Адриан Дойл - Тайна закрытой комнаты Страница 4

– А, Уотсон, – сказал он устало.

– Бог мой, Холмс, это действительно невыносимо! – закричал я. – Комната пахнет, как тир. Если вам безразличен ущерб, я прошу вас считаться с тем, как это действует на нервы госпожи Хадсон и ваших клиентов. – Я распахнул окна и с облегчением заметил, что шумный поток проезжающих кэбов и карет, очевидно, заглушал звуки выстрелов. – Атмосфера крайне нездоровая, – добавил я сурово.

Холмс протянул руку и положил револьвер на каминную полку.

– Я давно не видел вас курящим сигару, – произнес я, опускаясь в мое старое кресло.

– Это вопрос настроения, Уотсон. В данном случае я взял на себя смелость похитить одну из запасов покойного полковника Ворбертона. – Он замолчал, чтобы бросить взгляд на часы, стоявшие на каминной доске. – Гм, у нас есть еще час, – закончил он. – Поэтому давайте оставим проблемы, связанные с многообразными пороками человека, и отдадимся во власть той высокой силы, которой подвластны даже худшие из нас. Уотсон, передайте мне Страдивариуса. Он в углу сзади вас.

Было почти восемь часов, и я только что зажег газ, когда в дверь постучали, и в комнату ворвался длинный, угловатый инспектор Макдоналд в клетчатом пальто.

– Я получил вашу записку, мистер Холмс, – воскликнул он, – и сделал все, как вы советовали. В полночь в саду перед домом будет констебль. Не беспокойтесь об окне: мы сможем проникнуть внутрь дома, никого не разбудив.

Холмс довольно потер худые длинные пальцы.

– Отлично, отлично! Вы далеко пойдете: у вас есть дар быстро выполнять… э… советы, – добродушно сказал он. – Миссис Хадсон принесет сюда ужин, а затем одна-две трубки помогут нам скоротать время. Я думаю, что если мы двинемся на свои посты раньше полуночи, то это разрушит все мои планы. А теперь, мистер Мак, придвиньте свой стул и попробуйте табачок. Уотсон подтвердит, что это отменный сорт.

Вечер прошел довольно приятно. У Шерлока Холмса было отличное настроение. Он внимательно выслушал рассказ инспектора Скотленд-Ярда о шайке французских фальшивомонетчиков, махинации которых серьезно угрожали стабильности золотого луидора, а затем ошеломил шотландца изложением чрезвычайно хитроумной теории о влиянии рунических сказаний на развитие шотландских кланов. Лишь полночный бой часов вернул нас наконец к мрачной действительности.

Холмс подошел к письменному столу. При свете настольной лампы, прикрытой зеленым абажуром, я увидел, каким суровым стало его лицо, когда он открыл ящик стола и вынул оттуда кастет.

– Положите это к себе в карман, Уотсон, – сказал он. – Мне думается, наш противник может оказать сопротивление. Теперь, мистер Мак, поскольку миссис Хадсон, вероятно, давно уже легла спать, если вы готовы, мы спустимся вниз и найдем первый же кэб.

Была чистая звездная ночь. Мы быстро проехали по лабиринту маленьких улочек до Эджвер-род. По знаку Холмса кучер остановился на углу, и, когда мы вышли из кэба, я увидел широкую пустынную улицу Кембридж Террас, убегавшую вдоль в тусклом свете газовых фонарей. Мы быстрым шагом пошли вдоль улицы и свернули в ворота, которые вели к цели.

Макдоналд кивнул на доски, которые закрывали разбитое окно.

– Они прибиты только с одной стороны, – прошептал он. – Но раздвигайте их осторожно.

Легкий скрип, и несколько секунд спустя мы, протиснувшись между досок, оказались в густой темноте музейной комнаты полковника Ворбертона.

Холмс вынул из кармана пальто потайной фонарь, и, следуя за его слабым светом, мы двигались на ощупь вдоль стены, пока не подошли к алькову, в котором стоял диван.

– Будем ждать здесь, – шепотом сказал мой друг. – Можно было бы смириться и с худшей постелью, к тому же диван стоит достаточно близко к камину.

Ночь была исключительно тихая. Наше бодрствование оказалось отчаянно скучным. Лишь однажды какие-то запоздалые гуляки проехали мимо в экипаже; звуки их пения и цоканье лошадиных копыт постепенно замерли, удаляясь к Гайд-парку. Примерно через час до нас долетел грохот, звон колоколов, сухие пистолетные хлопки кнута кучера пожарного выезда, который неистово промчался по Эджвер-род. Затем все затихло. Тишину нарушало только тиканье старинных часов в дальнем конце комнаты.

Тяжелый, пропитанный ароматно-затхлым запахом восточного музея воздух комнаты все сильнее навевал сонливость, и вскоре мне пришлось напрячь все силы, чтобы не заснуть.

