Агата Кристи - Пропавшая весной (Вдали весной) Страница 41

Джоанна: поймала себя на мысли, что никак не может представить себе Сашу принявшей обет молчания.

— А ведь скоро нам всем придется много молиться, — суровым тоном продолжала Саша. — Скоро придет война.

— Война? — Джоанна посмотрела на Сашу, широко раскрыв глаза.

Саша кивнула.

— Да, обязательно будет война. Она начнется в следующем году или через год.

— Не может быть! — выдохнула Джоанна. — Мне кажется, вы ошибаетесь.

— Нет, нет. У меня есть друзья, которые обладают самой достоверной информацией. Они обо всем мне рассказывают. Все уже решено.

— Но где будет война? Против кого?

— Война будет везде. Все нации будут воевать друг с другом. Мои друзья считают, что всех победит Германия, причем очень быстро. Но я думаю, что все будет не так. Может быть, немцы и сумеют развязать войну. Может быть. Но дело в том, что я знаю очень многих англичан и американцев, я знаю, что это за люди.

— Как бы то ни было, — нахмурившись, сказала Джоанна, — никто не хочет войны.

Саша скептически усмехнулась.

— А для чего тогда существует движение гитлер‑югенд?

— Но у меня есть друзья и в Германии. — честно призналась Джоанна. — Они много хорошего могут сказать о нацистском движении.

— О‑ля‑ля! — воскликнула Саша. — Послушать бы, что они скажут через три года!

Неожиданно она рывком подалась вперед, так как поезд резко затормозил и вскоре остановился.

— Смотрите, мы в Киликийских воротах! Прекрасный вид, не правда ли? Давайте выйдем из вагона.

Они вышли из купе и долго стояли вместе с другими пассажирами, глядя вниз— в огромный провал среди гор — на покрытую голубой дымкой зеленую долину, лежащую перед ними внизу.

Близился закат, и воздух на перевале был наполнен изысканной прохладой и спокойствием.

"Как прекрасно!" — подумала Джоанна.

Ей стало жаль, что Родни не стоит сейчас с нею рядом.

Глава 12

И вот наконец вокзал Виктория.

Сердце Джоанны возбужденно затрепетало.

Как хорошо быть дома!

На мгновение ей показалось, что она вовсе никуда не уезжала отсюда. Вокруг была Англия, ее родная страна, Вот перрон, на перроне чудесные английские носильщики… Впрочем, не такие уж чудесные, но все равно английские. Прекрасный английский денек! Впрочем, не такой уж прекрасный, скорее даже дождливый, но все равно английский. Типичная английская погода!

Не надо ни романтики дальних странствий, ни чужеземных красот, пусть лишь всегда остается вокруг нее прекрасная Англия, добрый старый вокзал Виктория, такой же как всегда, выглядевший как всегда и даже пахнущий как всегда!

"Ох, — подумала Джоанна, — как я счастлива, что вернулась домой!"

Она проделала такое далекое, такое утомительное путешествие! Она пересекла Турцию, Болгарию, Югославию, Италию и Францию! Таможенные офицеры, осмотр багажа, паспортный контроль… Ее личность опознавали службисты в самых различных мундирах, говорившие на самых разных языках. Она очень устала, да, очень устала от всех этих иностранцев, даже от таких оригинальных, как та русская женщина, с которой она ехала в одном купе от Алеппо до Стамбула, даже Саша в конце концов ее очень утомила., Безусловно, Саша очень интересный человек, удивительный, хотя бы потому, что она не похожа ни на кого, с кем Джоанне доводилось встречаться. Но к тому времени, когда поезд мчался вдоль берега Мраморного моря к Хайдар‑Паше, Джоанна уже мечтала поскорее расстаться со своей попутчицей. Джоанну смущало то, что она, совершенно забыв обо всех правилах приличия, посвятила чужестранку в собственные личные дела, разговаривать о которых избегала даже с соотечественницами. Но была и другая причина, по которой Джоанна хотела поскорее расстаться с Сашей. Она не могла выразить эту причину словами. Дело в том, что в Саше, в этой русской аристократке, было нечто такое, что заставляло Джоанну чувствовать себя глубокой провинциалкой. А это не очень приятное чувство. Джоанна даже не хотела признаться, что изо всех сил старается доказать себе, что она, Джоанна, не хуже других! Самолюбие Джоанны задевала мысль о том, что Саша, при всех своих дружелюбии и непосредственности, все‑таки принадлежала к высшей аристократии, тогда как Джоанна относила себя к среднему классу и была обыкновенной женщиной, женой провинциального адвоката. Разумеется, глупо мучиться и терзаться по этому поводу, и тем не менее Джоанна никак не могла избавиться от чувства собственной неполноценности.

