Морис Леблан - Необычайные приключения Арсена Люпена Страница 4

III. Ганимар организует охрану

Во вторник барон получил телеграмму:

«Никакого багажа на вокзале Ботиньол. Приготовьте все к завтрашнему вечеру».

Испуганный, он поспешил в город. Ганимар на том же самом месте сидел на складном стуле. Не говоря ни слова, барон протянул ему телеграмму.

— Ну, а дальше? — спросил Ганимар.

— Дальше? Но это ведь завтра! Надо принять меры.

— Ах, так! Неужели вы воображаете, что я буду заниматься этой глупой историей!

— Какое вознаграждение хотите вы получить за то, что проведете ночь с 27 на 28 сентября в моем замке?

— Ни гроша, оставьте меня в покое!

— Назначьте вашу цену: я богат.

Ганимар посмотрел на него и спокойно сказал:

— Я здесь в отпуске и не имею права вмешиваться…

— Никто этого не узнает. Что бы ни случилось, я обязуюсь хранить молчание. Слушайте: довольно вам трех тысяч франков?

— Хорошо. Только разве можно ручаться за что-нибудь с этим негодяем Люпеном! В его распоряжении, наверное, целая шайка… Уверены ли вы в своих слугах?

— Как вам сказать…

— В таком случае, не будем на них рассчитывать. Я сейчас предупрежу телеграммой двух своих помощников… А теперь уходите, чтобы нас не видели вместе. До завтра, к девяти часам.

За десять минут до назначенного часа барон отпустил своих слуг. Они жили во флигеле, выходящем на дорогу в конце замка. Оставшись один, он осторожно открыл двери и через минуту услышал шум приближающихся шагов.

Ганимар представил своих двух помощников и попросил дать некоторые объяснения. Ознакомившись с расположением замка, он закрыл и забаррикадировал все входы в залы, которым угрожала опасность. Он осмотрел стены, приподнял ковры и наконец поместил своих агентов в центральной галерее.

— Будьте внимательны! При малейшем движении откройте окна во двор и зовите меня. Обратите внимание на сторону, обращенную к реке. Десять метров крутого обрыва не испугают таких господ, как они.

Он запер двери, взял ключи и сказал барону:

— А теперь — на наш пост!

На ночь он выбрал для себя комнату с двумя дверями, служившую раньше сторожкой. Одно окно ее выходило на мост, а другое — во двор. В одном углу находилось углубление, напоминавшее отверстие колодца.

— Вы сказали, барон, что это единственный выход из замка в подземелье, по рассказам, уже давно закрытый?

— Да.

— Значит, если не существует другого хода, мы можем быть совершенно спокойны.

Он поставил в ряд три стула, улегся на них поудобнее и, вздохнув, закурил трубку.

— Да, барон, очень велико у меня желание накопить побольше денег на домик, где я собираюсь провести мои последние дни, если я согласился на такое пустое дело. Я расскажу потом эту историю Люпену, и он будет покатываться со смеху.

Барон не смеялся. Он со страхом прислушивался к малейшему шуму. Одиннадцать часов, двенадцать, наконец пробил час.

Вдруг он схватил руку Ганимара, который сразу вскочил.

— Вы слышите?

— Очень хорошо, это рожок автомобиля. Спокойной ночи!

IV. Самые большие предосторожности иногда ни к чему не ведут

Эта была единственная тревога. Ганимар спокойно заснул, и барон ничего не слышал, кроме его звучного и равномерного храпа.

На рассвете они вышли из своей каморки. Полная тишина, тишина раннего утра на берегу реки царила в замке. Довольный, сияющий от радости Кагорн и неизменно спокойный Ганимар поднялись по лестнице. Все тихо. Ничего подозрительного. Ганимар взял ключи и пошел в галерею.

Согнувшись, со спущенными руками его помощники спали на двух стульях.

— Черт возьми! — проворчал инспектор.

В ту же минуту барон воскликнул:

— Картины!.. Буфет!..

Он произносил несвязные слова, задыхался и протягивал руки к пустым местам, к обнаженным стенам, где торчали крюки и болтались ненужные теперь веревки.

Исчез Ватто, сняты Рубенсы, сорваны гобелены и витрины с драгоценностями опустели!

В отчаянии барон бегал по зале и вслух вспоминал цены, которые заплатил за свои сокровища. Можно было подумать, что это человек совершенно разоренный, которому, кроме пули в лоб, ничего не оставалось.

Если что-нибудь и могло еще его утешить, это было только изумление самого Ганимара. Он осматривал окна: они были закрыты. Замки у дверей не тронуты. Порядок был полный. Все, по-видимому, исполнено по заранее обдуманному плану.

Ганимар бросился к двум своим агентам и начал их трясти. Они не просыпались. Тогда он посмотрел на них с большим вниманием и заметил, что они спали сном, не похожим на естественный. Их усыпили!

