

— Вы запирали в эту ночь окна и ставни. Заперли ли вы все окна?

— Да.

— А утром все окна были закрыты?

— Да.

— У вашей горничной есть возлюбленный? Насколько я помню, вы говорили вашему дяде, что она выходила на свидание с ним.

— Да. Она могла слышать рассказ дяди о короне, когда прислуживала в гостиной.

— Понимаю. Вы хотите сказать, что она могла передать эти сведения своему возлюбленному, и потом, вдвоем, они составили план покражи.

— Ну, к чему все эти смутные гипотезы, — с нетерпением крикнул банкир, — ведь я же сказал вам, что видел корону в руках Артура!

— Погодите немного, м-р Гольдер. Мы еще вернемся к этому вопросу. Итак, мисс Гольдер, вы, как я предполагаю, видели ее, когда она возвращалась домой в кухонную дверь?

— Да, когда я пошла посмотреть, заперта ли дверь, я видела, как она проскользнула в нее. В темноте я заметила тоже и мужчину.

— Вы знаете его?

— О, да. Это зеленщик, который носит нам провизию. Его зовут Фрэнсис Проспер.

— Он стоял налево, на дорожке, на таком расстоянии от двери, что не мог войти в дом? — сказал Холмс.

— Да.

— У него одна нога деревянная?

Тень испуга мелькнула в выразительных черных глазах молодой девушки.

— Да вы настоящий волшебник!.. — проговорила она. — Как вы это узнали?

Она улыбнулась, но эта улыбка не нашла себе ответа на тонком, умном лице Холмса.

— Мне бы хотелось подняться теперь наверх, — сказал он, — а потом надо будет опять обойти кругом всего дома. Впрочем, сначала я осмотрю окна внизу.

Он быстро переходил от одного окна к другому и остановился только у большого окна, из которого были видны конюшни. Холмс открыл его и тщательно осмотрел подоконник в увеличительное стекло.

— Теперь пойдем наверх, — наконец, проговорил он.

Уборная банкира была маленькая комната, устланная серым ковром, с большим бюро и длинным зеркалом. Холмс подошел прямо к бюро и пристально оглядел замок.

— Каким ключом оно было отперто? — спросил он.

— Тем, о котором говорил мой сын, ключом от буфета в кладовой.

— Где он?