Раймонд Чандлер - Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты Страница 30

Я посмотрел на миссис Грейсон. Ее руки не отрывались от работы. Она заканчивала штопать, наверное, уже двенадцатую пару. На длинных костлявых ногах Грейсона носки наверняка быстро протираются.

— А что произошло с Тэлли? Ему сфабриковали обвинение?

— Мне кажется, двух мнений тут быть не может. Его жена была просто в отчаянии. Она рассказывала, что он выпивал в баре с каким-то полицейским, и тот подмешал ему наркотик. На другой стороне улицы уже поджидала полицейская машина, и как только он сел за руль, его тут же забрали. И еще она сказала, что экспертиза в тюрьме была самая поверхностная.

— Все это не так уж много значит, — сказал я. — Вероятно, Тэлли рассказал все жене сразу после ареста. Он мог сказать что-нибудь в этом роде, чтобы снять с себя вину.

— Мне отвратительна сама мысль, что полиция может поступать противозаконно, — сказал Грейсон. — Но такое бывает, и это не секрет.

— Если они на самом деле ошиблись в причине смерти вашей дочери, то им было бы крайне нежелательно, чтобы Тэлли эту ошибку вскрыл. В этом случае несколько человек лишились бы работы. А если к тому же они решили, что цель Тэлли — шантаж, тогда и вовсе не стали бы с ним особо церемониться. Где Тэлли сейчас? Все сходится к тому, что если существует какой-то надежный ключ к разгадке, то Тэлли знал его. Или напал на верный след.

— Где он, мы не знаем. Осудили его на шесть месяцев, но срок этот давно истек.

— А его жена?

Грейсон посмотрел на свою супругу.

— 1618 1/2, Вэстмор-стрит, Бэй-сити. Мы с Юстасом послали ей немного денег. Она сильно нуждается, — только и произнесла миссис Грейсон.

Я записал адрес, откинулся на спинку кресла и сказал:

— Сегодня утром кто-то застрелил Лоури в его собственной ванной комнате.

Короткие, полные ручки миссис Грейсон застыли по краям корзинки. Грейсон замер с открытым ртом, не донеся до него трубку. Он издал тихий звук, словно прочищал горло в комнате с покойником. Никогда в мире ничто не двигалось медленнее, чем его старая черная трубка, которую он наконец снова зажал между зубов.

— Было бы, конечно, слишком… — сказал он и выдохнул, не закончив фразы, облачко белого дыма, после чего завершил: — ожидать, что доктор Алмор имеет к этому какое-то отношение.

— Хотелось бы думать, что имеет, — сказал я. — Он ведь живет рядом. Полиция предполагает, что Лоури убила жена моего клиента. Если ее разыщут, то против нее отыщется слишком много улик. Но если к этому делу имеет какое-то отношение доктор Алмор, значит, налицо связь со смертью вашей дочери. Вот почему я пытаюсь узнать хоть что-то, связанное с этим делом.

— Человек, совершивший убийство, — сказал Грейсон, — на семьдесят пять процентов созрел для второго. — Говорил он так, словно основательно изучил этот вопрос.

— Да, возможно, — согласился я. — А каковы могли быть мотивы первого убийства?

— Флоренс была сумасбродной, — печально сказал Грейсон, — сумасбродной и сложной девочкой. Она была слишком экстравагантной, любила тратить деньги, вечно заводила какие-то сомнительные знакомства, слишком много и слишком громко разговаривала, в общем, вела себя не очень разумно. Для такого человека, как Элберт Алмор, такая жена могла представлять большую опасность. Но я не думаю, чтобы это был основной мотив, не так ли, Летти?

Грейсон посмотрел на жену, но та не подняла головы. Сохраняя молчание, она воткнула штопальную иглу в шарик из шерсти.

Грейсон вздохнул и продолжил:

— У нас есть основания предполагать, что у доктора был роман с его медсестрой, и Флоренс угрожала ему публичным скандалом. Подобного он, как вы понимаете, допустить не мог. Скандал такого рода легко мог привести к следующему.

— Каким образом он осуществил убийство? — спросил я.

— С помощью морфия, естественно. Морфий всегда был у него под рукой, он постоянно применял его. Он был специалистом в применении морфия. А потом, когда Флоренс впала в коматозное состояние, он мог отнести ее в гараж и завести мотор. Вы же знаете — вскрытия не делали. Потому что иначе стало бы известно, что в ту ночь ей сделали инъекцию.

Я кивнул, и Грейсон с чувством выполненного долга откинулся назад, провел ладонью по голове, по лицу и медленно опустил ее на костлявое колено. Создавалось впечатление, что и этот вопрос им тщательно изучен.

