Предписанное отравление - Бауэрс Дороти Страница 6

Солнце уже встало, но никто и не подумал выключить электрический свет, и это заставило врача задуматься: а выключил ли он свет, уходя из собственного дома? Не говоря ни слова, он взял сумку и присоединился к Дженни и Буллен, открыл для них двери и щелкнул электрическим выключателем. После часов борьбы между жизнью и смертью спальня погрузилась в тихий мрак.

В коридоре доктор жестом показал Дженни, чтобы она отвела успокоившуюся сиделку, и, уходя, та услышала звук поворачивающегося в замке ключа.

Кэрол была в столовой, справа от лестницы. Ставни оставались закрыты, и, несмотря на уже поднявшееся солнце, горел свет. С ней была миссис Бидл, кухарка, пожилая женщина, некогда бывшая одновременно и толстой, и симпатичной. Но ее широкие формы подрастеряли плоть, беспокойства оставили морщины на щеках, а волосы поседели. Столкнувшись с внезапной бедой, она снова и снова безмолвно потирала руки, словно уверяя себя в собственной безопасности. Привычка, ставшая чуть ли не религиозным каноном, запрещала ей появляться на людях не полностью одетой.

Когда вошли Дженни и Буллен, а также следовавший за ними доктор, Кэрол поднялась с места, чтобы встретить их. Она была в халате и тапочках на босу ногу. Увидев лицо врача, она резко остановилась.

– Можете не говорить. Бабуля умерла.

Она отвернулась, встав спиной к вошедшим, от которых отделилась Эмили Буллен – она подошла к кухарке. Кэрол схватилась руками за голову, сунув пальцы в копну волос. Затем она опустила руки, постепенно пришла в себя и медленно села на место.

Больше она не выглядела бледной. Румянец залил ее щеки, а глаза устремлялись то на одного, то на другого из пришедших. Она немного подалась вперед, барабаня пальцами по ручке кресла. Она казалась такой юной и смущенной, что миссис Бидл инстинктивно подошла к ней. Кэрол не обращала на нее внимания.

– Я, – громко начала она, но тут ее голос сорвался. – Ну, я… не понимаю, – неловко закончила она.

Доктор Фейфул проигнорировал это признание. Он подошел к кухарке, которая все еще стояла возле Кэрол и медленно покачивала головой, словно вся суматоха началась из-за нарушения каких-то кулинарных процессов.

– Миссис Бидл, – обратился доктор, беря на себя роль управления ситуацией на себя. – Мисс Буллен не по себе. Я буду благодарен, если вы предложите ей теплое питье и отдых где-нибудь, желательно в постели. А я тем временем хочу поговорить с мисс Дженни и мисс Кэрол.

– Хорошо, сэр, – миссис Бидл, как и большинство представительниц ее пола, была рада тому, что доктор обратил на нее внимание. Она одарила Кэрол последним заботливым взглядом, обняла Эмили Буллен и направилась к двери. Когда они проходили мимо стоявшей в стороне Дженни, девушка заметила, что глаза кухарки опухли от слез. Но не от горя, подумала она. В ее памяти отпечатались незначительные мелочи. Ей на глаза попалась массивная псевдоперламутровая брошь, которая как будто бы поддерживала подбородок миссис Бидл. Девушка удивилась, как в таком хаосе кто-то может уделять тщательное внимание собственным представлениям о приличии. Она заметила непроизвольное подрагивание губ Эмили. Затем женщины ушли, оставив ее с Кэрол и доктором.

Она окинула взглядом сверкающую комнату с отполированной мебелью, и на поросли цветов в горшках, мягкие пастельные тона которых заглушались искусственным цветом комнаты. Девушка вздрогнула.

– Не вынести ли их? – хрипло сказала она. – Уже утро. О, шторы, я и забыла…

Доктор Фейфул мягко взял ее за руку.

– Сядьте напротив Кэрол. Я должен что-то сказать вам обеим.

Девушка подчинилась, взяв указанный доктором стул.

Врач молча встал между ними. Мысли Кэрол непроизвольно вернулись к такой же аналогичной ситуации. О чем она думала? Это было вчера. Этого не могло быть. Доктор Фейфул очень спокойно говорил, словно отмеряя заранее приготовленные слова.

