Жорж Сименон - Мегрэ в «Пикреттс» Страница 4

Много обуви, почти вся новая и на очень высоком каблуке: Арлетта или питала страсть к обуви, или не могла подобрать ничего подходящего для своих чувствительных ног.

В сумочке — пудреница, ключи, губная помада, удостоверение личности и носовой платок без инициалов. Удостоверение личности Мегрэ положил к себе в карман. В тесных, жарко натопленных комнатах ему было не по себе. Он повернулся к Жанвье.

— Дождись прокуратуру. Возможно, я скоро вернусь. Антропометрическая служба прибудет с минуты на минуту.

Не найдя конверта, он сунул фотографии в карман пальто, улыбнулся Лоньону, прозванному коллегами Невезучим, и вышел на лестницу.

Работа в доме предстоит долгая и кропотливая: опросить всех жильцов, в том числе полную женщину в бигуди, которая, видимо, проявляет интерес к происходящему на лестнице и, возможно, видела убийцу, когда он поднимался или спускался.

Мегрэ заглянул в привратницкую и с разрешения г-жи Буэ воспользовался телефоном, стоявшим возле кровати под фотографией сержанта Буэ в форме.

— Люка не вернулся? — осведомился он, набрав номер уголовной полиции.

Комиссар по удостоверению личности продиктовал дежурному установочные данные жертвы.

— Позвони в Мулен. Постарайся выяснить, есть ли у нее родственники. Пусть разыщут людей, которые могли ее знать, сообщат родителям. Если они живы, наверняка приедут.

Он уже шел по тротуару, направляясь к улице Пигаль, когда сзади остановилась машина. Прокуратура. Сейчас подъедут и антропометристы. Ему не хотелось быть там, где в двух маленьких комнатках толкутся двадцать человек и все еще лежит труп.

Слева — булочная, справа — желтый фасад винной лавки. Из-за неоновой рекламы, резко выделявшейся на фоне темных зданий, «Пикреттс» ночью выглядел чем-то внушительным. Днем же пройдешь и не заметишь.

Узенький фасад — дверь да окно; под дождем, в сине-зеленой подсветке, вывешенные фотографии казались пошлыми и сомнительными.

Перевалило за полдень. Мегрэ удивился, увидев, что дверь открыта. Внутри горела одна лампочка, между столиками подметала пол женщина.

— Хозяин здесь? — спросил комиссар.

Женщина с метлой в руке спокойно взглянула на него.

— Зачем он вам?

— Хотелось бы переговорить.

— Он спит. Я его жена.

Ей было далеко за пятьдесят, скорее даже под шестьдесят. Дородная, но очень подвижная, с прекрасными каштановыми глазами на одутловатом лице.

— Комиссар Мегрэ. Уголовная полиция. — Она и глазом не моргнула.

— Присядьте, пожалуйста.

В полутьме зала красный цвет стен и мебельной обивки казался почти черным. Лишь у самого входа сквозь раскрытую дверь в помещение проникал дневной свет, освещал бутылки в баре.

Зал с низким потолком был какой-то вытянутый; на узенькой эстраде — пианино и аккордеон в футляре; полутораметровые перегородки вокруг танцплощадки образовывали нечто вроде кабинетов, где посетители могли чувствовать себя более или менее изолированно.

— Фреда будить обязательно?

Она была в тапочках, старом платье и сером переднике, еще не умыта и не причесана.

— Вы были здесь ночью? — Она ответила просто:

— Я слежу за туалетом и при необходимости, когда посетители хотят есть, готовлю.

— Живете здесь же?

— Наверху. Из кухни в квартиру ведет лестница. Но у нас дом в Буживале, мы ездим туда по выходным.

Она не проявляла и тени беспокойства, наоборот, казалась явно заинтригованной тем, что видит перед собой столь важную шишку из полиции. Однако, привычная ко всему, терпеливо ждала.

— Давно содержите кабаре?

— В следующем месяце отметим одиннадцатилетие.

— Много у вас посетителей?

— Когда как.

Он заметил небольшую картонку. Надпись печатными буквами гласила:

Finish the night at «Picratt»'s, The hottest spot in Paris.

Скромные познания в английском тем не менее помогли Мегрэ понять написанное:

Проводите ночи в «Пикреттс», Самом волнующем уголке Парижа.

Перевод «волнующем» был не совсем точен. Английский вариант звучал выразительнее. Скорее, самый «тепленький» уголок Парижа, если слово «тепленький» употребить в определенном смысле.

Хозяйка смотрела на комиссара все так же спокойно.

— Чего-нибудь выпьете?

Она не сомневалась, что он откажется.

— Где вы распространяете свои проспекты?

