Эллери Квин - Последняя женщина в его жизни Страница 9

Оружие валялось на полу в шести футах от тела, между кроватью и дверным проемом. Это была массивная статуэтка, изображающая трех обезьян, отлитая из железа в современном стиле. Символизируемая ею проповедь «Не видь зла, не слышь зла, не говори о зле»[31] выглядела жуткой иронией. Никто из Квинов не притронулся к ней.

— Конечно, он мертв, — сказал Эллери. — А ты как думаешь?

— Лучше удостовериться.

Инспектор присел на корточки и пощупал сонную артерию Бенедикта.

— Мертв. Не понимаю, как ему хватило сил снять телефонную трубку.

— Очевидно, хватило, — холодно отозвался Эллери. — Но толку от этого было мало.

Обернув правую руку носовым платком, он поднял трубку, нажал кнопку, переключающую аппарат на внешнюю связь, и набрал номер полицейского управления Райтсвилла, который помнил слишком хорошо.

— Пройдет некоторое время, прежде чем Ньюби доберется сюда, — сказал Эллери отцу, положив трубку. — Вероятно, это к лучшему. Кстати, гости Джонни спят как убитые. Может, нам стоит пощупать и их сонные артерии?

— Успеется, — проворчал инспектор. — Пусть пока спят. А почему ты считаешь, что задержка к лучшему?

— Ночной дежурный, парень по фамилии Пиг — бьюсь об заклад, что это Миллард Пиг, который держал слесарную мастерскую на углу Кросстаун и Фоуминг, — говорит, что накануне шеф был на вечеринке в «Красном человеке» и только лег спать, так что ему не так легко будет подняться и отправиться сюда. Три радиофицированные машины выехали в Файфилдскую артиллерийскую школу — какие-то учащиеся перебрали наркотиков и крушат административное здание. Там сейчас полиция штата и патрульные машины из Слоукема, так что, по словам Пига, местные полицейские смогут прибыть сюда только через несколько часов. Пока мы ждем Ньюби, можем сами здесь пошарить.

На лице инспектора отразилось сомнение.

— Ненавижу залезать на территорию другого копа.

— Ньюби не станет возражать. Мы с ним часто сражались плечом к плечу. Давай посмотрим, есть ли тут какие-нибудь письменные принадлежности.

— Зачем?

— Каким бы Джонни ни был суперменом, он бы скорее оставил письменное сообщение, чем стал бы звонить по телефону, — если бы мог. Думаю, мы ничего не найдем.

Так оно и оказалось, к мрачному удовлетворению Эллери.

Одну тайну удалось раскрыть. В противоположной от окон стороне комнаты они обнаружили валяющимися на полу, как если бы их туда бросили, три пропавших предмета туалета бывших жен Бенедикта: черное с блестками платье Одри Уэстон, зеленый парик Марши Кемп и белые вечерние перчатки Элис Тирни.

Эллери внимательно обследовал их. Вечернее платье было достаточно длинным, чтобы волочиться по полу, растрепанный парик походил на сердитого дикобраза, перчатки были изготовлены из высококачественной лайки. Ни на одном предмете не было ни пятнышка крови.

— Значит, ими не пользовались при нападении, — заметил инспектор. — Ложная улика?

— Целых три. — Эллери прищурился. — Если бы убийца Джонни хотел навлечь подозрение на Маршу, он бы оставил только парик, если бы на Одри — только платье, а если бы на Элис — только перчатки. Но, оставив все три предмета, он навлекает подозрение на всех троих.

— Почему?

— В том-то вся и загвоздка.

— Не понимаю, Эллери.

— С удовольствием просветил бы тебя, но не могу.

— Пожалуй, нам было бы лучше оставаться на Манхэттене, — мрачно произнес инспектор.

В кровать, безусловно, ложились — покрывало было аккуратно сложено в ногах, простыня сморщена, а на подушке еще оставалась вмятина от головы Бенедикта.

— Он, безусловно, не стал бы ложиться в халате, — сказал Эллери. — Значит, что-то его разбудило, он встал и надел халат и шлепанцы. Возникает следующий вопрос: что именно его разбудило?

— Нет никаких признаков борьбы, — промолвил инспектор. — Как будто убийца не хотел нарушать порядок в комнате.

— Ты становишься эксцентричным, папа.

— Я говорю то, что есть. Одежда не разбросана, на стуле ничего не валяется, и я уверен, что если заглянуть в бельевую корзину… — Инспектор Квин метнулся в ванную, поднял крышку корзины и торжествующе воскликнул: — Что я говорил? Прежде чем лечь спать, Бенедикт аккуратно положил туда рубашку, носки и нижнее белье. — Старик вышел и огляделся. — Должно быть, его оставили умирать на кровати или на полу, а когда убийца ушел, Бенедикт смог подползти к телефону и позвонить тебе.

