Эжен Шаветт - Сбежавший нотариус Страница 37

Монжёз отлично знал, какое золотое дно представлял собой замок. Оттого он еще больше злился, что упустил его. Тогда-то в виде шутки Реноден сказал: «Есть еще одно средство — завладеть замком, женившись на дочери Бержерона».

Услышав этот шутливый совет, маркиз даже не спросил, не безобразна ли, не кривонога ли, не глупа ли эта девушка, — он тотчас мысленно согласился на этот вариант, лишь бы завладеть замком.

Наконец-то его тщеславие будет удовлетворено! За тщеславием было на очереди корыстолюбие, которое даже не ожидало столь прекрасной добычи. Когда зашел разговор о взаимных интересах и Монжёз объявил двести тысяч ливров дохода, а опекун Лоры стал перечислять ценные бумаги, принадлежавшие девушке, у маркиза слюнки потекли.

Чтобы получить в свое владение замок, он готов был бы жениться на девушке, которая принесла бы в приданое лишь несколько тысяч дохода. Но замок Кланжи и в придачу к нему три миллиона — такого он просто не ожидал! С великолепной рыбой ему предлагали еще и вкуснейший соус! Можно было задохнуться от радости.

В эту минуту маркиза охватил мучительный страх, что женитьба сорвется. Если бы он обращал больше внимания на Лору, то заметил бы, что при мысли об этом браке глаза девушки блестят отнюдь не от удовольствия. Но могло ли прийти в голову самолюбивому Монжёзу, что Лора, выходя за него замуж, не чувствует себя на седьмом небе от счастья! Ведь он — молодой, красивый, титулованный, элегантный, умный, любезный! При этом маркиз воображал, что относится к себе не только справедливо, но даже несколько преуменьшает свои достоинства.

Как? В тот день, когда его представили Лоре, она была неподвижна, точно деревянная, но ведь это она оцепенела от восторга, а отнюдь не от неприязни. Она застыла в восхищении… Ни на минуту не сомневаясь, что девушка может отвергнуть его предложение, Монжёз и не думал о каких-либо препятствиях со стороны Лоры.

Бауэра, опекуна, которого занимала лишь финансовая сторона дела, Монжёзу бояться было нечего. К тому же готовность, с которой опекун изложил ему мельчайшие подробности относительно состояния несовершеннолетней девушки, ясно доказывала его желание увидеть свою воспитанницу маркизой. Не стал бы он таким тщательным образом демонстрировать богатство Лоры, если бы имел что-нибудь против этого брака.

Следовательно, подвоха можно ждать лишь от отца Лоры — этого внушавшего уважение господина с прямой осанкой и величественным выражением лица.

«Отец Лоры!.. У него чересчур строгий вид, нужно его умаслить», — подумал Монжёз, раскланиваясь. И в продолжение целого часа он расписывал перед Бержероном картины будущего счастья той, на которой он женится и которая принесет в семью столько добродетели, заимствованной ею у отца.

«Однако он не легко поддается!» — думал маркиз, сбитый с толку холодным видом Бержерона.

На все предположения и похвалы Монжёза тот только одобрительно покачивал головой. После первого свидания маркиз бросился к нотариусу. «Ну что? — спросил Реноден. — Уладили дело, не так ли?» — «Да, я только одного боюсь: потерпеть неудачу», — произнес Монжёз взволнованно.

Нотариус ошибся в причине волнения и сказал, улыбаясь: «А! Вы познакомились с Лорой и влюбились? Попались! А отец? Вы его видели? Как он вам?»

Маркиз считал Ренодена близким другом семейства Бержерона, а потому нашел за лучшее сказать: «Какой почтенный человек! Сразу видно, сама добродетель!»

Согласно пословице, аппетит приходит во время еды. Жадность Монжёза сначала была обращена на замок Кланжи, потом устремилась на миллионы Лоры. Но, как видно, и этого было еще недостаточно, потому что он спросил: «Состояние девушки, которое было мне представлено во всех подробностях, досталось ей после матери. А отец разве ничего не даст дочери?»

Пожав плечами, как человек, который ничего не может утверждать, нотариус закинул удочку ненасытному маркизу: «Господин Бержерон очень щедр!» После этих слов Монжёз простился с нотариусом.

«Ступай, пусть тебя ощиплют, дурак!» — проворчал ему вслед Реноден.

Всю ночь маркиз думал о будущем тесте, этом бдительном страже семейного очага. «Уж он от меня не уйдет, — повторял он мысленно. — Я вытяну из него несколько сот тысяч в приданое дочери».

