Саймон Толкиен - Последний свидетель Страница 67

— Сообщите нам ваше имя, пожалуйста, — произнес Майлз Ламберт.

— Сэр Питер Робинсон.

— Род занятий?

— Министр обороны, — странно безжизненным, лишенным какого-либо выражения и интонации голосом отвечал сэр Питер.

Патрик Салливан поднялся и положил перед Майлзом Ламбертом записку, но адвокат не потрудился даже взглянуть на нее. Не было причин. Сейчас он был занят представлением свидетеля присяжным, старался, чтоб тот, как и его показания, характеризующие подсудимую лишь с самой положительной стороны, произвели на них должное впечатление.

— Как долго вы знакомы с леди Гретой Робинсон? — спросил он.

— Около трех с половиной лет. Она начала работать на меня в 1997 году.

— И, если не ошибаюсь, вы поженились в прошлом декабре?

— И да и нет.

— Простите, сэр Питер. Я что-то не совсем понимаю ваш ответ.

— В таком случае, позвольте пояснить, — все тем же мертвенным тоном произнес Питер. — Да, мы действительно сочетались законным браком в отделе записи актов гражданского состояния в Челси двадцатого декабря прошлого года. Но в свете только что полученных мной вот этих документов, не уверен, что брак этот можно назвать законным.

— Не уверены? Как это понимать?

— Да, незаконным. Потому что женщина, с которой я сочетался браком, уже была замужем. И у меня есть все основания полагать, что этот ее муж был на момент нашего бракосочетания жив. И жив до сих пор.

Майлз несколько раз, подобно рыбе, закрыл и открыл рот, но впервые за все время своей практики так и не смог издать ни звука. Слишком поздно он обратил внимание на записку, которую положил перед ним на стол Партик Салливан. А говорилось там следующее:

«Майлз, не задавайте ему больше никаких вопросов. Иначе это нас погубит. Объявите о закрытии дела прямо сейчас. Грета».

«Могла бы предупредить и раньше, — с горечью подумал Майлз. — До того, как этот ее чертов муж, или кем он там ей доводится, начнет давать показания перед присяжными. Вся работа насмарку».

Судья выждал, пока шум в зале уляжется, и сразу же приступил к делу.

— Вижу, у вас там какие-то два документа, сэр Питер, — в присущей ему любезной манере начал он. — Не могли бы вы объяснить нам, что они собой представляют? Будьте так добры.

— Вот это — свидетельство о браке, — сказал Питер. — О первом ее браке. И в нем сказано, что двадцать шестого ноября 1989 года она сочеталась законным браком с Джонатаном Барри Роузом в Ливерпуле…

— Простите, что перебиваю, сэр Питер, но вы вроде бы сказали «Роуз»? — спросил судья. — Как цветок? Роза?

— Да, ваша честь. Только пишется фамилия по-другому. А произносится, как цветок.

— Благодарю вас. Прошу, продолжайте.

— А вот этот документ — свидетельство о рождении Греты, — сказал Питер и, подняв в руке красный листок, показал суду. Голос его звучал ровно, механически, в полном противоречии с сенсационной информацией, которую он сообщал. — Имя отца в свидетельстве о браке то же, что и в свидетельстве о рождении. Это доказывает, что Грета, вышедшая замуж за Роуза, и моя жена одно и то же лицо. Что же касается Роуза, считаю, что именно он убил мою жену и пытался убить сына две недели тому назад.

— Благодарю вас, — сказал судья и повысил голос, стараясь перекричать поднявшийся в зале шум. — Что ж, думаю, жюри присяжных не помешает взглянуть на эти новые улики, приобщенные к делу. Как вы считаете, мистер Ламберт? Ибо, по моему мнению, они имеют самое непосредственное отношение к нашему делу, особенно с учетом того, что не далее как вчера ваша клиентка утверждала, что не знает никакого Роуза или Роузи.

— Ваша честь, прошу объявить перерыв. — Майлз вновь обрел голос, чего нельзя было сказать о самообладании.

— Зачем, мистер Ламберт? Лично я не вижу в том необходимости. Это ведь ваш свидетель. Вы сами его вызывали.

— Хорошо, ваша честь, не хотите давать перерыв, не давайте. Но позвольте мне хотя бы обратиться к вам в отсутствие присяжных?

— Конечно, мистер Ламберт, вы можете ко мне обратиться. Но сначала все присяжные должны ознакомиться с документами, представленными вашим свидетелем. Назовем их уликами по делу под номерами двадцать один и двадцать два.

Копии свидетельств, передаваемые из рук в руки, дошли уже до присяжного индуса в тюрбане, и тут Грета не выдержала.

— Питер! Взгляни на меня, Питер! — крикнула она мужу. — Это не то, что ты думаешь. Просто дурацкий девчоночий поступок. Мы уже давно в разводе. И это убийство… я здесь совершенно ни при чем!

Питер обернулся, взглянул на жену, и тут выдержке его пришел конец. Он походил на утопающего, напрасно старающегося всплыть на поверхность. Открыл рот, но не издал ни звука.

