Виктор Банев - Череп императора Страница 12

— Оч-чень, оч-чень приятно! — Эхо от его голоса испуганно металось по вестибюлю. — Что же это делается-то, а? Пресса прониклась интересом к академической тибетологии, а? Сенсаций ищете? Знаю я вас — сенса-аций! Причем нездоровых! Ха-ха-ха! Ох уж мне ваш брат-щелкопер!

Профессор сообщил, что лучше всего нам было бы побеседовать в буфете, и под руку увлек меня в лабиринт бесконечных университетских коридоров. На полторы головы возвышавшийся над окружающими, профессор шагал неторопливо, но я за ним едва поспевал. По дороге он успел сообщить трем очкастым субъектам, что занят («Ко мне, судари, из газеты пришли! Надо же нам, зубрам академической науки, — ха-ха! — помогать прессе!»), залихватски расписался в зачетке, на ходу подсунутой ему тощим студентом, и даже рассказал мне похабный анекдот. Старый, но довольно смешной. Скажу честно, университетских профессоров я представлял себе все-таки немного иначе.

Свободных мест в буфете не оказалось, и профессор моментально согнал с углового, самого удобного столика компанию студентов, мирно тянувших пиво («Как это ты мне место не уступишь?! Ты сессию думаешь сдавать? Или не думаешь?!»). Усадив меня за столик, он подскочил к стойке буфета и вернулся с двумя стаканами, двумя чашками, бутылкой и пузатым заварным чайником. Причем все это он перенес на столик за один раз.

— Замерзли? Промокли? Первейшее средство от нашей петербургской сырости — это чашка горячего чаю с ромом. И не спорьте, сударь, я старше, я лучше знаю. (Я даже и не думал спорить.) Под такой чаек и интервью наше лучше пойдет.

Вбухав в чашку с каплей заварки на донышке чуть ли не двести граммов рому, он пододвинул ее ко мне. Мы отхлебнули из чашек.

— Ну, как вам ром? — поинтересовался профессор. — Это мой любимый сорт.

Я сказал, что ром бесподобен. Ром был довольно мерзкий. Достав из внутреннего кармана несколько листков чистой бумаги и ручку, я приготовился задавать вопросы. Однако никаких вопросов профессор слушать не желал. Профессор желал говорить, и остановить его не могло ничто на свете.

Я прихлебывал горький ром, курил сигарету за сигаретой и слушал, как он, обретя во мне благодарного слушателя, подробно объясняет все преимущества рома перед другими алкогольными напитками. «Ром при нашей слякотной погодке, сударь, средство первейшее, абсолютно незаменимое, без рома, сударь, и ангину подхватить недолго, а ангина нам, сударь, ни к чему, нам, сударь, еще работать и работать…» Минут через десять профессор наконец высказал все, что думал по поводу рома, слякоти и ангины, и, похоже, вспомнил, что мы с ним договаривались об интервью.

— Впрочем, что же это я? — наконец попробовал он перейти к делу. — Мы же собирались поговорить о Тибете. Хм… Хорошо, что вы обратились именно ко мне. Кто расскажет вам о Тибете лучше меня? — Профессор пытался говорить вполголоса, но даже так он был слышен, наверное, двумя этажами выше. — Я занимаюсь тибетологией уже двадцать пять лет. У меня печатных работ — больше тридцати! И двенадцать переводов с языков Центральной Азии! Я, сударь, разбираюсь в тантризме лучше кого бы то ни было в этой стране. А может, и вообще в Европе.

Он нависал надо мной и явно ждал реакции.

— Что такое «тантризм»? — спросил я. Просто для того, чтобы что-то спросить. Интересовало меня только одно — как бы разговорить его так, чтобы он перевел мне бумагу из конверта?

Вопрос мой собеседника явно удивил.

— Вы не знаете, что такое тантра? А как же вы собираетесь писать о Тибете? Тибет без знания тантризма вам, сударь, не понять никогда в жизни1. Тантра — это… записывайте! — тайная наука. Высшее знание, к которому стремится каждый восточный мистик. Это способ овладевания скрытыми силами Космоса. Если хотите, это разновидность индийской алхимии. Да-да, алхимии! Само слово «тантра» означает «спасительное знание». Смотрите, — профессор схватил лежащую передо мной ручку и начертил несколько закорючек, — корень «тан» значит «книга», «знание», а глагол «тра» означает «спасать».

Я взглянул на листок. Так и есть — те же самые загогулинки, что и на листке из конверта. Замечательно, я на верном пути. Уже радостно.

Я хлебнул из чашки.

— Ну и в чем же это знание заключается?

