Эллери Квин - Чудо десяти дней Страница 35

— Понимаете ли, — обратился к ним Эллери со своего вращающегося кресла. — По-моему, это форменный бред.

Говард посмотрел на него умоляюще:

— Эллери, я никогда не просил тебя что-нибудь сделать…

— Ты имеешь в виду, что я должен заложить это ожерелье в ломбард, Говард.

— Ты разбираешься в подобных вещах, а я нет, — выдавил из себя Говард.

— Да, и потому называю ваш план совершенно безумным.

— Но нам нужно получить деньги, — жестко заявила Салли.

Эллери пожал плечами.

— Эллери. — Теперь она просто умоляла его. — Сделайте это для меня. Окажите любезность. Это мое ожерелье. И я беру на себя ответственность. Говард прав — мы не должны были просить вас вмешиваться в наши дела. Что бы ни происходило. Но разве вам трудно совершить лишь один поступок.

— Позвольте спросить вас, Салли, — с расстановкой произнес Эллери. — Почему бы вам не сделать это самой?

— Меня могут увидеть в городе. Дидс, или Уолферт, или кто-то из их служащих. Как я вхожу в ломбард или выхожу из него. Вы не знаете, на что похожи маленькие города. Весть мгновенно распространится по всему Райтсвиллу. И Дидс непременно об этом услышит — кто-нибудь преподнесет ему такой подарок и с удовольствием перескажет. Неужели вы не понимаете?

К разговору присоединился Говард:

— Да, и то же самое случится со мной, Эллери.

Он не думал об этом, пока Салли все не сформулировала. И тут же охотно ухватился за ее слова.

— Или владелец ломбарда может проболтаться, или…

Эллери поднял брови.

— Разрешите мне ответить вам прямо и без экивоков. Вы хотите, чтобы я заложил ожерелье в ломбард, не упоминая о вас, Салли?

— В этом вся суть. Главное, чтобы Дидс не смог обнаружить…

— Я не стану ничего делать. Ни при каких обстоятельствах. — Лицо Эллери помрачнело. — Подобное ожерелье, должно быть, хорошо известно в Райтсвилле. Ну а если владелец ломбарда никогда его не видел, то стоит какому-то посетителю взглянуть, и…

— Но Дидс купил его в Нью-Йорке, — взволнованно возразила Салли. — И я его ни разу не надевала. Даже дома, Эллери, когда к нам приходили гости. Оно у меня всего несколько месяцев. Я берегла его для особых торжеств. О нем никто в городе не знает.

— Или ты можешь заложить его в ломбард где-нибудь в другом месте, — предложил Говард.

— Мне не удастся покинуть Райтсвилл, и у нас нет времени, Говард. Кажется, вы оба полагаете, что приезжий способен зайти в ломбард, заложить там ожерелье стоимостью в двадцать пять тысяч долларов и покинуть его с двадцатью пятью тысячами закладных, без единого вопроса. У вас в городе лишь один ломбард, на Площади, и его владелец — старый Симпсон. Так что я даже не сумею ничего купить поблизости. Симпсону потребуются доказательства — гарантии хозяйки ожерелья. Или ее расписка. И он сразу взвинтит цену. — Эллери покачал головой. — Это не просто глупо. Это почти немыслимо.

Однако Салли и Говард наперебой принялись его убеждать, выдвигая различные аргументы. Их решимость начала утомлять Эллери.

— Но вы же сами говорили мне, что знакомы с Дж. П. Симпсоном, — не отставала от него Салли. — Еще с того времени, когда вы гостили в Райтсвилле у Райтов. И расследовали дело Хейта.

— Я не знаком с Симпсоном, Салли. Мы мельком виделись в зале суда, на процессе Джима Хейта. Он был свидетелем обвинения.

— Но он тебя запомнил! — воскликнул Говард. — Ты здесь прославился, Эллери. И тебя никогда не забудут в этом городе!

— Может быть, и так, но почему вы полагаете, будто у Симпсона лежат наготове двадцать пять тысяч долларов? С какой стати ему хранить их в своей кубышке?

— Он один из самых богатых людей города, — торжественно объявила Салли. — У него крупнейший счет в Райтсвиллском национальном банке. А время от времени он предоставляет большие ссуды. Например, совсем недавно, в прошлом году, Сидони Гланнис влипла в жуткую историю с одним типом, который просто обобрал ее до нитки. Там тоже все было связано с письмами, и он шантажировал ее, выудив бог знает сколько деньжищ. У Сидони было много драгоценностей, доставшихся в наследство от ее матери, и она заложила их у Симпсона, чтобы заплатить шантажисту, — пока он не отправил письма Клоду. Я имею в виду Клода Гланниса, мужа Сидони. Не знаю, сколько ей дал Симпсон, но слышала, что больше пятнадцати тысяч долларов. Этого негодяя поймали, история выплыла наружу, а Клод Гланнис чуть с ума не сошел, но еще до ареста шантажиста — теперь-то он в тюрьме — всем в городе стало известно, и…

— Отчего же вы думаете, что никто в городе не узнает о вашей истории?

