Эрл Гарднер - Дело молчаливого партнера Страница 32

Мейсон будничным тоном начал задавать вопросы:

— Мисс Дилмейер, вы знакомы с мистером Пивисом?

— Да.

— Сколько времени?

— Несколько недель.

— По его совету вы познакомились с Робертом Лоули?

— Нет.

— Нет? — повторил адвокат, подняв брови.

— Нет, сэр.

— Кто же в таком случае вам это предложил?

Лейбли не выдержал и вскочил со стула:

— Ваша честь, вопрос не относится к существу дела.

— Каково ваше мнение по этому поводу, мистер Мейсон? — с интересом спросил судья.

Мейсон спокойно ответил:

— Ваша честь, в данном деле перед истцом возникает следующая дилемма. Если он выступает, как покупатель сертификата, то, поскольку Линк умер, не совершив акта купли-продажи, истец лишается прав на этот документ и не может поддерживать обвинение. Право на предъявление иска дает ему лишь единственная позиция: он должен рассматривать Линка как своего агента, нанятого для приобретения сертификата. Но как только он занимает эту позицию, он берет на себя ответственность за все, что делал Линк, выполняя поручение. Он мог прибегнуть к судебной защите по общему праву, но предпочел защиту по праву справедливости. Но, согласно правовой аксиоме, тот, кто обращается в суд по праву справедливости, должен быть морально безукоризненно чист. Если его агент, Линк, выполняя поручение, нарушал нормы морали, прибегал к обману, шантажу, применял незаконные методы, то истец не может надеяться на судебную защиту по праву справедливости.

Судья Гросбек удовлетворенно кивнул.

— Ваша честь, но закон вовсе не таков, — заявил Лейбли.

— Закон именно таков, — ответил судья Гросбек спокойно.

— Но Пивис ничего не знал о делах Линка, — опять не выдержал Лейбли.

— Будучи агентом Пивиса, Линк должен был во всех своих действиях отчитываться перед своим нанимателем. Мистер Пивис, получая выгоду от его деятельности, должен нести за нее ответственность.

Лейбли, задумавшись, сел. После того как дело повернулось таким неожиданным образом, он, пожалуй, не заметил бы, если бы из-под него кто-то вытащил стул.

Мейсон возобновил допрос:

— Поставим вопрос по-другому, мисс. Вам сказали, что мистер Лоули владеет некоторым количеством акций, которыми интересуется мистер Пивис, и попросили быть предупредительной с Лоули и…

— Никто не говорил мне об этом.

Мейсон удивленно поднял брови:

— Разве так?

— Да, никто.

— Как же тогда произошло ваше знакомство с мистером Лоули?

— Мне посоветовали с ним познакомиться.

— Кто посоветовал?

— Мистер Колл.

Лейбли победно улыбнулся:

— А ведь Пивис не имел никаких дел с Коллом. Колл не был его агентом.

— Это будет установлено в соответствующее время, — заметил судья.

Мейсон продолжал допрос:

— В ночь убийства Линка доводилось вам слышать какие-нибудь разговоры между Линком и Коллом о сертификате?

— Не в ту ночь, а днем.

— Что же Линк сказал?

— Линк заявил, что документ у него. Если Пивис хочет приобрести акции, он должен приехать к Линку до полуночи, причем с наличными. Чеки Линку были не нужны, он хотел только наличные деньги.

— Вы слышали такой разговор?

— Да, сэр.

— Где все происходило?

— В «Золотом Роге».

— В ночном клубе?

— Да, сэр.

— В каком именно месте «Золотого Рога» был разговор?

— Наверху, в комнате верхнего этажа.

— Упоминался ли в разговоре Сиреневый каньон?

— Протестую, — закричал Лейбли, — вы пытаетесь настроить суд против истца. В самом вопросе вы прямо намекаете, что истец предпринял некие шаги к убийству, чтобы заполучить сертификат.

Судья бесстрастно спросил Мейсона:

— Убеждены ли вы, что между этими событиями существует связь?

— Ваша честь, — ответил Мейсон, — я думаю, нам следует заслушать и другие важные показания. Вы, ваша честь, с вашим опытом не примете всерьез неаргументированные намеки. Здесь ведь не суд присяжных.

— Продолжайте, — с удовлетворением сказал судья.

— Итак, отвечайте на вопрос, — обратился адвокат к Эстер Дилмейер.

— Да, — еле слышно проговорила она.

Неожиданно адвокат сменил тему:

— Ваша манера есть конфеты, мисс, несколько необычна, не так ли. Вы едите их одну за другой, причем очень быстро?

— Наверное, да.

— И как давно у вас появилась такая привычка?

