Эллери Квин - Чудо десяти дней Страница 34

— «У меня есть копии, — сказал он. — И они не уступают оригиналам. Так вот, я желал бы их продать».

— Да?

— Я пояснила, что денег у меня больше нет. Я ему еще много чего наговорила. Или пыталась рассказать. Но он меня не слушал.

— И сколько он попросил у вас на этот раз, Салли? — Эллери хотелось, чтобы люди как можно реже сталкивались с пугающими последствиями и потому получали сперва добрые советы.

— Двадцать пять тысяч долларов. Снова!

— Очередные двадцать пять тысяч! — выкрикнул Говард. — Где мы, черт побери, найдем очередные двадцать пять тысяч? Он что, думает, мы купаемся в деньгах?

— Помолчи, Говард. Салли, расскажите мне, чем закончился разговор.

— Он сказал, что двадцать пять тысяч нужно оставить в зале ожидания железнодорожной станции Райтсвилла, в одной из камер хранения.

— В какой камере?

— Номер 10. И разъяснил, что пришлет ключ с утренней почтой. Я уже съездила к воротам и все взяла.

— Ключ был адресован лично вам, Салли?

— Да.

— А вы его проверили?

— Ну что же, я вынула его из конверта и осмотрела. И Говард тоже. Неужели нам нельзя было это сделать?

— По-моему, это несущественно. Птичка слишком осторожна и не оставляет следов, то есть отпечатков пальцев. А конверт у вас сохранился?

— Он у меня. — Говард боязливо огляделся по сторонам, прежде чем достать из кармана конверт и передать его Эллери.

Это был дешевый, гладкий, совершенно обычный конверт — стандартное изделие, продающееся в Америке на любой почте. Адрес отпечатали на машинке. И ни одной марки. Эллери, не комментируя, отложил его.

— А вот и ключ, — проговорила Салли.

Эллери посмотрел на нее.

Она покраснела.

— Он передал, что ключ надо оставить наверху камеры над номером 10. Спрятать его, чтобы он не бросался в глаза и находился поближе к стене. — Она по-прежнему протягивала ключ.

Но Эллери не взял его.

Вскоре Салли робко положила ключ на стол.

— Он обозначил какие-нибудь временные рамки следующего платежа? — спросил Эллери, словно ничего не случилось.

Она невидящими глазами поглядела в окно на Райтсвилл.

— Деньги должны быть в камере хранения на станции сегодня, в пять часов дня, а иначе он вечером отправит эти фотокопии Дидриху. К нему в офис, где я не смогу их перехватить.

— В пять часов. Это значит, что он намерен поместить их в камеру в час пик, когда на станции полным-полно народу, — задумчиво произнес Эллери. — Поезда до Слоукема, Баннока и Конхейвена. Все в движении, напряженный график. А ведь он торопится, не так ли?

— По-вашему, у него есть шанс нас припугнуть, — уточнила Салли.

— А чего еще вы ждете от шантажиста — честности?

— Понимаю. Вы нас предупредили. — Салли все еще отводила от него взгляд.

— Вы меня не так поняли, Салли. Я просто хочу очертить круг возможностей — на будущее.

— Будущее! — не вытерпел Говард.

Эллери откинулся в кресле и с любопытством посмотрел на него.

— Какое будущее? О чем ты говоришь, Эллери?

Теперь и Салли уставилась на Квина.

— Вы же думаете, будто он загнан в угол?

— Но…

— Салли, а он не упоминал о том, что хочет отдать фотокопии лично вам?

— Нет.

— Впрочем, даже если бы он вам и предложил, он мог бы сделать десять фотокопий четырех писем. Или сто. Или тысячу.

Женщина и мужчина безмолвно переглянулись.

Эллери это не порадовало, и он отвернулся. Внезапно ему сталь жаль их обоих. До того жаль, что он простил им глупости и фобии. У него тоже хватало просчетов, и он принялся о них размышлять. Конечно, ему нужно было сохранять объективность, ничего им не прощать и держаться с ними цинично — вот лучший совет самому себе. Но Эллери безнадежно сентиментален, когда что-либо затрагивает его эмоции, а они молоды и влипли в скверную историю.

Он опять повернулся к ним. Салли клубочком свернулась в большом кресле, поджав ноги, и закрыла лицо руками. А Говард налил себе скотч и пил его, глядя в одну точку.

— Поймите, он только вошел во вкус, — мягко пояснил им Эллери. — И будет требовать все больше и больше. Без конца. Возьмет все, что вы ему отдадите, все, что вам удастся украсть, а напоследок продаст фотокопии Дидриху. Не надо ему ничего платить. Ступайте к Дидриху, да поскорее. Оба. И признайтесь ему во всем. Вы можете это сделать? Вдвоем? Или один из вас?