— Оттого, что вы Эллери Квин, — парировала она. — Вам нужно только сказать Симпсону, что вы приехали в Райтсвилл по срочному делу и остановились у Ван Хорнов. Просто так, без особой причины. Что вы должны заложить ожерелье, но не можете назвать имя его владелицы. Ну, или нечто подобное. Понимаете? Хотите, я даже напишу ваш диалог, Эллери. Прошу вас, сделайте это!

Каждая разумная клетка организма Эллери подсказывала ему, что нужно встать, собрать чемодан и уехать из Райтсвилла первым же поездом.

Однако вместо этого Эллери произнес:

— Как бы все ни обернулось, я заранее предупреждаю вас обоих, что больше не намерен потакать вашим прихотям и участвовать в ваших детских, нелепых и опасных играх. Запомните, мне нужна правда, и не рассчитывайте на меня, я все равно откажусь. А сейчас дайте мне, пожалуйста, ключ от камеры хранения и ожерелье.

Эллери вернулся из города вскоре после часу дня. Они следили за ним, и не успел он снять шляпу, как Салли и Говард появились у двери коттеджа.

— Дело сделано, — сообщил он и остановился, надеясь, что его молчание заставит их удалиться.

Но Салли вошла в комнату и опустилась в кресло.

— Ну, расскажите нам, — взмолилась она. — Как это было?

— Вы все хорошо обдумали, Салли.

— Разве я вам не говорила? И что вам ответил Симпсон?

— Он меня вспомнил, — улыбнулся Эллери. — Диву даешься, до чего же легковерны люди. Особенно хитрые. Я постоянно забываю об этом и всякий раз, когда действую, начинаю ошибаться… Что же, Симпсон все сделал сам. И я ему почти ничего не предлагал. Только дал ему понять, что расследую очень крупное, тайное и важное дело. А уж он пусть меня поддержит. — Эллери снова засмеялся. Салли медленно встала с кресла.

— Но деньги, — озабоченно осведомился Говард. — У тебя не возникло никаких осложнений с деньгами?

— Ни малейших. Симпсон запер свой магазин и лично отправился в банк, возвратившись оттуда с полной сумкой. — Эллери обернулся в сторону Райтсвилла. — Вся история произвела на него сильнейшее впечатление — и ожерелье, и я, и его участие в деле. Он заподозрил, что речь идет о какой-то международной операции и Райтсвилл — лишь одно ее звено.

Деньги положены в камеру хранения на станции. А ключ наверху, прямо у стены. Там слишком высоко, и вряд ли кто-нибудь сможет заметить. У шантажиста был точный расчет, — продолжил Эллери. — Вы оба хоть представляете себе, что я чувствовал? — Он повернулся к ним. — Ну, что вы скажете?

Они стояли перед ним и глядели на него, а не друг на друга. Но вскоре перестали смотреть и на него.

Салли разжала губы.

— Не надо меня благодарить, в этом нет необходимости, — остановил ее Эллери. — Думаю, вы не будете возражать, если я сейчас примусь за работу?

Вечером в понедельник он опять не обедал вместе с Ван Хорнами. Лаура принесла ему поднос, и он расправился с поданными блюдами у нее на глазах.

Эллери работал до рассвета.

Утром во вторник, когда он брился, кто-то окликнул его из гостиной:

— Квин? Вы уже встали?

Он удивился бы куда меньше, если бы с ним заговорил профессор Мориарти.[18]

Эллери приблизился к двери, по-прежнему держа в руке бритву.

— Надеюсь, я не оторвал вас от срочных дел. — Уолферт в то утро был само дружелюбие — энергичный, жизнерадостный, с широкой, во весь рот, улыбкой и по-мальчишески глубоко засунутыми в карманы руками.

— Нет, отнюдь. Как вы себя сегодня чувствуете?

— Отлично, просто отлично. Увидел, что ваша дверь открыта, и начал гадать, проснулись вы или нет. Ведь у вас почти всю ночь горел свет.

— Я писал примерно до половины четвертого утра.

— Так я и подумал. — Уолферт окинул сияющим взглядом заваленный бумагами стол.

«Он — единственный известный мне человек, — решил Эллери, — способный смотреть широко открытыми глазами и при этом таить что-то от собеседника».

— Вот, значит, как выглядит писательский стол. Замечательно, замечательно. Но, выходит, вы спали всего несколько часов, Квин.

«Итак, мы собираемся играть в какие-то игры», — заключил Эллери.