Мартин Дэвис - Загадочная птица Страница 31

Когда он приезжал днем, она отбрасывала прочь все мысли о работе, и они проводили время у камина или гуляли по зимнему лесу, разговаривая о разном. Но тема значила меньше, чем факт самой беседы. Иногда они фантазировали, порой вдруг смеялись без причины. Деревья и поля вокруг пребывали в летаргии в ожидании весны, когда снова запустятся часы. В эти времена мисс Браун забывала о прошлом, которое привело ее сюда, и о страхах за будущее. Конец недели казался невообразимо далеким.

И он гнал от себя любое воспоминание, которое могло омрачить его полное счастье. Вечерами они затихали у огня и мечтали о мире, где все, включая их самих, было идеальным.

— Почему бы тебе не придумать способ выращивать ананасы на Болотах[8]? — говорила она.

— Там слишком холодно, — отвечал Банкс.

— А ты проложи под землей трубы с нагретой водой. Люди станут приезжать сюда из Бразилии, чтобы искупаться.

— А ты, — произносил он после размышления, — придумай способ выращивать мох и лишайник внутри дома. Просто для красоты. Будешь объезжать графства Англии, учить людей. За это тебя единогласно выберут в Королевское общество.

— Слишком молода, и к тому же женщина.

— Мы запишем тебя под именем Том Браун-старший.

— А можно, чтобы я просто рисовала лишайники?

— Конечно. Будешь путешествовать со мной по миру и рисовать собранные образцы. Мы с тобой удивим мир потрясающей коллекцией.

— Женщина на корабле?

— Я наряжу тебя юношей.

— Лишь ради моих рисунков? — Она приблизила лицо к его лицу и легонько провела губами по шее.

— Хм, очевидно, и не только ради них.

Улыбаясь, Банкс рывком притянул ее к себе и стал покрывать лицо поцелуями.

Когда февраль подступил совсем близко, а снег начал уступать воде, поездки Банкса стали медленнее и не так поднимали настроение. Время их как бы предупреждало: до отплытия корабля «Резолюция» осталось всего четыре месяца.

Встречи становились все более бурными, а расставания — мучительными. Они не желали думать, что все заканчивается, но помнили каждый день. Это не настраивало на шутливый лад. Даже когда они вместе чему-то смеялись, в этом чудилась какая-то нервозность, отчаяние, желание ухватиться за момент и держать его, сколько можно. Вместо прогулок они предпочитали сидеть тихо рядом, непрерывно касаясь друг друга.

И вот однажды, когда они лежали ночью в постели, а комнату освещал лишь огонь в камине, Банкс сказал:

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Ее голова покоилась на его груди. Она, вероятно, спала, но при этих словах пошевелилась и посмотрела ему в глаза. Сзади в камине слабо потрескивали поленья. Он ожидал смеха, каких-то шуток, а мисс Браун очень долго молчала, затем наконец, словно через силу, произнесла:

— Но это невозможно.

— Возможно! — С неожиданной энергией Банкс схватил ее за плечи. — У де Коммерсона[9] получилось. Его возлюбленная путешествовала с ним по миру, одетая пажом. Она видела страны Ост-Индии, Китай, Индию, удивительные, чудесные места!

— Но люди знали, кто она такая. — Ее голос звучал спокойно. — Эту женщину потом разоблачили.

— Ты могла бы подняться на борт корабля на Мадейре, — продолжил Банкс. — Там никто за тобой пристально наблюдать не будет. Я скажу Куку, что один из моих рисовальщиков ждет на Мадейре. Вот и все.

— Джозеф! Разве может женщина на корабле притвориться мужчиной? Там же все…

— На сей раз для моей группы выделят больше места. Об этом уже есть договоренность. Я потребую еще каюту, рядом со своей. Они не откажут.

Мисс Браун отвернулась, пытаясь представить себя подстриженную, втиснутую в тесный сюртук.

— Только подумай! — воскликнул он. — Ты своими глазами увидишь океаны и тропические леса, все, о чем мы говорили, своими собственными глазами. Побываешь со мной в землях, еще не нанесенных на карту, посмотришь в ночном небе на созвездие Южного Креста. Сможешь подставить лицо ветру, дующему из Антарктики, когда мы станем огибать мыс Доброй Надежды. Увидишь сама все, что воображала! Подумай об этом! Подумай, как это будет прекрасно!

Она сознавала, что подобное невероятно, что это просто безумие, рожденное долгими вечерами под зимними звездами. И все же свет от камина трансформировал его слова в яркие образы, а мечты, хранящиеся в самой-самой глубине, вдруг оказались на мгновение так близко, что их можно было потрогать руками. Ради этого она бы рискнула очень многим. И ради того, чтобы быть с ним. Хотя мисс Браун знала, что рано или поздно его потеряет.

