Шерлок Холмс. Его прощальный поклон - Артур Конан Дойль Страница 7

Чудной это народ, Ватсон, и самый чудной из всей компании – сам хозяин. Я сумел с ним увидеться под правдоподобным предлогом, но взгляд его темных, глубоко посаженных глаз сказал мне, что истинная причина моего визита ему вполне ясна. Это мужчина около пятидесяти, полный сил, с седыми, стального оттенка, волосами, кустистыми черными бровями, величавой походкой и царственной осанкой – с крутым и властным нравом, таящимся за бесстрастной внешностью. Мистер Хендерсон либо иностранец, либо долго жил в тропиках: желтый и высохший, однако крепок, как канат. Вот его друг и секретарь, мистер Лукас, иностранец явный: с шоколадно-коричневой кожей, лукавым, кошачьим обхождением и коварно-вкрадчивой речью. Как видите, Ватсон, мы имеем уже две компании иностранцев: одну в Вистерия-Лодж и другую в Хай-Гейбл, так что картина начинает проясняться.

Вокруг этих двоих (а они близкие друзья) все в доме и вертится, но есть еще один человек, быть может представляющий для нас даже больший интерес. У Хендерсона двое детей: девочки одиннадцати и тринадцати лет. При них состоит гувернанткой мисс Бернет, англичанка лет сорока. Имеется и доверенный лакей. Все это сплоченная, как настоящая семья, компания, она сопровождает мистера Хендерсона в его бесконечных переездах – ибо он любитель путешествовать. Вот и нынче он примерно с месяц назад вернулся в Хай-Гейбл после годичного отсутствия. Добавлю еще, что он сказочно богат и может позволить себе любые капризы. Остальной штат – дворецкие, лакеи, служанки и прочие, – как принято в больших английских домах, раздут и недостаточно загружен работой.

Все это мне стало известно частично из деревенских сплетен, частично из собственных наблюдений. Лучший источник сведений – это отставленные от места, обиженные слуги, и мне повезло встретить одного такого. Я говорю «повезло», но счастливый случай бы не подвернулся, если бы я за ним не охотился. Как заметил Бейнз, у всех нас свои методы. Именно благодаря им я нашел Джона Уорнера, который служил в Хай-Гейбл садовником, пока самодур-наниматель, вспылив, не выставил его однажды за порог. Уорнер же приятельствует с некоторыми из оставшихся в доме слуг: все они дружно боятся и не любят хозяина. Таким образом, я получил доступ к домашним секретам.

Ну и чудной же это народ, Ватсон! Не стану утверждать, будто я уже все про них понял, но, так или иначе, это чудная компания. В доме два крыла, в одном живут слуги, в другом – хозяйское семейство. Единственное связующее звено между теми и другими – личный лакей Хендерсона, который подает на стол. Все потребное приносят к определенной двери, которая служит проходом из одной части дома в другую. Гувернантка и девочки выходят только в сад, больше никуда. Хендерсон нигде и никогда не показывается один. Темнокожий секретарь следует за ним как тень. Слуги поговаривают, что хозяин отчаянно чего-то боится. «Небось, продал душу дьяволу за богатство, – полагает Уорнер, – и теперь дрожит, что тот явится взыскать должок». Откуда они и кто такие – никому не ведомо. И нрав у всех бешеный. Дважды Хендерсон бросался на слуг с собачьей плеткой, и ему приходилось откупаться, чтобы они не подали в суд.

Так вот, Ватсон, оценим ситуацию с учетом этих сведений. Предположим, записка была послана кем-то из этого странного дома и сообщала Гарсиа, что пора осуществить какой-то заранее разработанный план. Кто мог ее написать? Кто-то из обитателей крепости, причем женского пола. Тогда кто еще, кроме мисс Бернет, гувернантки? Это прямо вытекает из наших рассуждений. В любом случае мы можем принять это как гипотезу и посмотреть, что из нее последует. Добавлю, что из-за возраста и характера мисс Бернет любовная интрига, которую я предположил вначале, полностью отпадает.

Если записку написала мисс Бернет, то она, вероятно, была другом и сообщницей Гарсиа. Тогда что она должна была предпринять, узнав о его смерти? Если он погиб при каком-то преступном посягательстве, ей оставалось только молчать. Но в душе она, наверно, пылает злобой против его убийц, а значит, вероятно, не отказала бы в помощи тому, кто стремится их покарать. А не обратиться ли к ней за содействием? Такова была моя первая мысль. Но тут обнаруживается зловещий факт: с ночи убийства гувернантку никто не видел. Она как в воду канула. Жива ли она? Что, если в ночь гибели ее друга, вызванного запиской, смерть настигла и саму мисс Бернет? Или кто-то держит ее в плену? Вот это нам и нужно выяснить.

Смотрите, Ватсон, в какой трудной мы оказались ситуации. Оснований для обыска нет никаких. Если обратиться к судье, он сочтет, что у нас за душой одни лишь домыслы. Исчезновение женщины ничего не значит: жизнь там устроена так странно, что домочадцы по неделе нигде не показываются. А между тем женщине может грозить смертельная опасность. Все, что мне доступно, это наблюдать за домом и поручить моему агенту Уорнеру сторожить у ворот. Но нельзя оставлять дело в таком положении. Если закон бессилен, мы должны принять риск на себя.

– Что вы предлагаете?

– Мне известно, где ее комната. Туда можно забраться с крыши пристройки. Я предлагаю, чтобы мы с вами отправились туда нынче ночью и попытались проникнуть в самую сердцевину тайны.

Надо признаться, мне не очень улыбалась эта перспектива. Старый дом, как-то связанный с убийством, его необычные, пугающие обитатели, бог знает какие опасности на пути, наше предприятие, сомнительное с точки зрения закона, – все это остужало мой пыл. Однако, выслушав холодно-бесстрастные рассуждения Холмса, ты уже не представлял, как можно отвергнуть его авантюру, в чем бы она ни заключалась. Было ясно, что если успех достижим, то лишь этим единственным способом. Я молча пожал Холмсу руку. Жребий был брошен.

Однако судьба уготовила нашему расследованию иной, не столь авантюрный финал. Около пяти, когда начали сгущаться мартовские сумерки, в нашу комнату ворвался взволнованный поселянин.

– Они уехали, мистер Холмс. Сели в последний поезд. Леди сбежала – я привез ее в кэбе. Она внизу.

– Отлично, Уорнер! – Холмс вскочил на ноги. – Ватсон, картина проясняется на глазах.

В кэбе сидела женщина, чуть живая от нервного истощения. На ее изможденном, с орлиным носом, лице явственно читались следы недавно перенесенного горя. Голова бессильно свешивалась, но когда дама ее подняла и обратила к нам свой мутный взгляд, я увидел, что ее зрачки выглядят черными точками в середине большого серого