Джон Карр - Отравление в шутку Страница 40

Смотрите, что происходило в ее уме! Первое, что ей приходит в голову после этого, — Том. Она подвела Тома — не выполнила свою работу. Поэтому миссис Куэйл начинает бормотать о Томе, причем настолько бессвязно — вследствие шока, — что вам приходится уйти. Обратите внимание, что до того она пыталась подвести под подозрение одну из дочерей с помощью невероятной истории о ком-то, проникнувшем к ней в комнату и не ответившем на ее вопрос…

— Почему невероятной?

— Сейчас объясню. Это связано с тем, почему она в действительности не опасалась покушения на свою жизнь, несмотря на ее слова. Старая леди была никудышной лгуньей. Я могу это утверждать, так как сам никуда не годный лжец. — Он печально покачал головой. — Из-за этого я и попадаю в такие передряги. Я не умею убедительно лгать, поэтому вынужден помалкивать, что иногда заставляет людей считать меня слегка чокнутым. Но вернемся к миссис Куэйл. Думаю, она пыталась бросить тень подозрения на Мэри. Миссис Куэйл не любила Мэри, поскольку та всегда была настроена против Тома. К тому же Мэри обладала самой удобной возможностью совершить эти преступления, и потому мысль о ней первой пришла в голову миссис Куэйл.

— Временами я сам подозревал Мэри, — сказал я. — Если бы она так не любила своего отца…

Росситер кивнул.

— Итак, миссис Куэйл рассказала свою историю. Она утверждает, что боится быть отравленной. Ей приносят ужин. Она говорит, что слышала подозрительное движение в комнате — кто-то проник туда с дурной целью, не ответил на ее оклик и, вероятно, пытался причинить ей вред. Почти сразу после этого Мэри привлекает ее внимание к молочным тостам и уговаривает ее съесть их… Господи! Думаете, если бы она действительно боялась яда, то прикоснулась бы к ужину? Если бы она в самом деле слышала, как кто-то крадется по комнате, то не закричала бы и не подняла бы тревогу на весь дом? Это была явная выдумка.

Нет-нет, миссис Куэйл сама отравила свои молочные тосты. Она думала, что все прошло как надо. Но на следующий день к ней явились вы и обрушили ее вселенную, сообщив, что она не отравила судью. Вспомните, что миссис Куэйл сразу потеряла интерес к таинственному посетителю и больше не упоминала о нем. Она изыскивала новые способы разделаться с судьей.

Миссис Куэйл спрятала яд в подвале, думая, что больше он ей не понадобится. Но теперь ей пришлось сходить за ним снова. Как? Ну, сиделка ведь говорила вам, что собирается дать миссис Куэйл снотворное, а потом лечь спать на раскладушке. Она была измождена, так как не спала всю прошлую ночь, и теперь должна была крепко заснуть. Не составляет труда положить на ладонь таблетку снотворного и притвориться принимающим ее. Я сам хороший фокусник, поэтому знаю это, — самодовольно добавил Росситер.

Обратите внимание на изменения в ее технике. Миссис Куэйл пришла в отчаяние и почти лишилась рассудка. Ее самообладание испарилось. Ей понадобились все нервы, чтобы осуществить это отравление, а теперь нужно было повторить его! Больше не должно быть оплошностей! Безумная решимость старухи особенно ужасна. Когда сиделка заснула, она потихоньку выскользнула из комнаты и спустилась по черной лестнице. Очевидно, Кларисса застала ее с мышьяком и гиосцином в руке. Кларисса была пьяна и собиралась закричать, а старая леди не могла допустить помехи…

Сигарета Росситера полыхала вовсю. В кафе включили свет, вытерли столики, вымыли пол внутри. Оркестр все еще настраивал инструменты. На улице слышались шаги и смех; среди деревьев мелькали белые платья женщин. Мой компаньон рассеянно уставился на свой стакан.

— Вы, как писатель, должны оценить происшедшее, — тихо заговорил он. — Сын, ради которого она все это проделала, смотрел в окно подвала, хотя не видел ее… Разумеется, миссис Куэйл обезумела окончательно. Ее уже ничто не заботило. Она отключила тормоза и мчалась вперед, разрушая все на своем пути. До того она пыталась защитить себя с помощью, как ей казалось, изощренного коварства, но теперь ей было наплевать на все. Миссис Куэйл вернулась в свою комнату, едва не столкнувшись с судьей на подвальной лестнице. Шум разбудил всех, включая сиделку. Думаю, что старая леди испачкалась кровью, но скрыла это под одеялом. Перед покушением на судью она просто вошла в ванную между двумя соседними комнатами, заперла одну дверь и вышла через другую. Сиделка ничего не заметила. Должно быть, миссис Куэйл накинула что-то на окровавленную ночную рубашку…

Я содрогнулся. Росситер печально посмотрел на меня:

— Сожалею, старина, но вы сами напросились на кровавые подробности. Когда я обнаружил ее мертвое тело за статуей, на нем была кровь. Последнее усилие оказалось чересчур трудным для ослабленного сердца. В любом случае это к лучшему. Поскольку судья не умер от удара бутылкой по голове, миссис Куэйл, оставшись в живых, вероятно, предприняла бы третью попытку…

Он поколебался.

