Артур Дойл - Возвращение Шерлока Холмса. Долина Ужаса (сборник) Страница 59

Доктор шагнул к Холмсу и пожал ему руку.

– Вы хороший человек, – сказал он. – Я в вас ошибся. Слава Богу, что я прислушался к угрызениям совести и вернулся сюда, к несчастному Стонтону, которого оставил наедине с таким горем, тем самым получив возможность поговорить с вами начистоту. Вы и так уже знаете достаточно, поэтому мне нет смысла что-либо скрывать. Год назад Годфри Стонтон какое-то время жил в Лондоне. Он снимал квартиру и страстно полюбил дочь хозяйки. Они поженились. Девушка была настолько же добра, насколько красива, и настолько же умна, насколько добра. Любой мужчина был бы счастлив иметь такую жену. Но Годфри был наследником огромного состояния, и, если бы его родовитый дядя, этот отвратительный старикашка, узнал о женитьбе племянника, он бы непременно лишил его наследства. Я хорошо знал парня и очень ценил за все его замечательные качества, поэтому как мог помогал ему. Мы сделали все, чтобы о свадьбе не знал никто. Понимаете, ведь если бы прошел хоть малейший слух, вскоре об этом уже трубили бы все газеты. Хорошо, что Годфри был достаточно осторожен и в нашем распоряжении был этот уединенный коттедж. Пока нам удавалось сохранить тайну. Кроме меня о ней было известно лишь одному надежному слуге, сейчас он поехал за помощью в Трампингтон. Беда пришла с неожиданной стороны: жена Годфри заболела. Чахоткой самой тяжелой формы. Бедный мальчик чуть не сошел с ума от горя, но вынужден был ехать в Лондон на этот матч, потому что иначе ему пришлось бы объясняться и тайна могла раскрыться. Я, чтобы как-то поддержать его, послал ему телеграмму, и он прислал мне ответ, в котором умолял сделать все, что в моих силах. Не знаю, как вам это удалось, но, похоже, эту его телеграмму вы видели. Я не стал сообщать ему, что здоровье его жены значительно ухудшилось, потому что понимал, что его присутствие здесь не поможет, но отцу девушки рассказал всю правду, а тот весьма необдуманно все передал Годфри. В результате он примчался сюда в состоянии, близком к безумию, и с тех пор не отходил от ее кровати, пока сегодня утром смерть не оборвала ее мучения. Вот и все, мистер Холмс, и я уверен, что вы и ваш друг отнесетесь к горю молодого человека с должным тактом.

Холмс и доктор крепко пожали руки.

– Едем домой, Ватсон, – сказал мой друг, когда мы вышли из этого печального дома в тусклый зимний день.

Эбби-Грейндж

{97}

Одним холодным зимним утром тысяча восемьсот девяносто седьмого года, когда было еще совсем темно, я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Это был Холмс. Свеча, которую он держал в руке, склонившись надо мной, озаряла его взволнованное лицо. Едва раскрыв глаза, я понял: что-то произошло.

– Вставайте, Ватсон, вставайте! – тревожным тоном говорил он. – Нельзя терять ни секунды! Ничего не спрашивайте! Одевайтесь и едем!

Через десять минут мы уже тряслись в кебе по безлюдным лондонским улицам в сторону вокзала Чаринг-Кросс. Вялый зимний рассвет едва начал рассеивать мглу, за окошком в молочно-белом затхлом лондонском тумане размытым серым пятном промелькнула фигура какого-то спешившего на работу мастерового. Холмс молча поежился и поднял воротник своего плотного пальто. Я с удовольствием последовал его примеру поскольку воздух был просто ледяной и из дома мы вышли не позавтракав. Только после того, как мы выпили горячего чаю на вокзале и заняли места в идущем в Кент поезде, мы почувствовали, что достаточно согрелись, он – для того, чтобы рассказывать, я – для того, чтобы слушать. Холмс достал из кармана записку и прочитал вслух:

«Эбби-Грейндж, Маршем, Кент.

3 часа 30 минут.

Дорогой мистер Холмс,

Я был бы Вам бесконечно благодарен, если бы Вы нашли возможным немедленно выехать, чтобы помочь мне с крайне необычным делом. Этот случай как раз по вашей части. Леди я выпускаю, но прослежу, чтобы все здесь осталось так, как есть, и никто ни к чему не прикасался. Прошу Вас, не теряйте ни минуты, потому что сэра Юстеса оставить здесь будет трудно.

Искренне Ваш,

– Хопкинс обращался ко мне семь раз, и во всех случаях его вызовы имели под собой серьезное основание, – сказал Холмс. – По-моему, каждое из этих дел попало в ваши записки, а я должен признать, что ваше умение выбирать все-таки компенсирует многое из того, что мне не нравится в ваших рассказах. Ваша неискоренимая привычка смотреть на все с точки зрения занимательности, забывая о научности, загубила хорошее начинание, которое могло бы вылиться в прекрасное практическое пособие. Вы оставляете без внимания тончайшую, требующую филигранного мастерства работу в угоду броским подробностям, которые могут возбудить интерес читателя, но ничему его не научат.