Но кто же?

Да он, конечно!.. Или его шайка, под его управлением. Это его манера. След его виден во всем.

— Я даже думаю, барон, что он нарочно позволил мне арестовать себя в Америке!

— Что же? Я должен, значит, отказаться от своих картин, от всего? Но ведь он украл перлы моей коллекции! Я бы отдал много, чтобы только вернуть их. Если с ним ничего не могут сделать, пусть он сам назначит свою цену.

— Вот это разумно! Вы не возьмете обратно своих слов?

— Нет, нет, нет!..

— Итак, если следствие ничего не выяснит, я посмотрю… я подумаю… Но если вы хотите, чтобы это удалось, то ни слова обо мне!

Затем он сквозь зубы прибавил:

— Да к тому же мне нечем хвастаться!

Между тем оба помощника пришли в себя. Ганимар стал их расспрашивать, но они ничего не помнили.

— Не пили ли вы чего-нибудь?

Подумав, один из них сказал:

— Немного воды из этого графина.

Ганимар понюхал воду, попробовал ее. Она не имела ни особого запаха, ни вкуса.

В тот же день бароном было предъявлено обвинение Арсену Люпену, содержавшемуся в тюрьме Санте в краже вещей из его замка.

V. Арсен Люпен дает некоторые объяснения

Когда барон должен был предоставить свой замок в распоряжение жандармов, прокурора, судебного следователя, репортеров и вообще всех любопытных, которые проникали всюду, — даже туда, куда было совершенно не нужно, — он не раз пожалел о своей жалобе.

Общество уже занялось этим делом.

Сейчас же появились фантастические догадки. Вспомнили знаменитый подземный ход, и прокурорский надзор производил свои розыски в этом направлении. Снизу доверху пересмотрели весь замок. Осматривали каждый камень, полы, печки… При свете факелов осмотрели все погреба, где когда-то владельцы Малаки складывали свои запасы провизии. Буравили даже скалу. Все было напрасно. Не нашли ни малейшего признака подземного хода.

— Это все так, — говорили со всех сторон, — но ведь картины и мебель не могут исчезать, как призраки. Они переносятся через окна или через двери, и люди, которые ими завладевают, входят и выходят также через окна и двери.

Убедившись в своем бессилии, прокурорский надзор просил себе на помощь агентов из Парижа. Решено было обратиться к содействию Ганимара, услуги которого имели случай оценить уже неоднократно. Ганимар молча выслушал рассказ о краже, покачал головой и заметил:

— Я думаю, что идут по ложной дороге, так настойчиво обыскивая замок. Решение находится не там.

— Но где же?

— Около Арсена Люпена.

— Вы, значит, того мнения, что это он…

— Он один мог исполнить такой широкий замысел. Но пусть не ищут ни подземного хода, ни поворачивающихся камней, ни другого вздора в этом роде. Этот человек не употребляет таких старинных приемов, он более чем современен. Я прошу позволения пробыть с ним один час. Возвращаясь из Америки, мы поддерживали с ним во все время пути великолепные отношения, и я даже осмеливаюсь сказать, что он чувствует некоторую симпатию к тому, кто сумел его арестовать. Если он сможет, не ставя себя в неловкое положение, дать мне некоторое объяснение, то он не поколеблется избавить меня от бесполезного путешествия.

Было немного позже полудня, когда Ганимар был введен в камеру Люпена. Тот, лежа на кровати, поднял голову и вскрикнул от радости:

— Вот сюрприз! Я очень огорчен, что не могу принять вас как следует. Извините меня, но я здесь мимоходом… Боже мой, как я счастлив, что вижу, наконец, порядочного человека! С меня уже довольно всех этих шпионов и сыщиков, по десять раз в день выворачивающих мои карманы и обшаривающих мою скромную комнату, чтобы убедиться в том, что я не собираюсь убежать. Но чему я обязан удовольствием видеть вас у себя?..

— Дело Кагорна, — сказал коротко Ганимар.

— Подождите! Одну секунду!.. У меня столько этих дел… Ах, да, я вспомнил! Вам, конечно, не надо объяснять, как далеко ушло следствие? Я даже позволю себе сказать вам, что оно очень недалеко ушло.

— Потому-то именно я и обращаюсь к вашей любезности.

— К вашим услугам.

— Прежде всего: дело было ведено вами?

— От начала до конца!

— А письмо с предупреждением? Телеграмма?

— Вашего покорного слуги. У меня должны быть где-то даже расписки.

VI. Как все произошло

Арсен открыл ящик маленького столика из некрашенного дерева, который вместе с кроватью и табуреткой составляли всю обстановку комнаты, достал оттуда два клочка бумаги и протянул Ганимару.