Я говорил о густой темноте, но, когда мои глаза привыкли к ней, я заметил слабый отблеск света далекого уличного фонаря, проникавшего сквозь незаколоченное окно. Бездумно провожая взглядом этот луч, я вдруг увидел нечто такое, что вселило холод в мою душу. Лицо, призрачное и туманное, но одновременно страшное, как бред кошмара, злобно глядело на меня из дальнего конца полоски сумрачного света, терявшейся в глубине комнаты. Я, должно быть, непроизвольно вздрогнул, так как почувствовал, что Холмс наклонился ко мне.

– Маска, – прошептал он. – Наш трофей, вероятно, будет менее впечатляющим, но гораздо более опасным.

Откинувшись на спинку дивана, я попытался прогнать чувство напряженности, но вид этой жуткой реликвии направил мои размышления в новое русло. Я вспомнил зловещую, одетую в белое фигуру индуса Чандра Лала, слуги полковника Ворбертона, и попробовал вспомнить те слова, которыми мисс Меррей описывала действие маски смерти на этого человека. Я знал достаточно об Индии, пожалуй, даже больше, чем Холмс, чтобы понять, что религиозный фанатизм и ненависть, вызванные кощунством, не только оправдали бы любое преступление, но могли бы вдохновить фанатика на такое хитроумие в исполнении замысла, которое поставило бы в тупик европейца, даже хорошо знающего обычаи и нравы индусов. Я размышлял, не следует ли мне поделиться этими соображениями с моими товарищами, когда мое внимание привлек тихий скрип дверной петли. Нужно было без промедления предупредить Холмса, что кто-то входит в комнату. Но когда я протянул руку, то обнаружил, что моего друга рядом уже нет.

В течение некоторого времени царила абсолютная тишина, а затем согнувшаяся фигура, шаги которой заглушал ковер, быстро пересекла слабый луч света, падавший из окна, и скрылась в темноте прямо передо мной.

На какую-то долю секунды я увидел пальто с поднятым капюшоном и тусклый блеск какого-то длинного тонкого предмета, зажатого в приподнятой руке. Мгновение спустя в камине блеснул свет, как если бы вдруг открыли дверцу потайного фонаря, а затем раздались тихий стук и звяканье.

Я тихо поднимался с дивана, когда в комнате раздался приглушенный вопль, сопровождаемый звуками ожесточенной борьбы.

«Устсон, Уотсон!» С ужасом я распознал в этом хриплом крике голос Холмса и в темноте бросился на клубок тел, внезапно возникший передо мной.

Железные пальцы сжимали мое горло, а когда я попытался оттолкнуть голову противника, он впился зубами в мою руку, как рассвирепевшая собака. Неизвестный обладал силой маньяка, и нам удалось совладать с ним лишь после того, как Макдоналд, зажигавший газовый рожок, ринулся на помощь.

Холмс с осунувшимся, побледневшим лицом прислонился к стене, сжимая рукой плечо, по которому пришелся удар тяжелой бронзовой кочерги. Кочерга валялась в камине среди осколков разбитого окна, которые он сложил туда во время первого осмотра комнаты.

– Вот ваш человек, Макдоналд! – задыхаясь, произнес он. – Вы можете арестовать его за убийство полковника Ворбертона и попытку убить его жену.

Макдоналд откинул капюшон убийцы. Несколько секунд я молча всматривался в нашего врага, прежде чем возглас изумления сорвался с моих губ. Я не смог сразу вспомнить загорелое красивое лицо капитана Джека Лэшера, глядя на эти искаженные черты и горящие злобой глаза.

За окном уже брезжил рассвет, когда мой друг и я снова оказались на Бейкер-стрит.

Я наполнил два стакана довольно крепкой смесью из бренди с содовой и подал один из них Холмсу, который откинулся на спинку кресла. Свет газового рожка падал на его тонкие черты, и я с удовлетворением заметил, что слабая краска вновь появилась на его лице.

– Честно говоря, Уотсон, я очень признателен вам. Капитан Лэшер был опасный человек. Как ваша рука, которую он укусил?

– Немного болит, – сознался я. – Но йод и повязка легко поправят дело. Я гораздо более озабочен вашим плечом, мой дорогой друг, ибо он очень сильно ударил вас той кочергой. Разрешите мне взглянуть на него.

– Позже, позже, Уотсон. Уверяю вас, ничего серьезного, всего лишь синяк, – ответил он с ноткой нетерпения в голосе. – Теперь я могу признаться: сегодня ночью были минуты, когда я серьезно сомневался в том, что наш человек попадется в ловушку.

– В ловушку?

– Да, в ловушку с приманкой, Уотсон. И если бы он не проглотил лакомый кусочек, который я заготовил для него, нам было бы трудно посадить капитана Лэшера на скамью подсудимых. Я делал ставку на то, что страх убийцы иногда берет верх над его рассудком. Так и получилось.