Леонид Шифман - Побег на Альфу Центавра (сборник) Страница 56

– Извините, я не смог найти корицу.

– Ну что вы, Генри. Спасибо. Сегодня вместо корицы лучше подошел бы черный перец.

Я сделала пару глотков. Мне стало совсем плохо. Неведомо откуда взявшийся вихрь закружил мое сознание и утащил за собой ввысь. Я успела кинуть прощальный взгляд на себя, сидящую за рабочим столом и опустившую голову на скрещенные руки. Мне стало жаль себя: расставаться не хотелось. Но тут меня понесло дальше, выше и выше. А впереди уже ждал свет. Конечно, это туннель, где-то я читала об этом. Силы небесные, значит я умираю. Но испугаться я не успела: я предстала перед излучающим свет и покой старцем с улыбающимся лицом доктора Моуди. Он щелкнул пальцами, и я кадр за кадром просмотрела сериал, поставленный анонимным режиссером, по всему, что успела написать в столь быстро истекшей жизни. Актеры играли классно. Генри, Макс, инспектор Майлс – все как в жизни. Идентичность экранизации была идеальной. Только одна серия не удалась, последняя. Звук пропадал, мутные пятна на экране, исцарапанная пленка... Персонажи двигались как в эпоху немого кино. Просто жуть...

– Не торопись, детка, – ласково произнес доктор Моуди, протирая носовым платком запотевшие очки, – твое время еще не пришло...

Снова меня подхватила неведомая сила, и я очнулась на рабочем месте. Шея затекла, и мне пришлось размять ее не менее затекшими пальцами. Кофе не успел остыть. Значит, мое путешествие на тот свет заняло не более двух минут! Но... Я читала у Моуди, что вновь прибывшим душам демонстрируют фрагменты их жизни, а мне показали кино, снятое по моим повестям и рассказам! Не надо быть Фрейдом, чтобы правильно истолковать символику происшедшего: я умерла как писатель! Впрочем, нет. Светоносное существо сообщило, что мое время еще не настало, а значит, мне дозволяется писать. Но я должна сделать выводы и впредь быть десятикратно осторожней.

Я с трудом соображала, руки дрожали. Я выпила еще две чашки кофе, прежде чем пришла в себя. Я не стала рассказывать Генри о своем необыкновенном видении: он бы мне все равно не поверил. А на психоаналитика жалко денег.

– Я никогда, слышите, Генри, не буду ничего сочинять. Никаких Никольсенов и Смайлсов. Только то, что реально происходит с нами.

– Успокойтесь, Николь. Сейчас не подходящий момент для принятия каких-либо решений.

– Клянусь! – Я сняла с полки самый толстый и потертый том из трехтомника Дональда Кнута «Искусство программирования» и возложила на него руку. – Клянусь! Клянусь!

– Чтобы вам не пришлось жалеть!

Тихий вкрадчивый голос Генри успокоил меня окончательно, и во мне проснулась жажда деятельности.

– Но надо что-то делать! Я должна поговорить с инспектором Майлсом. Вдруг, это убийство и кто-то воспользовался моим способом?

– Позвоните ему. Я уверен, что он найдет время принять вас.

– Садитесь! – скомандовал инспектор Майлс, не глядя на меня.

Я села на краешек стула для посетителей, словно двоечница на разборке у директора школы.

Инспектор молчал. Я окинула бездумным взглядом кабинет, пока не остановилась на массивном ореховом столе инспектора.

– Ищете книги Блэка и Нордвестера? У меня их нет. Есть только вот это. – Он достал из стола запечатанный полиэтиленовый пакет и швырнул на стол передо мной. Я узнала обложку «Теннесси» с водопадом...

Теперь ясно, почему Майлс так разгневан.

– Простите меня, инспектор! Я должна была показать вам рассказ прежде, чем послать в редакцию.

– Вы еще издеваетесь надо мной! – Майлс чуть ли не кричал. – Что вы себе позволяете? Хватит того, что этот журнал обнаружили на столе Нордвестера раскрытым на вашем творении. Или вы хотели, чтобы и я покончил с собой? Но у меня нет причин для этого и склонности к суициду тоже нет! Ведь это требует отклонений в психике. Но сколько людей их имеют? Сколько в стране шизофреников вам известно? Им нужен только толчок. Им может послужить все что угодно, а талантливо написанный рассказ... извините... – Он снял трубку зазвонившего телефона.

В трубке говорили, а инспектор молча слушал и смотрел на меня. Его темные глаза чуть округлились. Он бросил трубку на рычаг, так и не произнеся ни слова. Он молчал и смотрел на меня. Муха села на рукав моей блузки, но я не решилась пошевелиться, чтобы отогнать ее. Молчание длилось еще долго. Первым «моргнул» инспектор:

– Дерек Вулф покончил с собой.