Возможно, Грета приняла его молчание за знак одобрения. Впрочем, времени она терять не стала, попыталась развить успех.

— Я сделала тебя тем, кто ты есть! — воскликнула она. — Ты знаешь это, Питер. А что сделала для тебя эта твоя Энн? Она заботилась лишь о Томасе и своих цветочках. Я спасла тебя от нее. Я тебя освободила.

— Я уже никогда не буду свободным, Грета. Ты убила ее. И меня сделала соучастником. Ты и твоя психопатия.

Питеру эти слова дались с большим трудом, он задыхался. Они же привели Грету в ярость. Только сейчас она впервые поняла, что потеряла мужа навеки.

— Дурак ты, Питер, больше никто! Ты ведь сам стремился к свободе, разве не так? Хотел заполучить все: власть, славу, красивую женщину. Но за все надо платить. Так было и всегда будет. Нельзя получить это все за просто так. Во всяком случае, не в этом мире, Питер.

Грета хотела сказать что-то еще, репортеры бешено строчили в своих блокнотах. Но договорить ей не дали. Охранник, которого Грета оттолкнула в самом начале своего демарша, вновь бросился к ней. Стащил ее с места, скрутил руки и вывел через заднюю дверь.

— Да, уведите ее, — уже вслед ему сказал судья. В голосе его звучали командные нотки. — А что касается перерыва, о котором вы просили, мистер Ламберт, я объявляю его, но только ваша клиентка все это время будет пребывать под арестом. Вплоть до дальнейших моих распоряжений. Возможно, вам стоит переговорить с ней. Ей, судя по всему, есть, что нам рассказать.

Судья и присяжные вышли, после этого зал заседаний быстро опустел. Репортеры бросились к телефонам сообщить о сенсации в свои газеты и редакции. Остались лишь Томас с Мэтью да сэр Питер, последний сидел на скамье свидетелей, вперясь в пространство невидящим взором. Он выглядел так, будто внутри у него что-то сломалось, словно мотор, неустанно гнавший его все вперед и вперед долгие годы, вдруг заглох. Мэтью поймал взгляд Томаса, устремленный на отца, и тихонько вышел из зала.

Томасу хотелось подойти к отцу, но он точно прирос к полу. Он никак не мог найти нужных слов. Ведь они были чужими на протяжении столь долгого времени. Первым нарушил молчание Питер, заговорил глухим отстраненным голосом.

— Прости меня, Том, — сказал он. — Я предал тебя и Энн, и все из-за какого-то страшного наваждения. Я предал вас обоих и пытался замаскировать свое предательство. Мне хотелось верить Грете, потому что я не мыслил жизни без нее. И позволил всему этому случиться. Все погибло, теперь уже слишком поздно.

— Поздно для чего?

— Для всего. Я не хочу больше жить, Том. Вот в чем главная проблема. Просто не хочу жить. Не приведи я Грету Грэхем в наш мир, наш дом, твоя мама была бы жива. Я не могу жить с этим, Том. Поверь, это невозможно.

— Возможно, сейчас и не можешь, но позже все образуется. Все будет иначе, пап. Нельзя сдаваться.

— Почему нельзя?

— Потому что ты мне отец, у тебя есть я, — просто ответил Томас. Ничего другого в голову в тот момент не пришло.

— Возможно, ты и прав, — с печальной улыбкой произнес Питер. — Но ведь из камня крови не выжать. Я иссяк, во мне больше не осталось любви. Никакой пользы тебе от меня не будет.

— Ты все, что у меня есть! — пылко воскликнул Томас. — И мама тебя так любила. Поэтому и носила тот медальон. И меня она тоже очень любила. Это ведь она спасла меня от Роуза. Мы оба с тобой в долгу перед ней. Мы должны жить дальше, помогать друг другу.

Томас подошел и поцеловал отца в щеку. И тут случилось нечто необычайное. Он никогда не помнил, чтоб так близко видел пронзительные голубые глаза отца, но теперь они смотрели прямо на него, и ненависти в них уже не было.

На следующий день, ровно в 16.05, жюри присяжных признало Грету виновной большинством голосов, одиннадцать против одного. Представители прессы сходились во мнении, что этот единственный голос против принадлежал итальянцу в модном дорогом костюме, однако двое или трое склонялись в пользу индуса в тюрбане, уж очень непроницаемое у него все время было лицо. И, разумеется, ни у кого не возникло сомнений, как именно проголосовала старшина присяжных. Она буквально прокричала вердикт, а затем метнула торжествующий взгляд в сторону Майлза Ламберта, который заранее предвидел этот выпад и специально отвернулся. Затем он поздравил Джона Спарлинга с победой, но у обвинителя хватило ума и благородства признать, что он непременно проиграл бы дело, если б в руках у козырного свидетеля Майлза не появились бы в последнюю минуту новые вещественные доказательства, копии свидетельств о рождении и браке.