Елена Муравьева - Требуются герои, оплата договорная Страница 46

Приближался сентябрь — последний срок. С октября Катина цена — головокружительная цифра с шестью нулями стремительно падала. Заказ оговаривал четкую дату выполнения, за это и платили бешеные деньги. За жесткие условия и четкую дату.

Но и «уцененная» Катерина стоила прилично. Не для амбициозной старухи, а для Степана и Юлии. «Пока есть хоть один шанс — надо бороться», — они решили довести дело до конца. Шефини разрешила самодеятельность, но, предоставляя ретивым помощникам свободу, предупредила: «Боже, дай мне силы превозмочь возможное; смелость — одолеть неодолимое, и мудрость отличить одно от другого». И, как обычно оказалась права.

Они запустили вариант с похищением, потом переключились на версию с Борисом и сейчас пожинали плоды. Юлия, судя по рассказу Устинова, была мертва. Он сам, Степан поморщился недовольно, оказался в полном дерьме и пока не знал, как из него выбраться.

— Замри, ублюдок, — Устинов был настроен более чем решительно. — Иначе она сдохнет. Ясно?

— Ясно, ясно. Давай расставим точки над «і». Я хочу все объяснить, — Степан отбросил пистолет в дальний угол, поднял над головой руки, продемонстрировал миролюбивые намерения.

— Только короче и без глупостей! — предостерег Борис. — Ее положу и вас! — Дуло на мгновение оторвалось от женского виска, указало в сторону мертвеца, вернулось на начальную позицию, — стреляю на звук, имейте в виду. — Устинов не врал. Он стрелял на звук, с колен, н вскидку, с завязанными глазами, как угодно. Стрелять — стрелял, но попадал ли? Это было неизвестно. Настоящее оружие он держал первый раз в жизни…

— Все в прядке, — уравновесил ситуацию Степан. Сейчас как никогда требовались спокойствие и выдержка. И красноречие. В работу шел последний вариант сценария — версия об отце. — Катя, ты помнишь своего папу?

— Немного.

—Он теперь большой человек…

Богунский недовольно хмурился. Ему очень не нравился расклад сил. Катя — истерично возбуждена, малоуправляема. Борис — в крайней экзальтации, готов на все. Ребята у стен — как на ладони, он сам — растерян и уязвим. Дело — дрянь.

— Он живет в прекрасном доме, имеет счет в банке, катается по заграницам, богат, успешен, знаменит.

Словно бы нечаянно, в увлечении, Степан сделал шаг вперед. Маленький незаметный шажок.

— Стоять! — рявкнул Борис и ткнул Катерину в висок. Она зажмурилась, заверещала от ужаса.

Катя.

Дикость положения превосходила любую фантазию. Степан, его гвардейцы, убитый в спортивном костюме, Борька, дуло у виска. Безумие! Сумасшествие! Бред!

В медовой покладистости Богунского звенела сталь и рокотала угроза. Бледный от волнения, со светлой бесстрастной улыбкой на губах он нес полную ахинею.

— Твой отец любит тебя, он очень переживает…

Катя кивнула, конечно. Она давно переросла любовь к папочке. Человек, фамилию которого она носила, имя которого записывала в отчество, был ей не интересен и не нужен. Она знала его истинную цену. В 20 лет, в тайне от всех, через милицию раздобыв адрес, она съездила, поглядела на спившееся ничтожество, проглотила со слезами, комом ставшую в горле брезгливую жалость. Поблагодарила бога за умную мать, скрывавшую как самую страшную тайну, простую правду: ее отец — Андрей Морозов — отборная сволочь, редкая дрянь, редчайшая.

Степан врал. Зачем?

— Его успехи не дают покоя другим людям.

Борис.

Катя внимательно слушала слова Богунского. И, кажется, даже верила им.

— Заткнись, — перебил Устинов, — хватит сказок.

— Катенька, твой приятель рехнулся. Еще немного и он тебя убьет.

— Степан! Не нарывайся! — У Бориса изменился голос, стал хриплым и шершавым. — Катька, двинешь рукой — задушу, — для острастки он снова сжал Катерине горло.

Замечание Богунского было вызвано отнюдь не нежной заботой. Пугая Катю, он провоцировал ее к активности. С пистолетом в руках, Морозова могла изменить диспозицию. Борис закусил губу. Единственный шанс на спасение — дыра в полу, была вне пределов досягаемости. Любой ценой следовало вернуться за кирпичный простенок и действовать по плану.

— Мы возвращаемся, — Устинов кивнул обломки стены, — на прежнее место. Здесь слишком нервная обстановка.

Степан.

Требование Устинова стоило немногого. Закуток у стены, отгороженный от общего зала полуразвалившимся барьером, казался надежным убежищем лишь дилетанту. Почти замкнутое пространство ограничивало маневр, и давало атакующей стороне весомые преимущества. Богунский мгновенно посчитал выгоды нового положения и явил добрую волю.