Салли еще глубже спрятала лицо в ладони. Говард поглядел на стакан со скотчем. Эллери вздохнул:

— Я знаю, по-вашему, это нечто вроде вызова пожарной команды. Но в действительности все гораздо хуже. Один взрыв — и…

— Вы считаете, что я боюсь. — Салли опустила руки. Она плакала и сейчас не на шутку разозлилась. Совсем как в субботу вечером, хотя сегодня утром была другая причина. — Скажу вам откровенно. Я думаю о Дидсе. Он этого не переживет. — Она вскочила с кресла. — А о себе я больше не беспокоюсь, — заявила Салли низким, страстным голосом. — И хочу лишь одного — побыстрее забыть обо всем. Начать жизнь сначала. Посвятить себя Дидсу. Я смогу. А если возникнет необходимость, я добьюсь, чтобы Говард уехал из дома. Я буду беспощадна, Эллери. Вы даже не знаете, какой беспощадной я могу быть. Но у меня должен быть этот шанс. — Она отвернулась и глухо добавила: — Может быть, он не станет так часто звонить и позволит нам спокойно вздохнуть. Если вообще позвонит в третий раз…

— Этот конверт, Салли, — Эллери постучал по своему карману, — был отправлен по почте в Райтсвилле и проштемпелеван в субботу, в половине шестого вечера. Всего через пару часов после того, как получил первые двадцать пять тысяч. А значит, шантажист, получив конверт в «Апем-Хаус», сразу пошел на почту. Разве похоже, что он позволит вам спокойно вздохнуть до своего третьего звонка с требованием нового взноса?

— Ну, может быть, он перестанет нас шантажировать, — вспыхнула Салли. — Может быть, он поймет, что у нас ничего больше нет, и перестанет. А может быть, он… может быть, он вообще скоро умрет!

— А как по-твоему, Говард? — осведомился Эллери.

— Деньги не должны лежать в камере хранения. — Говард отодвинул стакан со скотчем.

— Тогда платить придется тебе.

— Да!

И Салли подтвердила:

— Мы должны.

Эллери похлопал пальцами по животу и спросил:

— Но чем вы будете платить?

Говард с силой швырнул стакан с виски в камин. Он с грохотом разбился о кирпичную кладку, и осколки разлетелись, словно россыпи бриллиантов.

— Как бриллианты, — пробормотал Говард. — Если бы они у нас были.

— Салли, — Эллери встревоженно наклонился к ней, — в чем дело?

— Я вернусь через минуту, — очень странно ответила Салли.

Выйдя из коттеджа, она бросилась бежать. Мужчины пристально смотрели, как она пробежала вдоль бассейна, затем по террасе и скрылась в особняке.

Говард покачал головой:

— Я даже не подозревал, что он позвонит сегодня утром, — и тут же без всякой связи виновато добавил: — Прости, что так вышло со стаканом, Эллери. Мне жаль. Я повел себя как мальчишка. — Он взял другой стакан и налил в него новую порцию скотча. — Нужно загладить это преступление.

Эллери заметил, что он выпил виски до последней капли.

Говард не глядя отвернулся.

Вскоре на террасе появилась Салли. Ее рука была прижата к правому карману жакета. Теперь она не торопясь, размеренным шагом двинулась по террасе и через сад. Однако на веранде коттеджа снова заспешила и громко хлопнула дверью.

Говард не сводил с нее глаз.

Она протянула ему правую руку.

С нее свисало бриллиантовое ожерелье.

— Я достала его из сейфа.

— Твое ожерелье, Салли?

— Оно мое.

— Но ты не можешь продать свое ожерелье!

— Я уверена, что выручу за него двадцать пять тысяч. Должно быть, Дидс заплатил за него все сто. — Она повернулась к Эллери: — Хотите на него взглянуть?

— Оно великолепно, Салли. — Эллери остался на месте и не взял его.

— Да, такое красивое. — Ее голос звучал твердо. — Дидс подарил его мне в первую годовщину нашего брака.

— Нет, — возразил Говард. — Нет, это слишком рискованно.

— Говард.

— Его непременно хватятся, Салли. Как ты все объяснишь отцу?

— Но ты же сам решил рискнуть двадцатью пятью тысячами.

— Что же, но я…

— Где бы ты их ни достал, есть какая-то запись. Расписка или что-нибудь еще. Конечно, тогда ты рисковал. А сейчас моя очередь. Говард, возьми его.

Говард покраснел. Но взял ожерелье.

Лучи солнца пробились сквозь окно, осветив их силуэты. Казалось, что его рука пылала в огне.

— Но за… него же надо выручить деньги, — промямлил Говард. — Я не знаю, как это можно осуществить.

«Говард, ни на что не способный. Говард зависимый».