— Со времени работы на кондитерской фабрике, мне тогда было только девятнадцать.

— Как возникла такая привычка?

— Девушкам не разрешалось есть изготовляемые ими конфеты, — сказала она и тихонько рассмеялась. — А кроме того, я терпеть не могла хозяина, и мне казалось, что я могу ему навредить таким способом.

— Понятно, — улыбнулся Мейсон. — Но скажите, пожалуйста, кто мог знать об этой вашей манере есть конфеты сразу и помногу?

Она пришла в некоторое смущение и что-то пробормотала.

— Вы должны говорить громче, — распорядился судья, — иначе секретарь не сможет записать ваши слова.

Она сказала чуть громче:

— Как будто никто… Может быть, кто-то из близких друзей… Разве… Ирма Редин.

— Был ли вашим близким другом мистер Лоули?

— Нет.

— Мистер Колл?

— Нет! — резко сказала она.

— Возможно, мистер Мейгард?

— Он был не другом, а нанимателем.

— Но ведь он, вероятно, знал, как вы едите конфеты?

Она была в явном замешательстве. Ответ «да» содержал бы прямой намек. Судья Гросбек, откинувшись на спинку своего кресла красного дерева, пристально вглядывался в ее лицо. Лейбли настороженно молчал, не решаясь прервать диалог, и лишь поворачивал голову от адвоката к свидетельнице и обратно.

— Я жду ответа на вопрос, — настойчиво проговорил Мейсон.

— Ну, он знал, что я работала на фабрике.

— Откуда?

— Ну, когда нанимал…

— Вы хотите сказать, что работали на кондитерской фабрике, когда мистер Мейгард пригласил вас работать в ночном клубе?

— Нет, он просто видел мои документы.

— А мистера Колла вы не числите среди близких друзей?

— Нет.

— Но одно время вы так считали?

— Смотря что считать дружбой.

— Так. Теперь насчет Роберта Лоули. Был ли он вашим другом?

— Н-н-нет… Но, может быть… да.

— Угощал ли вас конфетами мистер Пивис?

— О да. И не раз. Он такой милый.

— И он видел, как вы их ели?

— Ну да.

Мейсон повернулся к судье Гросбеку.

— Ваша честь, я прошу перенести заседание на завтра. Конечно, этот вопрос решает суд, и…

— У нас нет возражений, — поспешил сказать Лейбли.

— Прекрасно, — объявил судья. — По договоренности с обеими сторонами слушание продолжится завтра в десять утра.

У судьи Гросбека был такой вид, точно он хочет о чем-то спросить Эстер Дилмейер. Но намерение оставаться беспристрастным победило. Он встал и отправился в судейскую комнату.

Между тем, к Мейсону решительно направился Мейгард. Он явно был взбешен.

— С какой целью вы хотите втянуть меня в эту историю с конфетами? — рявкнул он.

— Я этого и не хочу, — ответил Мейсон, складывая свои бумаги. — Я просто задаю вопрос, а свидетельница отвечает.

— Согласитесь, Мейсон, ваша манера задавать вопросы довольно необычна.

— Это моя привычка, особенно, когда мне приходится иметь дело с людьми, которые пытаются навязать мне свои условия.

Мейгард подошел ближе и окинул адвоката холодным, враждебным взглядом, словно оценивая его возможности.

— Ну, что дальше? — спросил Мейсон.

— Мне это не нравится! — выпалил Мейгард и, повернувшись на каблуках, двинулся к выходу.

Подошла Милдред Фолкнер и протянула Мейсону руку:

— Я, конечно, не знаток, но, похоже, вы их чем-то расположили.

— Мне сдается, я напал на что-то интересное. Скажите, вы виделись с Шарлоттой?

Оживление сразу исчезло с лица Милдред, она кивнула, и в ее глазах заблестели слезы.

— Как сестра?

— Очень плохо. Ее осмотрел тюремный врач и заявил, что в течение двух суток больная не должна никого видеть. Ему пришлось сделать исключение только для меня, так как Шарлотта все время спрашивала обо мне. Доктор посчитал, что такое свидание поможет сестре… Но он предупредил, что не должно быть никаких разговоров о деле.

— Ну и как, вам это удалось?

— Да не очень. Шарлотта все порывалась что-то рассказать, ну а я сначала старалась свести разговор на другое, а потом подумала, что, если она выговорится, ей полегчает. Она ужасно взволнована.

— Чем же?

— Полиция вынудила ее признаться, что она отдала сертификат вам. Они ей сказали, что вы отказываетесь от ее защиты, а сертификат передали им. Просто поразительно, мистер Мейсон, насколько полицейские бессердечны и беспринципны!

— Видите ли, им кажется, что с преступниками все средства хороши.