Александр Бородыня - Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером Страница 41

— Смоем пот? — она глянула сверху (все те же зеленые глаза, только еще ярче). — Ты говоришь, от меня пахнет? — Кофточка упала на песок, Ли дернула обеими руками вверх мокрую юбку, потянула ее через голову. — Это, знаешь, не просто пот. Это запах моего страха!

Обхватив колени руками, он сидел на мокром песке и смотрел в расступающуюся мягкую черноту. Звезд почти не видно над морем, но теперь отчетливо просматривался край. Там, где кончалась вода и начинался воздух, прочерчивалась тоненькая серебряная линия горизонта. Луна была за спиной, и когда Ли входила в море, Ник видел ее ясно — белый, будто из бумаги вырезанный силуэт.

«Это не моя идея… — сердце бухало медленно-медленно в его груди, и каждый подъем сердца был равен глубокому соленому вздоху. — Она придумала… Это ее идея… Она хочет сделать все моими руками. Все это провокация. Но я же не смогу остановиться! Сам не захочу остановиться… — Он не пошел за Ли в воду. Не поднимаясь на ноги, Ник разделся (снял с себя все, включая плавки, отбросил назад, за спину, чтобы шмотки не слизало волной), и ему стало жарко. — Никогда больше не получится!.. Я согласен… — Мысль была медленной, горячей, и она путалась, как толстые канаты в голове. — Я согласен, потому что ничего подобного больше не будет… Никогда… Она никогда больше не решится! Если я не сделаю сейчас этого… Потом всю жизнь буду гордиться тем, что удержался… От чего удержался? Буду гордиться, как идиот… Стану идиотом…»

В разрастающемся круге чистого черного неба вокруг луны заискрили звезды. Ветер налетел и стих. В первый раз за эти дни Ник ощутил в коротком порыве ветра еще один запах. Это был еле заметный запах гниющих водорослей.

Очень медленно, почти без всплеска Ли вышла из воды. Без слова она опустилась на песок, она даже не обтерлась, только провела ладонями по шерстяной кофте.

Не решившись сразу на большее, он взял ее ладони в свои и зачем-то поднял вверх. Руки Ли оказались теплыми и невесомыми, они были такими легкими, будто сделаны из натянутой резины.

— Я не могу больше! — прошептал он и будто со стороны услышал скрип собственных зубов. — Ма, но ведь это бывает? Мы не первые с тобой?

— Хорошо! — отозвалась тихо Ли. — Я обдумаю твое предложение… Только не сейчас… Не здесь… Не сейчас…

Кожа на лице Ли казалась неестественно светлой. Луна выбеливала каждую морщинку, каждую ямочку, в бесстыдном своем сиянии открывала его глазам даже те ничтожно малые частички, что всегда были скрыты: маленький розовый прыщик под нижней губой, тоненькая царапинка на подбородке. Он мог разглядеть сейчас каждую мокрую ресничку. Бешено колотилось сердце, Ник держал ее влажные запястья в ладонях и сжимал все сильнее.

Крик принесло издалека, из деревни, слабый, женский, захлебывающийся. Крик был не в груди Ли, (в груди Ли под его мокрой ладонью резиновым комком будто скапливалась сладкая, тупая мокрота), крик был в ветре, вдруг холодом охватившем его голую спину. Осознать, что в том же ветре был и звук выстрела, не хватило сил, Ник просто зафиксировал это как факт.

Выстрел. И крик иссяк, захлебнулся в хриплом голосе волн. В тихом-тихом шепоте Ли.

— Нельзя… — шептала она, и губы ее оказывались сухими. — Не нужно, Ник, — шептала она в короткие паузы освобождения от его губ. — Пусти меня…

Сладкая мокрота была уже на кончике ее языка, она тянулась на каждом звуке, как жевательная резинка, склеивала два измученных рта. Между пальцев Ник ощутил крестик, нажал и укололся.

— Господи!.. — шептала Ли. — Господи… Что же мы делаем?! Господи!..

На мгновение луна погасла. Большая вода, белое женское лицо, мягкие изгибы холмов, все разом провалилось в мягкую черноту. Луна вспыхнула…

Он не понял, чей это крик… Ноги будто свело судорогой, и по телу снизу вверх прокатился колющий поток, будто охватили со всех сторон вафельным полотенцем.

Полоска песка перед глазами подпрыгнула, яркая. Ладони то скользили в поту, то вдруг соскакивали в ледяное крошево песка. В ярком лунном свете ночной песок обжигал колени. В какой-то момент Ник подумал, что спина Ли исколота ледяными песчинками, от этой мысли боль умножилась, и он потерял последний реальный ориентир.

Море было сзади, и шорох волн наваливался и наваливался на голую спину. Рывок вверх, вдох, и его опять прижимало, вдавливало назад, в ее тело, вдавливало силой воздуха, вдавливало силой ее ладоней, намертво приклеенных к его бедрам.