– Только что, – сказал он, не глядя на девушек и скрестив руки за спиной, – Кэрол сказала, что она не понимает. Думаю, мы все могли бы это сказать. Что касается меня, то я честно скажу вам, что не понимаю… – здесь врач поднял глаза и взглянул на каждую из девушек. – Днем, когда я оставил миссис Лакланд, она была в хорошем состоянии здоровья – лучшем с прошлого марта, то есть времени, когда началась ее болезнь. Никто не смог бы перенести болезнь лучше, чем ваша бабушка, но когда я вернулся сюда ночью, у нее уже не осталось никакой надежды на выздоровление.

Доктор сделал паузу. Никто не заговорил. Кэрол сжала руки.

– В данных обстоятельствах я должен заявить, что не могу подписать свидетельство о смерти.

Он попытался сказать последнюю фразу как можно ровней и беспристрастней и не смотрел ни на одну из девушек, для которых он долгое время был не только врачом, но и другом.

Единственным ответом на его слова стала смертельная тишина, нарушаемая лишь величественным боем часов и чириканьем воробьев где-то неподалеку.

Кэрол вскочила. Дженни не шелохнулась, но доктор почувствовал ее взгляд, хотя в данный момент смотрел на ее кузину.

– Вы не можете иметь в виду то, что сказали! – выкрикнула Кэрол. – Несколько месяцев вы приходили сюда каждый день и видели, что бабуля так больна, что всякий раз, когда ей становилось лучше, это было просто удивительно. А теперь, когда все позади, вы делаете вид, будто не понимаете, что произошло! – Ее руки сжались в кулаки, дыхание участилось, и она направила против доктора всю свою более не контролируемую страсть.

Дженни наблюдала за ней с холодным любопытством, которое она могла бы уделить выходке незнакомца. Выражение лица доктора Фейфула не изменилось. Он обратился к разъяренной девушке.

– Я здесь не для того, чтобы спорить с людьми, пережившими то, что испытали вы с Дженни. И не для того, чтобы смягчить правду. Смерть вашей бабушки вызвана не болезнью, от которой она страдала, вернее, выздоровела. Я знаю достаточно и могу прямо заявить это. А в таком случае, я не могу подписать свидетельство о смерти. У меня нет выбора. Не важно, насколько я соболезную, сострадание и сожаление не меняют фактов…

– И что же вы собираетесь делать дальше? – бросила Кэрол.

– Я должен уведомить коронера, а затем, боюсь, дело выйдет из моих рук.

– Это невыразимо…

– Кэрол, ты не знаешь, о чем говоришь, – спокойно вмешалась Дженни. За несколько минут пикировки врача и кузины она восстановила силы. – Доктор Том совершенно прав. Это ужасно, но что он может сделать? Ты первой сказала, что смерть бабули необъяснима…

– Я не говорила…

– Ну, – устало отмахнулась Дженни, – если хочешь вдаваться в тонкости, ты подразумевала это. Очевидно, что ни один из симптомов бабули не был похож на предыдущие приступы. Сейчас она была не настолько больна.

Доктор задумчиво посмотрел на девушку. Ее глаза блестели, возможно, от недостатка сна. Ее самообладание было удивительным, по крайней мере, на первый взгляд.

Кэрол нетерпеливо вздохнула и резко вскинула голову.

– Все это нелепо! – выкрикнула она. Внезапно подбежав к выключателю, она погасила свет. Солнечные лучи пробивались сквозь шторы, и в новом освещении комната выглядела совсем другим местом.

– Просто предположим, что раньше у нее не было таких же симптомов, и что это доказывает? Ничего! У нее могли быть проблемы с сердцем, поскольку после всех этих месяцев…

– Сердце вашей бабушки было в полном порядке, – вставил доктор Фейфул, словно излагая общеизвестные факты бестолковому ребенку. – Оно давало ей силы сопротивляться и дотянуть до такого прекрасного состояния, что на этой неделе я просто удивился.

– Думаю, прежде чем мы сможем принять это как факт, нам нужно выслушать еще одно мнение, – грубо заявила Кэрол. Ее нескрываемая враждебность и последняя фраза не смутили доктора.

– У вас будет второе мнение, – с холодной учтивостью ответил он. Дженни была удивлена его терпению, а он продолжил: – Кэрол, вы полагаете, что врач, будучи в своем уме, может стремиться к публичному дознанию, не имея для того надлежащих оснований? Поверь мне, этого не может быть.