Кстати сказать, в это самое время страдавший бессонницей Бержерон рассуждал о том, как бы хорошенько попользоваться деньгами дурака Монжёза. На следующий день после завтрака маркиз отправился верхом в замок Кланжи, чтобы поухаживать за Лорой. На пути к замку он увидел прогуливающегося господина, погруженного в глубокую задумчивость. Заложив за спину руки, тот медленно брел с обнаженной и опущенной головой. Услышав стук лошадиных подков о мостовую, он поднял голову, и Монжёз понял, что перед ним Бержерон.

Человек, которому с неба валятся в рот жареные жаворонки, не мог бы выразить большего удивления, чем то, которое появилось на лице у Бержерона при виде Монжёза. Похоже было, что старик не ожидал встретить маркиза.

А между тем Бержерон, еще издали завидев Монжёза, радостно пробормотал: «Попался, простофиля!»

XIV

При виде Бержерона маркиз остановил лошадь и рукой, свободной от поводьев, почтительно снял шляпу. Он встревожился: почему этот человек, которого он так жаждал назвать своим тестем и который имел к своим услугам тенистые, зеленые аллеи своего парка, бродит озабоченный и задумчивый по пыльной дороге под полуденными лучами солнца?

«Вы едете в замок, господин Монжёз?» — с важностью спросил Бержерон. «Я еду засвидетельствовать свое почтение вашей дочери», — ответил Монжёз.

Отец Лоры устремил на маркиза грустный взор; его лицо выражало некоторую нерешительность, в особенности губы, которые шевелились, но ничего не произносили. Наконец, собравшись с духом, он сказал: «Поезжайте».

«Он хотел сказать мне что-то, но потом раздумал. Что бы это могло быть?» — подумал маркиз.

Между тем Бержерон взором знатока окинул лошадь и всадника.

«Позволите ли дать вам совет, господин маркиз?» — «С большим удовольствием». — «Вот что: когда подъедете к замку, не въезжайте во двор, а сойдите с лошади у парадного подъезда. Из окон салона моя дочь увидит вас в седле: вы прекрасный наездник».

Грубая лесть была принята за чистую монету, и простофиля радостно ответил: «Благодарю! Я воспользуюсь вашим советом».

«Гусь у меня в руках, нужно только ощипать его так, чтобы он не закричал», — подумал Бержерон.

А между тем Монжёз тоже размышлял о том, как бы заставить почтенного старца раскошелиться. Маркиз решил без промедления приступить к делу.

«Вы могли бы найти для прогулки сотню более приятных мест, чем это». — «Это правда. Но в парке меня отыскали бы, а я намерен придерживаться нейтральной стороны — я не из тех отцов, которые навязывают дочерям женихов. Я не хочу, чтобы Лора впоследствии сказала, что я сделал ее несчастной. Моя обязанность состоит лишь в том, чтобы навести справки об избранном ею человеке и предупредить ее, если она приняла мишуру за золото. Вот роль, которую я избрал себе».

И, не дав маркизу ответить, старик снова заговорил: «Да, моя обязанность сказать Лоре: „С одной стороны, тебе предлагаются благородство, изящество, ум, хорошее образование, прекрасные манеры, красота, умение держать себя, великодушие, честность и при всем том богатство, почти равное твоему, что исключает всякую мысль о корысти при сватовстве…“»

Монжёз понял, что речь идет о нем, поэтому выразил свою признательность любезной улыбкой.

«Благодарить меня, господин маркиз, значило бы оскорблять меня. Истина! Одна истина у меня на языке! Ничего, кроме нее… У меня такой характер… Я всегда говорю, что думаю. Вы не вырвете у меня ни слова, которое не шло бы от сердца!» — воскликнул Бержерон и приложил руку к сердцу.

«Этот старик — образец честности и добродетели», — подумал Монжёз.

«С другой стороны, человек также молодой, но холодный, наружности не очень приятной, без особенных талантов и без состояния. Это заставляет предполагать, что его великая любовь скорее относится к богатству девушки, чем к ней самой».

Монжёз был слишком высокого о себе мнения, чтобы после рассказа о его сопернике хоть на минуту подумать, что тот может с ним состязаться.

«В выборе мадемуазель Лоры, — сказал он, — не может быть сомнений, в особенности когда здравый рассудок говорит ей вашими устами». — «Сами посудите, прав ли я, когда дочь отвечает отцу: „Да, ты говоришь правду. У него нет ни благородства, ни изящества, ни ума, ни прекрасных манер, ни состояния, равного моему, но есть нечто, все это превышающее. А именно то, что я люблю его“». — «Она его любит?» — пролепетал маркиз, вне себя от изумления, что могут любить кого-нибудь, кроме него.

Чтобы убедить его, что он не ослышался, Бержерон прибавил печальным голосом, свидетельствовавшим, насколько он сочувствует маркизу: «Разве вы не замечали, что женщины всегда больше любят бедняков?»