Я оглядел супругов. Двух престарелых людей через полтора года после смерти их дочери поедает ненависть. И их можно понять. Им бы пришлось по душе, если бы Лоури застрелил Алмор.

Помолчав, я сказал:

— Вы убеждены в том, что все было так, потому, что хотите в это верить. Но все-таки нельзя исключать возможность самоубийства. А дело могли замять отчасти для того, чтобы не впутывать клуб Конди, в котором играют в азартные игры, а отчасти для того, чтобы оградить Алмора от публичного разбирательства.

— Чепуха, — отрезал Грейсон. — Нет сомнения, что это он убил ее. Она лежала в своей кровати и спала.

— Вы не можете знать этого. Она сама могла употреблять наркотики. У нее могла выработаться к ним привычка. В таких случаях результаты не заставляют себя ждать. Она могла подняться среди ночи, посмотреть на себя в зеркало и увидеть чертей, тычущих в нее пальцами. Такие вещи случаются.

— Мне кажется, вы заняли у нас достаточно много времени, — сказал Грейсон.

Я встал, поблагодарил обоих, сделал три шага по направлению к двери и спросил:

— После ареста Тэлли вы ничего не предпринимали?

— Я встречался с помощником окружного прокурора по фамилии Лич, — проворчал Грейсон. — Но ничего не добился. Он не увидел оснований для вмешательства его ведомства. Даже не проявил интереса, когда я упомянул о наркотиках. Но заведение Конди примерно через месяц все же закрыли. Может быть, мой визит как-то на это повлиял.

— Скорее всего, это полиция Бэй-сити решила пустить пыль в глаза. Наверняка Конди окопался где-нибудь в другом месте. Целехонький и со всем своим оборудованием.

Я снова направился к двери, а Грейсон поднялся со своего кресла и потащился вслед за мной. Его желтое лицо раскраснелось.

— Я не хотел бы показаться невежливым, — пробормотал он. — Вы, вероятно, думаете, что нам с Летти не стоило так упорно размышлять над этим делом все это время?

— Мне кажется, вы оба проявили настойчивость, — сказал я. — А не был ли во всем этом замешан еще кто-нибудь, кого вы не упомянули?

Грейсон покачал головой, потом посмотрел на жену. Ее руки держали на штопальном яйце очередной носок. Голова чуть склонилась набок. Она, казалось, вся ушла в свои мысли.

— Судя по тому, что мне рассказывали, миссис Алмор в тот вечер в кровать уложила медсестра доктора Алмора. Могла это быть та самая медсестра, с которой у доктора, как вы предполагаете, был роман? — спросил я.

— Подождите минуточку, — резко сказала миссис Грейсон. — Ту женщину мы никогда не видели, но у нее было красивое имя. Подождите минутку.

Мы ждали.

— Какая-то Милдред, — наконец сказала она.

Я глубоко вздохнул.

— Может быть, Милдред Хэвилэнд, миссис Грейсон?

Женщина радостно улыбнулась и закивала.

— Ну конечно, Милдред Хэвилэнд. Юстас, ты разве забыл? Неужели ты забыл, Юстас?

Он забыл. Он смотрел на нас, словно лошадь, которую поставили не в свое стойло. Открыл дверь и пробормотал:

— Какое это имеет значение…

— И еще вы сказали, что Тэлли был невысокого роста, — вспомнил я. — А не был он, к примеру, эдаким крикливым задирой с грубыми манерами?

— О, нет, — ответила миссис Грейсон. — Мистер Тэлли мужчина не выше среднего роста, средних лет, волосы у него рыжеватые, а голос очень тихий. У него было какое-то — беспокойное выражение лица. Я имею в виду, что такое выражение было у него все время.

— Может быть, ему оно было для чего-нибудь необходимо, — сказал я.

Грейсон протянул мне свою костлявую руку, и я пожал ее. Было такое ощущение, что обмениваешься рукопожатием с вешалкой для полотенец.

— Если доберетесь до него, — сказал Грейсон, плотно зажав трубку во рту, — приносите счет. Я, естественно, имею в виду, если доберетесь до Алмора.

Я сказал, что понял, кого он имел в виду, но никакого счета не будет.

Я вышел в безмолвный коридор. Пол в лифте был застелен плюшевым ковриком.

24

Дом на Вэстмор-стрит оказался небольшим одноэтажным каркасным строением позади большого дома. Номера на нем видно не было, но на двери впередистоящего дома виднелся подсвеченный лампочкой трафарет «1618». Мимо окон большого дома на задворки вела узкая бетонированная дорожка. Перед нужной мне дверью была малюсенькая веранда с единственным стоящим на ней стулом. Я поднялся и позвонил.

Звонок прозвенел совсем близко. Входная дверь была открыта, но вход преграждала дверная решетка; за ней было темно.