Джон Карр - Назло громам Страница 32

Филип, стоявший с опущенной головой, слегка кивнул. Весь вид этого совершенно безупречного молодого человека, в безупречном пиджаке и безупречно отутюженных брюках, с безупречно накрахмаленным воротничком, был глубоко трагичным. С ним плохо обошлись, и он понимал это. Он сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно. И вот теперь твердо и решительно стремился понять происходящее.

— Послушайте! — произнес он. — Вы знаете, каким образом убили Еву?

— Да, — ответил доктор Фелл, переглянувшись с месье Обертеном. — У нас есть все основания предполагать, что знаем.

— Я ни в коем случае не уклоняюсь от ответа на ваш вопрос, — горячо продолжал Филип. — С тех пор как я вернулся из банка, мне пришлось ответить на целую их вереницу. Так вот что я думаю: из того, что вы оба говорили (и это, похоже, не секрет), следует, что Ева либо покончила с собой, либо была отравлена ядом?

— Верно, молодой человек, — подтвердил месье Обертен. — Мы почти уверены, что это был яд.

— Ага! — пробормотал сэр Джералд Хатауэй.

— То есть все это должно было произойти во время завтрака…

— Или до завтрака, — вставил доктор Фелл.

— Так… «или до завтрака»! Вы говорите, что докопались до сути дела, — закричал Филип, — а сами утверждаете, что ее отравили либо во время завтрака, либо до него?

— В каком-то смысле, — спокойно согласился доктор Фелл, — это абсолютная правда.

— Но этого не могло быть. Это же полная чушь! Ева не завтракала. Она всегда сидела за столом во время завтрака, иногда могла выпить кофе с булочкой, но сегодня утром ничего не ела.

— В данном конкретном случае, — заметил доктор Фелл, — речь не идет о завтраке в привычном смысле. Это и есть предмет моего вопроса.

Несколько мгновений стояла мертвая, леденящая душу тишина. Хатауэй, опустив голову, неотрывно глядел в пол.

— Мы пятеро, — продолжал доктор Фелл, — спустились к завтраку в разное время. В моем случае сказать «спустились» было бы неверным, поскольку я спал на первом этаже, кстати тоже в восточной части виллы. Так вот, позвольте продолжить. — Он секунду помолчал. — В какое бы время ни спустился каждый из нас — вы, сама миссис Ферье, мисс Пейдж, сэр Джералд Хатауэй и я, — важно то, что все мы вышли из-за стола в половине восьмого. По словам сэра Хатауэя, миссис Ферье выходила прогуляться в сад вскоре после семи часов. Вы видели ее тогда?

— Нет, не видел, но уверен, что она выходила.

— Почему вы так уверены?

— Потому что она всегда так делала. Каждое утро с тех пор, как начала работать над книгой.

— Когда и где вы в первый раз увидели ее в это утро?

— Когда спускался вниз, примерно в четверть восьмого. Она выходила из кабинета.

— Из кабинета? — Доктор Фелл повысил голос. — Из кабинета? Вы совершенно в этом уверены?

— Конечно уверен! — закричал Филип с искренностью и отчаянием, в которых невозможно было усомниться. — Почему она не могла этого сделать? Она сказала, что посидит с нами и выкурит сигарету, прежде чем приступит к работе.

В мертвой тишине Брайан, стоя за дверью, увидел, как двинулся силуэт полицейского, дежурившего у входа. Вначале послышался звук его шагов по плитке, а затем по бетонному полу коридора. Подойдя к месье Обертену, полицейский отдал честь и сказал по-французски:

— Господин начальник, сигнал подан.

— Прекрасно! — произнес месье Обертен с легкой хитроватой усмешкой. — Можете идти. А вас прошу в лифт вместе с остальными. Теперь мы должны встретиться с мисс Пейдж.

— Но послушайте… — начал Филип.

— Прошу вас зайти в лифт! Думаю, как-нибудь поместимся все, хотя и будет немного тесновато. Мисс Пейдж наверху, сигнал подан. У нас очень мало времени.

Полицейский ушел, оставив Брайану путь открытым, однако даже после того, как вся группа зашла в лифт, он не мог сдвинуться с места. И стоял неподвижно до тех пор, пока не услышал сзади, со стороны лестницы, голос.

Позже он припомнит, как был подан сигнал (поднята полицейская дубинка), давший волю другим силам, которые не остановились вплоть до той самой отвратительной сцены следующего утра.

В этот момент, когда его разум был готов взорваться от гнева и злости, на лестнице раздался голос Паулы Кэтфорд.

