Джон Карр - Три гроба Страница 7

— Ну?

— Воротник его пальто тогда был поднят, а на голове была островерхая шапка. Но я обладаю тем, что именуют дальнозоркостью, джентльмены, и смог четко разглядеть контуры и цвет носа и рта. На нем было фальшивое лицо — вроде детской маски из папье-маше. У меня сложилось впечатление, что лицо было длинным, розоватым и с широко открытым ртом. И насколько я успел заметить, он не снял его. Думаю, я могу утверждать это.

— Вы абсолютно правы, — послышался спокойный голос в дверях. — Это было фальшивое лицо. И к сожалению, он его не снял.

Глава 4

НЕВОЗМОЖНОЕ

Она стояла в дверном проеме, переводя взгляд с одного на другого. У Рэмпоула создалось впечатление, что это незаурядная женщина, хотя он сам не знал почему. Внешне в ней не было ничего примечательного, кроме блестящих черных глаз, слегка покрасневших скорее от горя, чем от слез. Женщина была невысокой, с крепкой фигурой, широким скуластым лицом, лоснящейся кожей и свисавшими на глаза каштановыми локонами, но Рэмпоул испытывал странное ощущение, что она могла бы быть красивой, если бы постаралась. На ней было простое темное платье с белыми вставками на груди, однако она не выглядела одетой убого.

Что же в ней было необычным — поза, осанка? Слово «наэлектризованная» кажется бессмысленным, тем не менее оно в точности характеризовало исходившее от нее ощущение внутренней силы. Женщина направилась к ним, скрипя туфлями, ища взглядом Хэдли и нервно потирая ладони. Рэмпоул был убежден, что убийство профессора Гримо нанесло ей удар, от которого она никогда не сможет оправиться и который оставил бы ее опустошенной и плачущей, если бы не жажда мести.

— Я Эрнестина Дюмон, — сказала женщина, словно прочитав его мысли. — Я пришла помочь вам найти человека, который стрелял в Шарля.

Она говорила почти без акцента, но с нечеткой дикцией и без всякого выражения, продолжая потирать ладони.

— Когда я услышала об этом, то сначала не могла подняться. Потом я хотела поехать с Шарлем в лечебницу в машине скорой помощи, но врач запретил мне. Он сказал, что полиция захочет поговорить со мной. Полагаю, он был прав.

Хэдли поднялся и придвинул женщине кресло:

— Пожалуйста, садитесь, мадам. Вскоре мы выслушаем ваше заявление. А сейчас я прошу вас внимательно послушать мистера Миллса на случай, если понадобится подтвердить его показания.

Эрнестина Дюмон поежилась от холода, и доктор Фелл, наблюдавший за ней, приковылял к окну, чтобы закрыть его. Потом она бросила взгляд на камин, где под слоем горелой бумаги огонь едва тлел. Осознав смысл слов Хэдли, женщина кивнула и посмотрела на Миллса с подобием улыбки.

— Да, конечно, он славный дурачок, и у него добрые намерения. Не так ли, Стюарт? Продолжайте, а я послушаю.

Если Миллс рассердился, то ничем этого не проявил. Его веки слегка дрогнули, и он скрестил на груди руки.

— Раз пифии[9] нравится так думать, я не возражаю, — отозвался он. — На чем я остановился?

— Вы сказали, что доктор Гримо при виде посетителя воскликнул: «Господи, кто вы такой?» Что было потом?

— Ах да! Профессор был без очков — они висели на шнурке, — а зрение у него так себе, поэтому у меня создалось впечатление, что он принял маску за настоящее лицо. Но прежде чем он смог надеть очки, незнакомец быстро метнулся в комнату. Доктор Гримо пытался преградить ему дорогу, но не успел, и я услышал смех незнакомца. Когда тот вошел в комнату… — Миллс оборвал фразу с озадаченным видом. — Это очень странно, но мне показалось, что мадам Дюмон, хотя и отшатнулась к стене, закрыла за ним дверь. Помню, что она держалась за ручку.

Эрнестина Дюмон вспыхнула.

— Что вы под этим подразумеваете, глупый мальчишка? — осведомилась она. — Думайте, что говорите! По-вашему, я намеренно оставила этого человека наедине с Шарлем? Он захлопнул за собой дверь и повернул в замке ключ…

[Иллюстрация «План верхнего этажа»[10] ]

— Минутку, мадам… Это правда, мистер Миллс?

— Я хочу, чтобы вы понимали, — отозвался Миллс, — что я всего лишь стараюсь сообщить о каждом факте и даже о каждом своем впечатлении. Я ничего под этим не подразумевал и согласен с поправкой. Как говорит пифия, он повернул в замке ключ.

— Ему кажется, что «пифия» — это остроумная шутка! — нервно произнесла женщина.