— Вы хотите, чтобы я рассказал вам обо всех тайнах тантры вот так — сидя за чашкой чая? У-у, чую хватку матерого журналиста! Все вы такие. Вынь вам да положь. Чтобы овладеть тантрой, вам, сударь, придется принять личное посвящение у гуру — учителя. Причем не у какого попало гуру, а у гуру-тантриста. Лучше всего у гуру-женщины. Между прочим, лично я получил такое посвящение не где-нибудь, а в Аллоре, в Индии.

— Вы были в Индии? Как интересно…

— Да, ездил несколько лет назад в экспедицию. Университет долго искал спонсоров, да так и не нашел, — под серьезную науку сейчас вообще невозможно найти деньги. В общем, лететь пришлось за свой счет. Если лететь группой, то с «Аэрофлотом» можно договориться, выйдет дешевле. Прилетели, доехали до Аллоры — это недалеко от Мадраса. Ох, я вам доложу, там и красота! Роскошные храмы, древние библиотеки, громадные монашеские ордены!.. А сами наставники?! Вы бы, сударь, их видели… Ходят абсолютно голыми, едят из человеческих черепов, посыпают себя пеплом, оставшимся от кремации человеческих тел…

Профессора явно устраивало, что я даже не пытаюсь его перебивать, и он заливался соловьем. Ничего, пусть себе поговорит.

— Пеплом, говорите? — подзадорил я его. — А к чему такие ужасы?

— Понимаете, все это — часть ритуальной практики тантризма. Тантра — это ведь не просто знание, не просто информация. Тантра — это именно высшее знание, знание, дарующее бессмертие. Знание запредельного. Поэтому тантристы и вынуждены постоянно находиться в ситуации некоего предела, образно говоря — обитать на границе между миром живых и миром мертвых. Как правило, настоящие учителя тантры всю жизнь живут на кладбищах, а ритуалы проводят глубокой ночью. Да и как иначе? Тантрические ритуалы днем не проведешь… Ну вот, скажем, ритуал «шава-саддхана». Слышали о таком? Сейчас я вам расскажу. «Шава» на санскрите означает «труп», а «саддхана» — «практика», «упражнение». Понимаете? «Шава-саддхана» — это тантрическое упражнение, которое следует проводить, сидя верхом на трупе.

— Как это — верхом? — не понял я.

— Очень просто. Гуру приводит ученика к заранее подготовленному трупу (главное, чтобы труп был не женский, и желательно посвежее), и они вместе читают особые заклинания-мантры, очищающие место проведения ритуала. После этого «шаву» привязывают к земле — руки, ноги, волосы, — и оба тантриста садятся на него верхом. Ученик спереди, гуру сзади. Само упражнение состоит в том, что ученик концентрирует свое сознание на оживлении «шавы» — до тех пор, пока труп не подаст признаков жизни… Когда мертвец начнет оживать, у него нужно испросить какой-нибудь из оккультных даров. Например, дар левитации. Или дар чтения мыслей на расстоянии. Затем «шаву» нужно развязать, а родным покойного принести умиротворительные дары. Чаще всего им отдают молодого барашка…

Несмотря на то что временами профессора довольно сильно заносило — он явно забывал, что мы не на лекции и я не его студент, и сбивался на преподавательскую интонацию, — разговор становился все более интересным.

— Погодите, профессор, — сказал я. — Что-то я вас перестал понимать. Вы что — все это серьезно?

— Вполне, — кивнул профессор.

— Но вы же ученый! Профессор университета! Как вы можете верить во всех этих оживших мертвецов, левитацию, чтение мыслей?..

Профессор откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и сверху вниз на меня посмотрел.

— Что вам сказать? Тут у нас на кафедре есть такой синолог — проще говоря, специалист по Китаю. Зовут его Эдик Еременко, он в свое время ходил на мои семинары. В прошлом году он опубликовал перевод «Синь-го бао чжуд-цзя», средневекового китайского трактата по демонологии… Опубликовал, получил гонорар, защитился и в ус не дул. А полгода назад пригласили Эдика на телевидение. Они там прочли его книгу и решили устроить телезрителям встречу с интересным собеседником. Сидят они, значит, беседуют. Эдик им пару баек о происках духов рассказал, то, се. А потом девушка ведущая его и спрашивает: ну, говорит, а сами-то вы, Эдуард Алексеич, верите в существование всей той нечисти, о которой писали? Эдик ей отвечает: нет, мол, что вы, не верю, разумеется. Никаких демонов на свете не существует, это фольклор и все такое… И вот в эту самую минуту — заметьте, ни секундой раньше, ни секундой позже! — из-под потолка срывается огромадный прожектор, с грохотом падает посреди студии, и не просто так, а ровнехонько Эдику на ногу. На правую. Перелом был такой, что Эдик потом еще два месяца по больницам валялся. Весь в гипсе, в растяжках… Так что с духами и демонами все не просто — ой как не просто!..