Она стояла в середине последнего пролета, держась рукой за железные перила; электрическая лампочка над ее головой, забранная в металлическую сетку, отбрасывала резкие тени на ее нежное лицо. Брайан никогда не забудет ее гибкую, стройную фигуру в желтом платье, в таких же, как и у Одри, желтовато-коричневых туфлях и чулках. Паула спустилась вниз, на площадку.

— Не думала, что догоню вас… — Она замолчала. — Пожалуйста, простите меня за то, что я вам наговорила. Я ничего подобного не имела в виду! Если вы собираетесь в «Пещеру ведьм», то я пойду с вами.

Брайан разозлился еще больше, хотя ему было трудно устоять перед этим умоляющим голосом и поднятыми на него глазами.

— Не хотелось бы показаться негалантным, но у вас есть на это какие-то особые причины?

— Да! Все на свете причины!

— И все ради Десмонда Ферье?

— И ради вас тоже. Я не была до конца откровенна с вами, да я и не могла. Возможно, и не смогу! — Ее умоляющий взгляд действовал на Брайана почти гипнотически. — Можно мне пойти с вами?

— Если пообещаете не вмешиваться.

— Обещаю совершенно ни во что не вмешиваться, — проговорила Паула, — в том смысле, который вы имеете в виду. Только вы не представляете, что может случиться, если я не пойду. Вы не представляете, что может случиться, — она дотронулась до лацкана его пиджака, — в «Пещере ведьм».

Глава 14

В сиянии лунного света над низкими крышами домов, стоящих на самой вершине холма, севернее улицы Жана Жанвье выделялся темный силуэт «Отель де Виль».

— Вы как-то говорили о невероятных убийствах, — раздался в темноте голос Паулы, — и в то же время не знаете имени Обертена?

— Вообще-то это имя мне немного знакомо. Я где-то уже слышал его.

— Должны были слышать. Держу пари, сэру Джералду Хатауэю оно известно.

— Хатауэю известно все. А откуда ему знать именно об этом случае?

— Он произошел в Женеве, — ответила Паула. — Убитая женщина продолжала идти.

Когда Брайан попытался припарковать машину у глухой стены, где, кстати, этого не следовало делать, он услышал, что задние колеса прокручиваются в грязи. Брайан попытался сделать еще одно усилие, но мотор взревел и заглох. Паулу, сидевшую рядом, наклонило к нему, она взглянула в его глаза.

Но что можно было увидеть в глазах, кроме легкого блеска?.. Куранты пробили десять. Если не считать доносившегося издалека лая собаки, улицы были такими тихими, что казались совершенно опустевшими. Брайан вежливо наклонил голову и спросил:

— Это была какая-то особенная мертвая женщина?

— Я вам серьезно говорю.

— Я тоже серьезно. Кстати, где находится эта «Пещера ведьм»?

— Бросьте камень — и попадете в нее. — Паула прислонилась еще ближе. — Показать?

Брайан вышел из машины, обошел вокруг нее, открыл дверцу и чуть ли не вытащил Паулу наружу.

— Ладно, показывайте, где жил этот Жан Жанвье. Раз уж мы собираемся в ночной клуб с таким названием, не стоит тащить туда призраков или шагающий труп.

— Жан Жанвье жил в другом месте, а сюда принесли самые лучшие его картины. Кстати, хотите верьте, хотите нет, но я расскажу вам правду об этой мертвой женщине. Это была императрица Елизавета Австрийская, жена императора Франца-Иосифа, а произошло это лет шестьдесят назад.

Под «небесным оком» луны на маленькой, сбегавшей под уклон уличке, освещенной тусклыми лампами на уровне земли, Брайан приостановился, услышав это имя.

— Австрийская императрица, — продолжала Паула, — приплыла по озеру пароходом из Кокса и остановилась инкогнито в одном из отелей, выходивших на набережную Мон-Блан. На следующий день, когда она возвращалась пешком по набережной на пароход, молодой итальянец по фамилии Лукени поднялся с лавочки и подбежал к ней.

Никто, включая и императрицу, не увидел в его руках оружия. Свидетелям показалось, что Лукени хотел украсть часы, висевшие на груди Елизаветы. Он ударил ее кулаком и убежал. Императрица сказала, что ничего не случилось, и продолжала идти к пароходу вместе с графиней Штараи. Теперь припоминаете этот случай?

— Да.

— Императрица, сама того не зная, уже была мертва. Ей проткнули легкие и сердце ножом с таким тонким лезвием, что она даже не почувствовала, как началось внутреннее кровотечение, пока не упала.

— Еще один случай из вашего журналистского опыта? И к чему вы его упомянули?

— А вы не понимаете? Тогда комиссара полиции звали Обертен. Возможно, это простое совпадение имен, но в любом случае наш Обертен — начальник полиции.