Сирил Хейр - Простым ударом шила Страница 8

— Благодарю вас, мистер Петтигрю.

— Если кто и должен извиниться, так это я, — продолжил Петтигрю. — Мне не следовало иронизировать насчет мисс Дэнвил. Это была шутка самого дурного вкуса. Пожалуйста, забудьте о ней.

Мисс Браун еще раз одарила его взглядом своих сверкающих синих глаз.

— Разумеется, — пробормотала она. — Я принесла вам исправленный текст нового Свода правил, мистер Петтигрю. Хотите просмотреть его сейчас же?

— Было бы прекрасно, — кротко ответил Петтигрю.

Прекрасно или нет, но чтение исправленного текста на следующие два часа полностью поглотило его внимание. А к концу этого времени откуда-то из-за двери послышался пронзительный свист. Он продолжался около полуминуты, потом в коридоре раздались поспешные шаги, и свист резко оборвался.

— Что это был, черт возьми, за шум? — спросил он у мисс Браун, когда вскоре после этого она принесла ему чай.

— Это новый чайник мисс Дэнвил. Боюсь, здесь, у вас, звук получается слишком громким, ведь газовая плитка находится в соседней комнате.

— Это я заметил. Но почему голос у нового чайника мисс Дэнвил должен быть таким пронзительным?

— Надеюсь, мистер Петтигрю, он не будет доставлять вам слишком больших неудобств, но вообще-то это моя идея. Видите ли, мисс Дэнвил готовит чай для всего этого крыла здания — кстати, она просила меня собрать со всех по фунту и восемь пенсов за этот месяц, — а на прошлой неделе чайник чуть не сгорел, потому что она о нем забыла. С ней это бывает, она иногда становится немного забывчива, — добавила мисс Браун тоном, каким хозяин оправдывает недостатки своей горячо любимой собаки.

— Это я тоже заметил, но рад, что она не забывает собирать чайные взносы. Вот мои фунт и восемь пенсов. Значит, музыкальный чайник предназначен для того, чтобы напоминать ей о ее обязанностях? В принципе идея прекрасная, но непременно ли он должен быть таким громогласным?

— Дело в том, — сказала мисс Браун так, словно признавалась в собственной слабости, — что мисс Дэнвил немного туговата на ухо. Только, пожалуйста, никому не говорите, ладно? Наверняка она бы не хотела, чтобы это стало известно. Поэтому, покупая чайник, я, естественно, постаралась выбрать такой, который свистел бы как можно громче. Но конечно, если вы возражаете, мистер Петтигрю…

— Возражаю? Когда на кону мой дневной чай и душевный покой мисс Дэнвил? Разумеется, нет. Буду каждый день с нетерпением ждать свистка. Кстати, эти чайники дорогие? Если да, то позвольте мне внести свою лепту…

— Даже не думайте об этом, мистер Петтигрю. Если вы закончили, могу я забрать поднос?

Глава пятая

Встреча в «Бойцовом петухе»

Задним числом именно от этих событий Петтигрю отсчитывал начало нового и явно менее приятного периода своей деятельности в управлении, а особенно пребывания в «Фернли». Атмосфера в служебной гостинице, по его наблюдениям, решительно изменилась. Ее постояльцы, ранее представлявшие собой собрание индивидуумов, пытавшихся более или менее успешно приспосабливаться к особенностям характеров друг друга, теперь демонстрировали постоянно возраставшую тенденцию к разделению на две резко противопоставлявшие себя друг другу группы. Тот факт, что в «Фернли» имелась только одна гостиная, где можно было коротать длинные зимние вечера, делал раскол еще более очевидным.

Линия размежевания между двумя партиями определялась их отношением к криминальной фантазии, которую разрабатывал Вуд, — к «сюжету», как называли эту фантазию ее приверженцы. И вскоре стало ясно, что основным фактором, от которого зависело, к какой партии принадлежит тот или иной индивидуум, был фактор личный, а именно — как тот или иной человек относился к мисс Дэнвил. Сама она с первого же дня заявила, что не одобряет всей этой затеи, и то обстоятельство, что именно ее, без ее ведома, выбрали на главную роль, резко изменило ход событий, начинавшихся как забавная игра в шарады, превратив игру в своего рода заговор, из которого сама мисс Дэнвил должна была быть решительно исключена. Привыкшая жить в собственном замкнутом мире, она, даже если бы и заметила, что происходит, наверняка не возражала бы остаться в меньшинстве, состоявшем из нее одной. Но мисс Браун, принявшая теперь на себя функцию ее защитницы, позаботилась о том, чтобы этого не произошло. Под ее влиянием Филипс тоже покинул ряды заговорщиков, и это трио каждый вечер составляло сплоченную группу, занимавшую один угол комнаты, в то время как противоположная партия оккупировала другой.