— Ты не моя мать… — шептал он. — Ты приемная мать… Почему ты лгала мне всю жизнь? Зачем ты?.. Я хочу тебя! Нельзя так хотеть… Я тебя… — Он не мог оторваться, отпустить ее сейчас было все равно что отрубить половину тела. — У нас разная кровь… Признайся, ты меня усыновила? — задыхаясь, спрашивал он. — Ты взяла меня маленького, а я забыл. Меня подменили в роддоме? Скажи, я похож на своего отца? Нет? Конечно, не похож, меня подменили в роддоме, меня перепутали! Я люблю тебя!

Она лежала рядом в воде и смотрела на него. Он присел, подтянул к груди колени.

— Ты не моя мать! — сказал он и сам поверил в то, что сказал. — Я знаю!..

Он протянул руку, но Ли, легко подавшись назад, ушла от нового прикосновения.

— Ник! Погоди… Ник!.. Послушай меня!.. — сказала она. — Ник, тебя не могли подменить в роддоме.

— Почему не могли?.. Я знаю Много случаев, там такой бедлам… Все новорожденные одинаковые… Бирочку перепутали…

— Все новорожденные разные!

— Глупости, ты сама не знаешь! Это материнский инстинкт, это самовнушение — одинаковые мы!

— Ник… Ник… — опять уходя от его рук, крикнула Ли: — Ник! Я рожала тебя дома! Пойми, я рожала тебя дома!

Небо вычищало рывками. Глядя вверх, Ник видел, как моментальными пятнами прорезаются звезды. Он сидел голый возле самой воды, обхватив руками колени, и задирал голову все сильнее. Запрокидывал голову, пока не почувствовал боль в шее.

Ожидая мгновенной расплаты, он был удивлен теплым чувством, наполняющим теперь и разум, и тело. Он не хотел думать об этом, по непонятной для себя причине он был счастлив. Ли была рядом, она лежала на песке, и ее тело по грудь обдавало темной прозрачной волной, она не смотрела в небо, глаза ее были закрыты, рот, расслабленный и увядший, все-таки поддерживал форму улыбки, а рука, непроизвольно протянувшаяся и дотронувшаяся до ноги сына, оказывается, еще сохраняла жар.

5

Они медленно брели вдоль моря. Было светло, но свет постепенно уходил, угасал, и когда показалась деревня, луна зашла. Здесь не жгли ночью никакого электричества, и дальше пришлось пробираться ощупью, спотыкаясь.

До дома добрались довольно просто (только один раз Ник зацепился, упал и рассадил себе колено). Потом он нашел в кромешной темноте перила, нащупал, подошвой первую ступеньку. Ник даже улыбнулся при мысли, что осталось пройти какую-то пару метров до кровати, а опять рискуешь свернуть себе шею. Он повернулся в полной темноте дома и протянул руку, Ли поймала его ладонь, он слегка стиснул ее пальцы.

— Устала? — спросил он.

Кажется, она кивнула. В темноте невозможно было точно увидеть.

Поднявшись к себе в комнату, Ли сразу прилегла. Притворив дверь, Ник зажег лампочку и вытащил дневник. Он довольно долго сидел над раскрытой книжечкой. Снял с авторучки колпачок, но, испытывая незнакомое радостное возбуждение, никак ничего не мог записать. Он сидел неподвижный, глядя перед собою до тех пор, пока свет настольной лампочки не смешался с серым светом утра. Только тогда он написал. Только одно слово посредине чистой страницы, очень крупно:

«ХОРОШО!»

Нарисовал жирный восклицательный знак и поставил число. Он не стал раздеваться, так и завалился, не снимая сыроватой одежды. Перевернулся на спину, что было для него не типично (Ник обычно засыпал только на левом боку), подложил сплетенные руки под голову и сразу заснул. Он даже не погасил лампочку, так устал.

Издали приходил порывами шум моря. Рядом монотонно ударяло в землю что-то тяжелое и большое, будто работал ковш экскаватора. (Звук ни на что больше не был похож, как на удары ковша, только у экскаватора почему-то не работал мотор.) Пытаясь припомнить пронесшийся яркий сон, Ник лежал с закрытыми глазами. Он лежал в той же позе, что и уснул. Руки под головой, возле уха пощелкивают часы. Он знал, что Ли стоит над постелью и смотрит на него, он пытался затянуть это мгновение. Она отошла, дернула занавеску, и на своем лице на закрытых веках Ник ощутил солнечный свет. Тупые удары смолкли.

— Просыпайся, мальчик! — сказала Ли, у нее был неприятный сухой голос. — Нам нужно уходить…

Ник открыл глаза. Ли действительно стояла рядом. Она расчесала волосы и немного подкрасила помадой губы. Она отводила глаза.

— Что случилось, ма? Доброе утро! — сказал он, расцепив под головой пальцы.