Миллс улыбнулся:

— Не сомневаюсь, что пифия была возбуждена. Она начала звать доктора Гримо по имени и дергать дверную ручку. Я слышал голоса внутри, но находился достаточно далеко, а дверь, как видите, прочная. — Он указал на дверь. — Я ничего не мог разобрать, пока секунд через тридцать, во время которых высокий мужчина, очевидно, снял маску, доктор Гримо не крикнул пифии сердитым голосом: «Убирайся, дура! Я сам могу во всем разобраться».

— Понятно. Он казался… испуганным?

Секретарь задумался.

— Напротив, я бы сказал, что в его голосе звучало облегчение.

— А вы, мадам, сразу повиновались и ушли?

— Да.

— Хотя, полагаю, — вежливо заметил Хэдли, — к вам в дом нечасто являются шутники в «фальшивых лицах», которые ведут себя столь дико. Вероятно, вы знали об угрозах вашему хозяину?

— Я повиновалась Шарлю Гримо более двадцати лет, — спокойно ответила женщина, хотя слово «хозяин» явно задело ее. — И я никогда не видела ситуации, с которой он не мог бы справиться. Конечно, я повиновалась, как всегда. — Презрение сменилось полуулыбкой. — Но интересно с психологической точки зрения, как сказал бы Шарль, что вы не спрашиваете Стюарта, почему он повиновался и не поднял тревогу. Очевидно, вы думаете, что он просто испугался. Благодарю за подразумеваемый комплимент. Пожалуйста, продолжайте.

Рэмпоулу казалось, что он наблюдает за ловкими выпадами фехтовальщика. По-видимому, Хэдли чувствовал то же самое, хотя обратился к секретарю:

— Вы не помните, мистер Миллс, точное время, когда высокий мужчина вошел в комнату?

— Было без десяти десять. На моем столе с пишущей машинкой стоят часы.

— А когда вы услышали выстрел?

— Ровно в десять минут одиннадцатого.

— Вы имеете в виду, что все это время наблюдали за дверью?

— Разумеется. — Миллс откашлялся. — Несмотря на трусость, которую приписывает мне пифия, я первым подбежал к двери, когда раздался выстрел. Она все еще была заперта изнутри, как вы сами видели, джентльмены, прибыв вскоре после этого.

— В течение двадцати минут, когда профессор и незнакомец оставались наедине, вы слышали голоса, движения или какие-нибудь звуки?

— Один раз мне показалось, что разговор идет на повышенных тонах и что-то стукнуло. Но я был слишком далеко… — Он опять начал раскачиваться под холодным взглядом Хэдли, и на его лбу снова выступил пот. — Конечно, я понимаю, что моя история звучит невероятно. Тем не менее, джентльмены, я готов поклясться… — Его голос стал пронзительным.

— Все в порядке, Стюарт, — мягко произнесла женщина. — Я могу подтвердить ваши слова.

— Думаю, это было бы очень кстати, — мрачно сказал Хэдли. — Последний вопрос, мистер Миллс. Можете вы хотя бы поверхностно описать визитера, которого видели?.. Минутку, мадам! — Он быстро повернулся к женщине. — Всему свое время. Ну, мистер Миллс?

— Я могу с уверенностью заявить, что на нем были длинное черное пальто и остроконечная шапка из какой-то коричневой ткани, а также темные брюки. На обувь я не обратил внимания. Его волосы, когда он снял шапку… — Миллс оборвал фразу. — Странно! Не хочу казаться фантазером, но теперь я помню, что его волосы выглядели неестественно, как будто вся голова была сделана из папье-маше и раскрашена.

Хэдли, ходивший взад-вперед мимо большой картины, повернулся к Миллсу с таким видом, что тот испуганно ойкнул.

— Вы же сами просили меня, джентльмены, рассказать вам, что я видел. А я видел именно это!

— Продолжайте, — мрачно буркнул Хэдли.

— По-моему, на нем были перчатки, хотя он держал руки в карманах, так что я не могу быть абсолютно уверен. Он был высоким — на добрых три-четыре дюйма выше доктора Гримо — и средней… э-э… анатомической структуры.

— Он походил на Пьера Флея?

— Ну… В каком-то смысле да, а в каком-то — нет. Я бы сказал, что этот человек был еще выше Флея и не таким худым, но не могу в этом поклясться.

Во время опроса Рэмпоул наблюдал уголком глаза за доктором Феллом. Доктор в мятой накидке и с широкополой шляпой под мышкой бродил по комнате, ковыряя тростью ковер. Он то и дело наклонялся к разным предметам, пока очки не съехали с носа. Его взгляд скользил по картине, рядам книг, жадеитовому буйволу на письменном столе. Потом доктор Фелл склонился к камину и снова выпрямился, изучая герб над ним. Но Рэмпоул заметил, что он все время посматривает на мадам Дюмон, словно она его приворожила. Женщина видела это. Она пыталась его игнорировать, но то и дело на него поглядывала. Казалось, между ними происходил невидимый поединок.