Сирил Хейр - Простым ударом шила Страница 7

Он не лукавил с самим собой, тем не менее, когда несколько минут спустя мисс Браун заглянула в дверь и сообщила, что идет обедать, невольно огорчился тому, что она, по своему обыкновению, опять не отрываясь смотрела себе под ноги.

Обедать Петтигрю отправился поздно. К моменту, когда он пришел в столовую, она уже начинала пустеть. Он положил себе жаркого, которое было основной пищей в Марсетт-Бее, и без труда нашел свободный столик. Со своего места он мог видеть начальника управления, полнеющего блондина, чуть лысоватого, обедавшего тет-а-тет с руководителем экспортного отдела, одним из немногих в управлении кадровых государственных служащих. В своих отлично скроенных темных костюмах, с серьезными непроницаемыми лицами, они ухитрялись привнести даже в столь несоответствующее окружение неуловимый дух Уайтхолла. За ними, чуть поодаль, он заметил две склонившиеся друг к другу головы: серо-стальную шевелюру Филипса и мышино-коричневую — своей секретарши. Эта картинка снова навела его на мысль о том, что между этими двумя явно что-то зреет, но на сей раз его меньше заботило то, как это скажется на нем, а больше — какие последствия это может иметь для нее. За время, проведенное в Марсетт-Бее, до него по крохам доходили какие-то сведения о ее жизни, хотя общительной ее назвать было трудно, а Петтигрю был последним среди тех, кто хотел совать свой нос в чужие дела. Однако, сложив воедино фрагменты, которые ему удалось собрать, он удивился тому, насколько одинока она была в этом мире. У нее не было ни братьев, ни сестер, а ее мать, как говорили, умерла несколько лет назад. С тех пор мисс Браун вела хозяйство у отца до самой его смерти, случившейся год или около того назад. Судя по всему, у нее никогда не было друзей ее возраста, и, возможно, именно этим объяснялась ее тяга к обществу мужчины много старше ее самой.

«Интересно, какой у нее был отец?» — думал Петтигрю, прикончив жаркое и принимаясь за безвкусный карамельный пудинг. Ясно, что человек образованный — во всяком случае, дочери он дал приличное образование, пусть даже она и не знает, что такое «nisi prius». Более того, у Петтигрю сложилось впечатление, хотя он не мог бы точно объяснить, на чем оно основывается, что покойный мистер Браун если и не был богачом, то без гроша дочь не оставил. Конечно, ни одежда, ни образ жизни мисс Браун отнюдь не выглядели экстравагантно, но Петтигрю отчетливо чувствовал, что в отличие от большинства остальных машинисток, служивших в управлении, у нее было кое-что за душой и в это «кое-что» входил скромный, но надежный доход.

Петтигрю слегка нахмурился, размышляя над картиной, которую являла собой пара за столом. С одной стороны, молодость, неопытность, одиночество и немного денег, с другой — Филипс. Было в этом что-то ему не понравившееся. Не то чтобы он имел что-нибудь против Филипса — напротив, тот казался дружелюбным, добродушным, хоть и немного скучным парнем. Петтигрю не одобрял его лишь в качестве потенциального мужа мисс Браун, но, как ни старался дать этому разумное объяснение, ничего не получалось. Он бегло восстановил в памяти все, что знал об этом мужчине. Бывший секретарь поверенного, без специального образования — какой-нибудь сноб мог бы сказать, что они с мисс Браун едва ли принадлежали к одному и тому же социальному классу, но это ее дело. По случайно оброненным фразам можно было догадаться, что Филипс вдовец и явно на добрых двадцать пять лет старше ее. Такая партия казалась сомнительной, но опять же решение здесь оставалось за самой мисс Браун. Тот факт, что она тратит свое рабочее время на то, чтобы переводить слова Петтигрю в странные стенографические значки, не дает ему права или власти вмешиваться в ее дела. Более того, твердо напомнил себе Петтигрю, у него нет ни малейшего желания в них вмешиваться, если, конечно, этого не потребует общественный долг, но такого поворота ничто не предвещает. И все же… В поисках причины своего предубеждения против складывавшейся ситуации он впервые задался вопросом: почему Филипс покинул прежнее место службы тогда, когда профессия секретаря адвоката стала чрезвычайно востребованной? Для того чтобы быть «направленным» на нынешнюю должность, он, разумеется, слишком стар. Не стоит ли за этим какая-нибудь дурно пахнущая история? Совершенно неожиданно Петтигрю поймал себя на уверенности: Филипс выдает себя за другого, на самом деле он был уволен предыдущими нанимателями за неблаговидный поступок и является женатым мужчиной, охотящимся за деньгами молодых женщин. Уже в следующий момент он посмеялся над собой за столь мелодраматическое предположение. Тем не менее оно так навязчиво донимало его, что ему захотелось от него избавиться, и он тут же принял решение разузнать подробности в фирме, где Филипс работал прежде. Ведь никакого вреда это никому не принесет.