— Согласен, — кивнул Эллери. — Отсутствие признаков борьбы подталкивает меня к выводу, что Джонни знал своего убийцу. Хотя, конечно, это мог быть взломщик или другой посторонний, который атаковал Джонни, как только тот поднялся с кровати и надел халат и шлепанцы. Такую альтернативу нельзя полностью исключать.

— Но почему он его убил? — Инспектор просматривал содержимое толстого, как зоб страсбургского гуся, бумажника, обнаруженного на ночном столике. Рядом с ним лежали золотые часы «Ролекс» с браслетом, украшенным тридцатью бриллиантами, которые, должно быть, стоили больше тысячи долларов.

— Из-за денег — вот почему, — ответил Эллери. — Но не из-за тех купюр в бумажнике, которые ты пересчитываешь. Я ложился спать, беспокоясь об этом.

Квины тщательно обследовали просторный стенной шкаф с одеждой. На вешалках аккуратно, как в ателье, висело около дюжины сшитых на заказ костюмов из дорогих тканей и самых разнообразных оттенков синего и серого, два летних смокинга — один белый, другой бордовый, множество слаксов и спортивных курток пастельных тонов, белая униформа яхтсмена, костюмы для гольфа, охоты и рыбной ловли, четыре демисезонных пальто — темно-серое, светло-серое, бежевое и коричневое, три зимних пальто — черное с бархатным воротником, двубортное синее и коричневое кашемировое. На нижних полках стояло множество пар обуви — обычные, из кордовской конской и крокодиловой кожи, замшевые, черные, коричневые, бордовые, серые и двуцветные, сапоги и спортивные туфли. На верхней полке лежали черные и темно-коричневые шляпы, а также спортивные головные уборы. Большая вращающаяся вешалка предлагала ассортимент галстуков — самовязов, бабочек — и шарфов многообразных цветов, рисунков и тканей, который не посрамил бы любой магазин.

— Зачем ему столько тряпок в Райтсвилле? — удивлялся инспектор.

— Причем в убежище, где он не устраивал приемов и не наносил визитов, — добавил Эллери. — Можешь себе представить, как выглядят платяные шкафы в его нью-йоркских, парижских и прочих квартирах.

Ящики комода были набиты изготовленными на заказ рубашками всех цветов и фасонов — суконными, хлопчатобумажными, шелковыми, синтетическими, фланелевыми, белыми, голубыми, серыми, зелеными, бежевыми, коричневыми, даже фиолетовыми, однотонными, в полоску и в клетку, с пуговицами и петлями для запонок на манжетах, с отложными и пристежными воротничками, гофрированными и отделанными кружевом. Другие ящики содержали трикотажные изделия, третьи — майки, тенниски, в основном шелковые, и носовые платки, простые и с замысловатым рисунком, четвертые — рейтузы, шерстяные, нейлоновые и шелковые, черные, коричневые, серые и синие. В одном из ящиков находились булавки, запонки и зажимы для галстуков.

Инспектор качал головой. Эллери молчал, но взгляд его был озадаченным.

Казалось, он что-то потерял и никак не может вспомнить, что и где именно.

В ожидании шефа Ньюби Квины начали будить гостей Бенедикта. Причина крепкого сна бывших жен и Марша была понятна любому, не страдавшему сильным насморком. Воздух в спальнях был насыщен парами алкоголя — очевидно, после того, как Эллери покинул свой наблюдательный пост у террасы, три женщины и адвокат успели выпить достаточно, так что разбудить их было крайне затруднительно.

Что касается мисс Смит, секретарши Марша, то она заперла дверь спальни, и Эллери пришлось стучать несколько минут, чтобы добиться ответа. В ее комнате алкоголем не пахло.

— Я спала как убитая, — пояснила мисс Смит, явно пожалев об использованной риторической фигуре, когда Эллери сообщил, почему разбудил ее.

Судя по звукам, донесшимся из ее ванной, желудок мисс Смит прореагировал так, как скорее должны были бы прореагировать желудки трех других женщин. Эллери спешно удалился.

Насколько поняли он и его отец, Марша Кемп, Одри Уэстон и Элис Тирни остолбенели от изумления, услышав о насильственной смерти Бенедикта. Они казались слишком ошарашенными, чтобы осмыслить происшедшее, не впадали в истерику и почти не задавали вопросов. Марш уставился на Квинов с посеревшим лицом и дрожащими руками.

— Полиция уже здесь? — спросил он.

— Скоро будут, Эл, — ответил Эллери.

— Бедный старина Джонни, — пробормотал адвокат, опускаясь на кровать, после чего попросил выпить.