Лидером заговорщиков, разумеется, был Вуд, который не расставался с пачкой листков, из которых черпал для своих почитателей все новые идеи, приходившие ему в голову в течение дня. Иделман являл собой его влиятельного союзника — на вкус автора, даже чересчур влиятельного порой, когда благодаря своему богатому воображению грозил перетянуть на себя главенство в заговоре или, как выражался Вуд, «нарушить общее равновесие сюжета». Мисс Кларк тоже сделалась беззаветной сторонницей заговора. Перспектива представить мисс Дэнвил в комическом свете перевесила ее прежние возражения, и она готова была сотрудничать даже с Иделманом, против которого в рабочее время по-прежнему вела бескомпромиссную войну меморандумов, не желая простить ему того, в какое состояние тот привел дело Бленкинсопа. От миссис Хопкинсон, которая стала теперь еще более частой гостьей в «Фернли», практического толку было мало, но она шумно и некритично восхищалась всем, что придумывали другие. В конце концов даже Рикаби инкорпорировался в их сообщество, не столько потому, что стал более популярен среди коллег, сколько потому, что было совершенно невозможно представить его принадлежащим к оппозиции.

Для Петтигрю, неловко зависшего между двумя партиями и старавшегося сохранить хорошие отношения с обеими, это была беспокойная ситуация. При своем упорядоченном юридическом уме он испытывал раздражение из-за того, что заговорщики, судя по всему, понятия не имели, что делать со своим сюжетом, который они постоянно обсуждали, меняли и дорабатывали. Лишь Вуд, очевидно, смутно имел в виду, что когда-нибудь в будущем, при должной литературной отстраненности от реальных действующих лиц, этот сюжет сможет стать основой для пригодного к публикации романа; по крайней мере в этом был хоть какой-то здравый смысл. Миссис Хопкинсон неоднократно выступала с совершенно непрактичным предложением инсценировать «сюжет» для развлечения сотрудников на Рождество. (Других участников затеи позабавило, когда она предложила даже перекрасить волосы, чтобы достовернее сыграть одну из ролей.) Что же касается остальных, то, похоже, им нравилось просто упражнять свое воображение, разрабатывая тему, которая постепенно приобретала все более и более фантастические формы.

Петтигрю пришел к выводу, что это было результатом той ситуации, в которой все они очутились. Помимо работы, ни у кого из них не было никаких интересов в Марсетт-Бее. Многие женатые сотрудники выписали к себе семьи и таким образом вели более или менее нормальный образ жизни в свободное время. Но постояльцы «Фернли», за исключением Иделмана, отправившего жену с детьми в Америку, семей не имели. Время тянулось для них уныло, и, естественно, они старались хоть чем-то его занять. Петтигрю искренне хотелось, чтобы они нашли иное применение своим стараниям. Он смутно чувствовал, что в их затее есть нечто нездоровое. К тому же он не верил, что мисс Дэнвил можно будет до бесконечности держать в неведении относительно роли, предназначенной ей в том, что миссис Хопкинсон окрестила «идеальным преступлением». Исходя из всего известного ему о мисс Дэнвил он боялся, что разоблачение заговора произведет на нее непредсказуемо опасное впечатление. Он решил высказать свои соображения Иделману, которого считал наиболее трезво мыслящим человеком во всей их компании, но результат оказался неутешительным. Иделман мрачно выслушал его и бесстрастным тоном заметил, что он, вероятно, прав и что предсказать человеческую реакцию с какой бы то ни было степенью точности действительно невозможно, однако результат в любом случае будет любопытным. Петтигрю казалось, что он слушает химика, рассуждающего о вероятном исходе своего эксперимента. Продолжать дискуссию он счел бессмысленным.

В тот день, когда состоялся этот разговор, Петтигрю получил письмо, которое избавило его по крайней мере от одной из тревог. Оно пришло от его арендатора из Темпла.

«Дорогой Фрэнк, — говорилось в нем, — большое спасибо за письмо. Я разузнал то, о чем ты просил. Как я и ожидал, старик Тиллотсон не скрыл, что шокирован моими вопросами, которые справедливо расценил как попытку спровоцировать его на нарушение профессиональной тайны. Но как я тоже ожидал, закончилось дело тем, что он выдал мне то, о чем я его спрашивал. Прилагаю копию его письма. Все вроде бы нормально, хотя джентльмен несколько староват для второго брака, если судить по дате рождения.