— Раздаем портье в крупных отелях, а уж они, незаметно, — клиентам, в основном американцам. Ночью, поздно ночью, когда иностранцам начинают надоедать шумные заведения, но они не знают, куда пойти. Кузнечик — он обычно бродит поблизости — сует карточку в руки или подбрасывает в автобус, в такси. Таким образом, когда другие уже закрываются, мы только приступаем к работе. Понимаете?

Он, разумеется, понимал. Здесь оказывались те, кто, побродив по Монмартру, но не получив желаемого, надеялся на последний шанс.

— Большинство ваших посетителей приходят, должно быть, уже нетрезвыми?

— Конечно.

— А вчера ночью много было народу?

— В понедельник-то? Почти никого.

— Оттуда, где вы сидите, можно видеть зал?

Она указала ему в глубине, слева от эстрады, дверь с надписью «Туалеты». На другой двери, справа, в пандан первой, надписи не было.

— Я почти все время там. Мы, в общем-то, не готовим, но случается, посетители заказывают иногда луковый суп, гусиный паштет или холодного лангуста. Вот я и иду на кухню.

— А в остальное время находитесь в зале?

— Чаще всего. Наблюдаю за девочками и в подходящий момент подхожу с коробкой конфет, цветами или атласной куколкой. Да вы и сами знаете, как это делается.

Она не собиралась лукавить. Сняв тапочку с распухшей бесформенной ноги, женщина сидела с явным облегчением на лице.

— Что еще вы хотите узнать? Нет, я вас не тороплю, но скоро будить Фреда. Он мужчина и должен спать больше меня.

— В котором часу вы легли?

— Около пяти. Иногда задерживаемся и до семи.

— А когда встали?

— Час назад. Как раз успела подмести.

— Ваш муж лег вместе с вами?

— На пять минут раньше.

— Утром он никуда не выходил?

— Не вылезал из постели.

Почувствовав, с какой настойчивостью комиссар расспрашивает ее о муже, она заволновалась.

— Надеюсь, вы пришли не из-за него?

— Нет. Меня интересуют двое мужчин, которые были здесь ночью, около двух часов, и сидели в одном из кабинетов. Не заметили?

— Двое мужчин?

Она окинула взглядом столики, словно пытаясь вспомнить.

— Не скажете, где находилась Арлетта перед вторым своим выходом?

— Сидела с молодым человеком. Я даже шепнула ей, что она напрасно теряет время.

— Он часто приходит?

— За последнее время я видела его раза три-четыре. Да, бывает: зайдет человек сюда и влюбится в какую-нибудь из наших девочек. А я им постоянно твержу: если подфартит, уходите, но чтобы ваши кавалеры здесь снова не появлялись. Они сидели спиной к улице в третьем от нас кабинете, в шестерке. Я наблюдала за ними со своего места. Он держал ее за руки и что-то рассказывал, млея от восторга, как, впрочем, все в таких случаях.

— А кто был в соседнем кабинете?

— Никого.

— За весь вечер?

— Это легко проверить: столы еще не протерты. Если там кто-то был, в пепельнице должны остаться окурки, а на столе — следы бокалов.

Проверять пошел сам Мегрэ — она не шелохнулась.

— Чисто.

— В другие дни я не была бы столь категорична, но по понедельникам так мало народу, что мы даже подумываем вообще не открываться. Посетителей вчера набралось едва ли с дюжину, представляете? Муж вам подтвердит.

— Вы знаете Оскара? — неожиданно спросил Мегрэ.

Лицо ее осталось непроницаемым, но у комиссара сложилось впечатление, что откровенности в ней поубавилось.

— Какого Оскара?

— Пожилого, маленького, коренастого, седого.

— Мне это ничего не говорит. Мясника зовут Оскаром, но он — высоченный брюнет с усами. Может, муж знает?

— Будьте добры, позовите его.

Мегрэ остался один в этом красном тоннеле, в конце которого светло-серым экраном вырисовывался прямоугольник двери, где возникали расплывчатые персонажи старого видового фильма.

Прямо перед ним, на стене, висела фотография Арлетты в неизменном черном платье, таком облегающем, что она казалась более обнаженной, чем на непристойных снимках у него в кармане.

Сегодня утром, в кабинете Люка, он едва обратил на нее внимание. Обыкновенная ночная пташка, каких множество. Но Мегрэ поразила молодость женщины, и что-то в ней насторожило его. Он все еще слышал усталый голос — такой бывает у них поутру, после вина и сигарет, — видел беспокойные глаза, вспомнил, как машинально взглянул на ее грудь, и, главное, вновь почувствовал запах женщины, запах постели, исходивший от нее.

Ему редко приходилось встречать столь сексуальную женщину, и это контрастировало с ее встревоженным девчоночьим взглядом, а еще больше с квартиркой, где он только что побывал: навощеный паркет, шкаф со швабрами, ящик для продуктов за окном.