— Слушайте, я уже давно не думал об этом, и сейчас мне не по себе. Я старался отвлечь Джинни от печальных мыслей. Скоро мы пойдем к ней в отель, и я прошу вас не говорить о прошлом. В конце концов, у нас свадебное путешествие, и Джинни не понравится, если ей станут напоминать о трагических событиях в доме.

— Конечно, — отозвался я. — А ведь я все еще вас не поздравил. — Я посмотрел на его более-менее аккуратный галстук и почти выглаженный костюм. Он уже не походил на человека, которого ветер гонял по всему миру. — Вы выглядите ухоженным и даже процветающим. По-прежнему занимаетесь детективной деятельностью?

Росситер смутился:

— Нет, я это забросил. После неприятной истории с Куэйлами мой отец… ну… — Он махнул рукой. — Когда я поступил на работу в полицейский департамент, то знал, что мне, вероятно, придется от нее отказаться. Мой старик разыскал меня через американского комиссара и связался со мной… Он вообще-то не злой — просто я вывел его из себя, когда напортачил в Скотленд-Ярде. Понимаете, он там старший комиссар. Потому меня и взяли на работу в Нью-Йорке. У нас вышел жуткий скандал. Отец сказал, что мои усилия помочь ему практически парализовали английское правосудие. Как-нибудь я расскажу вам об этом. Но он хочет, чтобы кто-то унаследовал его чертово баронетство, и без меня тут не обойтись. Поэтому… — Он снова жалобно махнул рукой и допил свой стакан. — Давайте пойдем в отель и отправимся кутить вместе с Джинни. Она в отличном настроении и охотно к нам присоединится. А это, — он указал на желтую книгу, — мы сожжем. Я не знал, что вы храните ее как сувенир.

— Охотно, — сказал я. — Но если смотреть на это абстрактно, дело было недурным. Некий мистер Джозеф Сарджент считает вас величайшим детективом в истории. Хотя он так не думал, когда вы заставляли нас рисовать картинки… Погодите! Когда глядишь назад, все становится очевидным, кроме этого. Почему картинки?

Росситер усмехнулся:

— Я изучаю скриблографию.

— Что-что?

— Скриблографию, — повторил он с удовольствием. — Я не мог объяснить вам свою просьбу, так как это бы все испортило. Вы бы стали действовать скованно… Помните, я просил вас нарисовать разные вещи — дом, мужчину, женщину, собаку? Вы все это сделали. Ваши рисунки были практически одинаковыми, но мне нужна была демонстрация этого. Рисуя женщину, вы изобразили довольно своеобразное лицо со спиральками волос, похожими на мягкую стружку…

— Ну и что?

— Туиллс сделал то же самое. — Росситер подтолкнул ко мне желтую книгу. — Взгляните! Вы ведь не забыли маленькие рисунки, которые сделал Туиллс на форзаце, прежде чем начать писать? Вы подробно охарактеризовали их в вашей рукописи. В таких непроизвольных, вроде бы бессмысленных набросках, которые люди часто рисуют на бумаге, немало правды. Туиллс думал о миссис Куэйл. Посмотрите на это угрюмое лицо, на эти локоны. Но даже если бы я смог убедиться, что он нарисовал женщину, а не мужчину, этого было бы достаточно, чтобы подтвердить мое объяснение написанного им. Я попросил вас нарисовать — грубо и приблизительно — женщину, и вы изобразили ее так же, как он. Каждый рисунок имел определенный смысл, но мне нужна была именно женщина. Как-нибудь займитесь скриблографией. А сейчас давайте пойдем куда-нибудь и напьемся. Дом, где мы обосновались с моим стариком, — веселенькая птичья клетка с пятьюдесятью четырьмя комнатами, а я не слишком приспособлен для такой жизни. Я чахну и вскоре пускаюсь в загул. Да, пожалуй, нам лучше напиться.

Думаю, он с тоской вспоминал бескрайние просторы, по которым странствовал в пыльном зеленом пальто и потрепанной шляпе.

Сняв роскошный головной убор со складкой в нужном месте, Росситер с неприязнью посмотрел на него. Столики кафе начали заполняться.

— Мне хотелось бы задать еще два вопроса, — сказал я.

— Валяйте. Отвечу, если смогу.

— Что означает запись Туиллса о морфии?