— Хорошо. Я не против. — На всякий случай надо было бы проверить угол; но Борис, пятясь задом и волоча за собой Катерину, уже сделал шаг в нужную сторону. Останавливать его значило вновь обострять ситуацию. Ладно, отмахнулся Степан, пусть забираются в свою нору. Дойдет до дела: выковыряем за пять минут. Не велика забота.

Катя.

Катей вновь овладела тупая апатия. Борька тащил ее, ватные ноги еле двигались, тело не слушалось. Хотелось выть от отчаяния и бессилия. Страх, как таковой, она не испытывала. Как можно бояться человека, которому доверяешь? И все же, она видела: Устинов вне себя, он готов ко всему и способен на любой поступок! Он уже убил человека, и будет убивать дальше. Он может убить и ее, если проиграет свой бой с Богунским. Ей надлежало или умереть, или разделить с Устиновым победу.

Шаг. Еще один.

Можно было попробовать вырваться из Борькиных объятий, поискать спасения за широкой спиной Степы. Можно было бы, не внушай ей Богунский леденящий душу трепет. Его спокойствие, выдержка, самообладание хранили отпечаток профессиональной выучки. Даже сквозь туман страха, Катя ощущала профессионализм и выучку.

— Потерпи, моя хорошая, — чуть слышно прошептал Устинов.

Еще шаг — уже за барьер. Еще шаг и…

Другие.

Ситуация требовала разрядки, слишком высокий градус набрало нетерпение.

Один из парней, посланных в караул, обеспокоенный выстрелами, проявил недюжинное рвение; поднялся по ржавой, чудом сохранившейся, наружной лестнице на крышу. Обдираясь о кирпичи, сполз через оконный проем на второй этаж и волею судеб столкнулся нос с носом с Катей и Борисом. Минутой раньше он бы оказался у них за спиной и разоружил бы обоих. Сейчас успел лишь ткнуть Устинова в спину пистолетом. Дальше Катя, уловив боковым зрением мелькнувшую тень, выбросила вперед руку и выжала курок. Выстрел почти в упор, отбросил тело — маленькое аккуратное отверстие во лбу практически всегда превращает живого человека в мертвое тело — к стене. На секунду оно, распластанное, замерло вертикально, а затем, медленно стекло по кирпичной кладке на пол. Катя едва не дунула залихватски в дуло, убийство не произвело на нее впечатления. Она почти не осознала того, что учинила.

Степан.

Богунский не шелохнулся. Суету могла оборвать пуля. Попасть под раздачу, стоя в центре пустого пространства, он не желал. Удержались от скороспелых выводов и его ребята. Напротив, используя неразбериху, подобрались к закутку поближе. Молодцы, он одобрительно кивнул.

— Что произошло? — спросил негромко. В ответ полилась тишина. Пришлось повторить. — Что произошло?

— Все нормально, — объявил Устинов — Катя нечаянно пальнула, не волнуйся.

— Катя?

— Да… — она едва шевелила губами.

— Хорошо. — Богунский огорченно нахмурился. Катя сорвалась, как он и ожидал, но, к сожалению, поздно. Пуля, которую мог получить Борис, угодила в стену или улетела в окно. Так или иначе, надежды не оправдала. Жаль.

— Продолжим разговор…

— Мы тебя слушаем…

Борис.

Фраза была явным преувеличением. Устинова треп Степана не интересовал, а Катя вряд ли понимала сейчас хоть что-то. Она привалилась к плечу Бориса, дышала глубоко, часто, с истеричным подрагивающим стоном. Глаза… Устинов заглянул в зеленые болотца… зрачки мерцали холодно и жестко, взгляд блуждал по лицу трупа. Истина торила дорогу к сознанию, блуждала в поисках оценки.

— Ты поступила правильно. Он — враг, он хотел нас убить. Или он, или мы, — прошептал Устинов. Катя кивнула, заворожено глядя на окаймленную красным дырку во лбу убитого. — Или он, или мы! — Утешениям не пришло время. Бой не время для сантиментов.

Катя замотала протестующе головой, отгоняя химер. Взгляд потеплел.

— Враг. Или он, или мы. Правильно, — кодируя себя, повторила. — Враг. Или — или.

— Умница моя, разумница, — он ободряюще улыбнулся. Надо бы пошире, да повеселее, но уж как получилось.

Катя потерла рукой шею.

— Ну, ты и дурак, Борька, больно же! Что собственно происходит?

— Потом расскажу, сейчас слушай Степу и поддакивай.

За стенкой распинался Богунский. Представился зачем-то частным детективом, нанятым охранять Катерину от лиходеев, задумавших навредить Андрею Морозову.