– Почему бы вам самому в таком случае не взяться за перо? – с чувством легкой обиды спросил я.

– Возьмусь, дорогой Ватсон. Обязательно возьмусь. Сейчас я, как вы знаете, довольно занят, но годы старости я планирую посвятить составлению учебника, в котором была бы собрана вся премудрость сыщицкой науки. Дело, за которое мы возьмемся сейчас, должно быть, связано с убийством.

– Так вы думаете, что этот сэр Юстес был убит?

– Полагаю, что да. Почерк Хопкинса указывает на сильное волнение, а он не относится к легко возбудимым людям. Да, судя по всему, мы имеем дело с насилием и тело оставили для того, чтобы мы его осмотрели. Из-за какого-нибудь самоубийства он не стал бы меня вызывать. Что касается леди, наверное, когда случилась трагедия, ее заперли в другой комнате. Нам с вами, Ватсон, предстоит окунуться в жизнь высшего общества: дорогая бумага, монограмма «Ю. Б.», родовой герб, пышный титул. Думаю, Хопкинс не подведет и на этот раз и утро будет достаточно интересным. Преступление было совершено сегодня ночью до двенадцати часов.

– Как вы могли это узнать?

– Просмотрел расписание поездов и подсчитал время. Сначала нужно было вызвать местную полицию, той – связаться со Скотленд-Ярдом, туда должен был выехать Хопкинс и, в свою очередь, вызвать меня. Все это продолжалось бы целую ночь. Впрочем, вот и Чизилхерст, скоро мы все будем знать точно.

Проехав пару миль по узким проселочным дорогам, мы оказались у ворот парка, которые открыл нам старик привратник с бледным как мел взволнованным лицом, которое свидетельствовало о том, что здесь произошло какое-то страшное несчастье. Аллея шла через прекрасный парк между старыми вязами и упиралась в невысокий, но очень вытянутый в длину дом, фасад которого был украшен колоннами в стиле Палладио{98}. Средняя часть здания была явно очень старой, ее стены были сплошь увиты плющом, но большие окна указывали на то, что в архитектуру дома были внесены современные изменения. Одно из окон, похоже, было пробито в стене совсем недавно. Подтянутый, по-юношески стройный инспектор Стэнли Хопкинс с встревоженным лицом встречал нас в дверях.

– Я очень рад, что вы приехали, мистер Холмс. И вы тоже, доктор Ватсон! Правда, если бы можно было вернуть время назад, я бы теперь не стал вас беспокоить, поскольку леди, когда пришла в себя, рассказала, что произошло, настолько подробно, что нам уже по сути и делать-то нечего. Помните луишемскую банду взломщиков?

– Вы имеете в виду троих Рэндаллов?

– Да, отец и два сына. Это их работа. Я в этом не сомневаюсь. Две недели назад они поработали в Сиденгаме. Их видели, и свидетели могут их описать. Конечно, странно, что они пошли на новое дело в том же районе, да еще так скоро, но это точно они. И на этот раз дело пахнет виселицей.

– Так, значит, сэр Юстес мертв?

– Да, ему проломили голову его же собственной кочергой.

– Сэр Юстес Брэкенстолл, как сказал кучер?

– Совершенно верно… Один из самых богатых людей в Кенте. Леди Брэкенстолл сейчас в гостиной. Бедная женщина, представляю, что ей пришлось пережить! Когда я ее увидел, она была ни жива ни мертва от страха. Лучше будет, если вы сначала поговорите с ней, пусть она сама вам расскажет, что здесь случилось, а потом мы вместе осмотрим столовую.

Леди Брэкенстолл оказалась женщиной необыкновенной. Изящная гибкая фигура, плавные женственные движения, золотистые волосы и голубые глаза, изумительной красоты лицо, которое, должно быть, дышало здоровьем до того, как недавняя трагедия оставила на нем след в виде впалых щек и покрасневших век. Было заметно, что пострадала она не только морально, но и физически, поскольку над одним глазом расползался и набухал ужасного вида фиолетовый кровоподтек, который ее горничная, высокая строгого вида женщина, усердно смачивала раствором уксуса. Когда мы вошли, леди лежала на кушетке, но быстрый внимательный взгляд, которым она встретила нас, и настороженное выражение прекрасного лица указывали на то, что ни самообладания, ни мужества она не лишилась. Леди была в легком пеньюаре, синем с серебром, но на спинке кушетки рядом с ней лежало черное, отделанное блестками нарядное платье.