Я бы многое отдала, чтобы это была дурацкая пьеса, а не жизнь. В театре бы сейчас просто опустили занавес. Всем все ясно. Можно забрать пальто и идти домой.

Два Вирджинских водопада хлынули из моих глаз, сметая все на своем пути. Синяя тушь размазалась по щекам, придав мне особенно жалкий вид. Инспектор сжалился надо мной и отпустил домой.

Не помню, как добралась до дома. Мне было худо. Позвонила Максу. Он, все бросив, примчался спасать меня. Я испачкала тушью его жилетку.

– Дело писателя – писать. О последствиях должен был позаботиться издатель, на то у него имеется штат редакторов. Основная доля ответственности лежит на нем.

– Я не об этом, Макс. Есть еще совесть...

– Да, существует совесть, суд совести, но этот суд обходится без адвокатов.

Он развел руками. К сожалению, Макс оставался адвокатом двадцать четыре часа в сутки.

Макс настоял, чтобы я приняла снотворное.

Я проснулась ночью. Тишина. Мягкий слабый свет заботливо оставленного Максом ночника искривлял пространство спальни, приближая освещенные предметы. Настенные часы показывали полтретьего. Макс мирно посапывал, положив руки поверх одеяла. Я погасила ночник. Попробовала снова уснуть, но безуспешно.

Постепенно, как изображения на фотобумаге, опущенной в кювету с проявителем, в памяти всплывали события последних дней. Смерть Брайана Нордвестера, а теперь и Дерека Вулфа.

Нордвестер точно на моей совести. Я представила себе, как он дочитывает «Серийное самоубийство», откладывает в сторону журнал, ухмыляется, подходит к плите и выпускает газ на свободу... Нет, это глупо. Этого не может быть. А почему не может быть? Когда-то Гете написал «Страдания молодого Вертера», оканчивающиеся самоубийством главного героя. Это привело к волне самоубийств, прокатившейся по всей Европе. Но, кажется, Экдах окончательно задурил мне голову... Одно дело властитель дум Вольфганг Гете, а другое дело я, скромный автор скромных детективных историй... К тому же я писала об убийстве, замаскированном под самоубийство. А следовательно... Я должна еще раз поговорить с инспектором Майлсом! К тому же не мешает выяснить, что произошло с Дереком Вулфом.

– Конечно, должна, – согласился с моими доводами Макс, когда утром я поделилась с ним своими ночными терзаниями. – Сделаешь это в понедельник.

– А какой день сегодня?

Макс внимательно посмотрел на меня. Я пыталась найти ответ сама, но у меня ничего не получалось, я утратила чувство времени.

– Не волнуйся, детка, это побочное действие снотворного. Все пройдет. Сегодня суббота. Мы постараемся хорошо отдохнуть за выходные, а в понедельник ты уже будешь в хорошей форме и нанесешь визит Майлсу.

Субботу мы посвятили шопингу: я накупила всякой ерунды, а Макс подарил мне сногсшибательный свитер из шерсти ангорской кошки. Я вспомнила одного из героев Переса-Реверте, влюбившегося в девушку, только потому, что она носила такой свитер. А когда они расстались, он скучал по свитеру, а не по девушке.

Я рассмеялась, но не рассказала Максу причину: он мог обидеться.

А в воскресенье я уже щеголяла в новом свитере, нежась в мягком голубом ворсе и издавая звуки, похожие на мурлыканье. Мы прогуливались по Национальному Парку, катались на финских санях и дышали свежим воздухом.

Я решила появиться у Майлса в начале рабочего дня без предупреждения. Он уже был на месте и согласился принять меня, но просил подождать минут пятнадцать.

Я позвонила Генри и, не сообщая причины, сказала, что буду позже.

Минут через двадцать секретарша пригласила меня в кабинет Майлса.

Сегодня Майлс был вежлив, поднялся из-за стола, приветствуя меня. И я чувствовала себя иначе.

– Скажите, инспектор, вы рассматриваете версию убийства Нордвестера? – с места в карьер пустилась я.

– Дорогая Николь, давайте говорить прямо, вы предполагаете, что Нордвестера убили вашим способом?

Я замешкалась.

– Я вовсе не претендую на лавры первооткрывателя. Я просто хотела обратить ваше внимание на то, что если уж мы говорим о влиянии моего рассказа, то, скорее всего, оно проявилось бы в этом, а не в самоубийстве. Я просто не представляю себе, как здоровый человек может прочитать этот рассказ и тут же покончить с собой.

– Уж поверьте моему опыту, Николь, большинство самоубийств осуществляют именно здоровые люди. Конечно, это не происходит по наитию, они тщательно готовятся к этому шагу. Но какой-нибудь поэтической натуре достаточно капли, чтобы привести смертоносный механизм в действие. К тому же Нордвестер был пьян, в точности как в вашем рассказе.