Ход его мыслей был прерван громким и весьма неприятным смехом, донесшимся от соседнего столика. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто смеется, но он все же обернулся. Рикаби сидел с миловидной, но чересчур накрашенной девушкой из машинописного бюро, которую Петтигрю неоднократно видел, когда по случаю заходил в «Белого оленя», главное в Марсетт-Бее заведение, имевшее лицензию на торговлю спиртными напитками. Девушка тоже смеялась, и Петтигрю стало интересно, какое удовольствие она могла находить в подобном обществе, потому что из всех сотрудников управления Рикаби не нравился ему больше всех. Ему не нравилось в нем все — от светлых, слегка вьющихся волос до элегантных туфель с узкими мысами. Раздражали его вульгарность, его шумное поведение, фамильярность, которой он не слишком старательно маскировал свое неуважение к вышестоящим начальникам. Одним словом (которое он придумал специально для этого случая), ему не нравилась его «отвязность».

Петтигрю был достаточным реалистом, чтобы признать: источник его неприязни отчасти кроется в том факте, что Рикаби намного моложе его и умеет по-своему, в манере, недоступной холостяку средних лет, наслаждаться жизнью в военное время. Но он еще больше укрепился в своей антипатии, когда обнаружил, что ее разделяют большинство обитателей «Фернли» и что Вуд, который когда-то работал вместе с Рикаби, засвидетельствовал его непобедимую склонность к безделью. А кроме всего прочего, он с восторгом отметил, что мисс Браун, к которой Рикаби, по его собственному выражению, «подкатывался», спокойно, но решительно отвергла его. Ее компетентность в подобных делах, правда, вызывает сомнения, когда речь идет о Филипсе, но, в конце концов, даже холостяк средних лет не может быть реалистом всегда.

Тем временем Рикаби, судя по всему, упивался собственной шуткой, как, впрочем, и его соседка. По жестам и артикуляции можно было догадаться, что он кого-то изображает. Но вдруг, в разгар представления, что-то отвлекло его. Он через плечо оглянулся на дверь, грубо ткнул свою приятельницу в бок и напустил на себя нарочито серьезный вид. Как и ожидалось, это вызвало у девушки новый приступ смеха, который она тщетно попыталась подавить, прижимая к губам носовой платок.

Проследив за его взглядом, Петтигрю увидел мисс Дэнвил, дошедшую уже до середины зала, и не нашел в ее облике ничего хоть сколько-нибудь смешного. Бедная женщина явно была не в себе. Она плакала и, казалось, едва соображала, что делает. Дрожащими руками она попыталась положить себе какую-то еду, но преуспела лишь в том, что уронила тарелку. Тупо глядя на разбитую тарелку, она не делала никаких попыток собрать осколки.

К ярости Петтигрю, это породило новый взрыв веселья за столиком Рикаби. Он нерешительно приподнялся, не зная, как поступить, но, прежде чем он на что-то решился, вмешалась мисс Браун. Среагировав на ситуацию с быстротой, восхитившей Петтигрю, она поспешно пересекла обеденный зал, обняла мисс Дэнвил за плечи и повела ее к своему столу. Усадив ее там, отлучилась и почти сразу же вернулась с чашкой кофе и несколькими бутербродами. Затем, сев рядом, начала, судя по всему успешно, успокаивать приятельницу. Филипс, с выражением глубочайшего сочувствия на широком добродушном лице, присоединился к их тихому разговору, и к тому времени, когда Петтигрю покидал столовую, к мисс Дэнвил, похоже, вернулось душевное равновесие.

Мисс Браун появилась в кабинете Петтигрю только спустя четверть часа.

— Простите, я слишком долго обедала, — сказала она. — Но случилось кое-что, что меня задержало.

— Вам нет нужды извиняться, — ответил он. — Я видел, что случилось, и, если позволите мне высказать свое мнение, считаю, что вы вели себя исключительно достойно.

— Благодарю вас, мистер Петтигрю.

— Если кто и должен извиниться, так это я, — продолжил Петтигрю. — Мне не следовало иронизировать насчет мисс Дэнвил. Это была шутка самого дурного вкуса. Пожалуйста, забудьте о ней.

Мисс Браун еще раз одарила его взглядом своих сверкающих синих глаз.