Но как бы то ни было, все наконец осталось позади. Она снова была дома и стояла на родной земле.

Джоанну никто не встречал, потому что она больше не посылала Родни телеграмм, чтобы известить о дате своего приезда.

Её очень хотелось встретиться с Родни в их собственном доме. Она хотела, увидев Родни, сразу же начать свою исповедь, не откладывая ни на минуту выполнения принятого решения. Надо сразу покончить со всеми объяснениями, думала она, так будет легче. Ну в самом деле, не стоять же перед ошарашенным мужем на коленях, умоляя о прощении, прямо на перроне среди толпы пассажиров!

Джоанна окинула взглядом вокзал, торопящихся людей и таможенные пакгаузы в конце перрона.

Нет, лучше она проведет спокойную ночь в отеле "Гросвенор", а на другой день отправится домой в Крайминстер.

Может быть, подумала она, сначала позвонить Эверил и увидеться с нею? Ей удобно позвонить прямо из отеля.

Да, решила она, так она и сделает.

С собою у нее был лишь ручной багаж, который уже проверили на таможне в Дувре, так что она могла спокойно отправиться прямо в гостиницу.

Там она приняла душ, переоделась и лишь после этого позвонила Эверил. К счастью, дочь, оказалась дома.

— Мама? Ты? Я понятия не имела, что ты уже вернулась.

— Я приехала сегодня после обеда.

— Папа с тобой, в Лондоне? Он встречал тебя?

— Нет. Я не стала сообщать ему, когда приеду. У него наверняка много работы, а я не хочу его отвлекать по пустякам.

— Да, я думаю, ты права. В последнее время он очень занят, — ответила Эверил.

И Джоанне показалось, что она услыхала легкую ноту удивления в голосе Эверил.

— Ты часто с ним видишься? — спросила Джоанна.

— Нет, не часто. Последний раз он приезжал в Лондон три недели назад. Мы с ним вместе позавтракали. Мама, что ты делаешь сегодня вечером? Может быть, мы с тобой встретимся и где‑нибудь вместе пообедаем?

— Я думаю, дорогая, будет лучше, если ты сама приедешь сюда, ко мне в отель. Если ты, конечно, не возражаешь. Я так устала путешествовать, что мне уже не хочется выходить из номера.

— Да, представляю себе! — засмеялась в трубку Эверил. — Хорошо, я скоро приеду.

— Может быть, и Эдвард приедет с тобой? — осторожно поинтересовалась Джоанна.

— Нет. Сегодня вечером у него деловой ужин. Джоанна положила трубку. Сердце у нее билось немного быстрее обычного. "Эверил! Моя Эверил!" — с волнением думала она.

Какой спокойный, даже холодный был голос у Эверил, когда она разговаривала с матерью! Отстраненный, бесстрастный, безличный.

Через полчаса позвонил портье и сообщил, что внизу ее ждет миссис Гаррисон‑Уилмотт. Джоанна закрыла. номер и спустилась в холл.

Мать и дочь приветствовали друг друга с отменной английской чопорностью. Джоанна отметила про себя, что Эверил выглядит хорошо. Она не похудела и не потолстела. Джоанна даже почувствовала легкую гордость, когда вместе с дочерью входила в пустой и просторный в этот час зал ресторана. Эверил в самом деле выглядела очень привлекательно и даже изысканно.

Они сели за столик, и Джоанна почувствовала секундное замешательство, когда встретилась глазами со взглядом дочери.

Глаза Эверил оставались холодны, равнодушны и не выражали ни малейшего интереса к матери.

Эверил, как и вокзал Виктория, нисколько не изменилась, подумала Джоанна.

"А что в этом удивительного? — задала себе вопрос Джоанна. — Это я изменилась, но Эверил вовсе не знает об этом".

Эверил расспрашивала мать о Барбаре, о Багдаде, Джоанна рассказала обо всех забавных приключениях, которые случились с нею во время путешествия домой. Так или иначе, их беседа протекала с трудом. Казалось, ничто не могло заставить разговор литься свободно и непринужденно. Расспросы Эверил о Барбаре выглядели совершенно поверхностными, незначительными и скорее в них отдавалась дань родственным чувствам, нежели выражался искренний интерес. Эверил, очевидно, старалась по мере возможности избегать неуместных вопросов и этим насторожила Джоанну. "Но откуда Эверил могла знать правду?" — спрашивала себя Джоанна. Скорее всего эта уклончивость дочери была продиктована обычной ее деликатностью и нелюбопытством.

"Правда! — вдруг подумала Джоанна, — А могу ли я сама знать правду?" Может быть, все ее догадки о Барбаре — только плод ее воображения? В конце концов у нее ведь нет конкретных доказательств.