Через неделю на оживленный постоялый двор Белл-Пост, заставленный почтовыми каретами, вкатил экипаж. Это было на середине пути между Лондоном и Батом. Экипаж ничем не примечательный, постоялый двор тоже, и слуга, который выскочил, чтобы помочь выйти прибывшим, был без ливреи. Из экипажа вышли двое, одетые скромно, но дорого. Наверное, мелкопоместные дворяне, подумал хозяин, приветствуя их и препровождая в отдельный номер. Его больше интересовала одежда гостей, чем лица, и потому он не заметил, с какой заботой относился тот, кто повыше, к другому, щуплому и бледному. Прислуживающая им женщина ко второму вовсе не приглядывалась. Ее внимание было обращено на крупного мужчину, красивого, с благородными манерами. Будь она внимательнее, то наверняка подивилась бы хрупкости сложения его спутника. Мальчику из паба, ринувшемуся придержать для них дверь, вообще заметить что-либо странное было мудрено. Сколько разных путников проходили мимо него каждый день. Однако он долго помнил сияющую золотую монету, которую тот, что повыше, прижал к его ладони.

И никто особо не озаботился, когда на утро экипаж отъехал, повернув к Лондону. То есть в ту сторону, откуда прибыл.

Она знала с самого начала, что они себя обманывают. Их попытки отрепетировать маскарад заканчивались успехом, поскольку окружающие были не слишком внимательны. Они выезжали таким образом еще несколько раз с одинаковым результатом. Вероятно, на корабле по пути на Мадейру все сойдет благополучно. Пассажир, сидящий тихо в своей каюте, — явление обычное. Да там никто особенно не приглядывается. Не до этого. Мисс Браун не нужно ни с кем разговаривать. Попросит принести еду, еще что-нибудь, и все. Банкс заверил, что команда не проявляет к пассажирам любопытства. Для них главное, чтобы ты оплатил проезд и не доставлял неприятностей. Тем более что большинство пассажиров будут мучиться морской болезнью. Команда к этому привыкла.

Но она знала, что на Мадейре все будет иначе. Банкс даст ей рекомендательное письмо в Английский Дом, где останавливаются англичане, и уж тут не преминут поинтересоваться гостем. Даже если она станет проводить все дни, собирая на холмах гербарий, избежать расспросов не удастся. Мисс Браун уже сейчас трепетала при мысли о позоре и унижении в случае разоблачения. И все же, что страшного случится? Защищенная рекомендательным письмом, она, наверное, может не бояться публичного разоблачения. Если и догадаются, то ей ничего не скажут, а станут судачить между собой. Это неприятно, но пусть судачат. В случае полного провала возвратится в Лондон первым же кораблем. Репутация Банкса не пострадает. Зато она увидит столько нового, получит незабываемые впечатления, сделает массу рисунков!

Но если ее не разоблачат на Мадейре, то на корабле «Резолюция» — обязательно. Одурачить Кука не удастся. Банкс всегда восхищался его проницательностью. Итак, капитан непременно узнает правду, и что тогда? Если это случится в самом начале, у нее будет возможность, краснея, незаметно исчезнуть с корабля, оставив Джозефа объясняться. Он что-нибудь придумает, они с капитаном посмеются, и к концу трехгодичного плавания все забудут. А если такое случится позднее, в открытом море? Можно ли после этого нормально существовать на судне? Конфуз, унижение и все прочее, но она будет там, когда корабль пересечет экватор, зайдет в Рио-де-Жанейро. Даже если Кук в порту потребует покинуть корабль, все увиденное уже будет при ней. Осуществится то, о чем она никогда не осмеливалась даже мечтать.

Имелось еще обстоятельство, которое приводило мисс Браун в трепет, о чем она не признавалась Банксу. Ей предстояло путешествовать одной. Без сопровождения. Она будет вынуждена во всем полагаться только на себя. О такой независимости ни одна женщина в ее мире никогда не помышляла. Одна мысль, что подобное возможно, вызывала в ней бурю волнения. В случае разоблачения ее ждут насмешки, презрение, но так или иначе жить с этим можно. После возвращения со временем все неприятное изгладится из памяти, останется лишь то, чего она достигла.

Банкс о вероятности провала пока не задумывался. Это опасно — любить и быть оптимистом. Он по-прежнему был слегка опьянен успехом и знал, что его план сработает, потому что он заставит его сработать. Главное — действовать решительно. Но даже у него возникали моменты, когда неожиданно становилось тревожно. Банкс иногда просыпался ночью в панике, что ее нет рядом. Затем долго лежал и смотрел на нее спящую, свернувшуюся под одеялом, прислушивался к дыханию, легкому, едва ощутимому. В такие моменты в нем пробуждалась необычайная нежность, и мысль о задуманной авантюре казалась в лучшем случае смехотворной. Отправляться ей одной в такую даль — немыслимое безрассудство, на которое она решается под его давлением, из-за его эгоизма. Банкс давал себе клятву, что утром отменит все планы. Но потом, проснувшись, возбужденный близостью ее тела, забывал ночные страхи и вспоминал, какая мисс Браун смелая, дерзкая, особенная, не похожая ни на одну женщину. Начинал гордиться, что она согласилась пойти на такой риск.