Вячеслав Денисов - Жестокий наезд Страница 18

– Нельзя, – объяснил «кэп».

– Но почему?

– Нельзя, – еще более тихим и загадочным голосом произнес он. Он сам не знал, почему нельзя. Просто некоторые ведомства сами для себя придумывают страшные правила, засекречивая свою работу. Чем бесполезней организация, тем больше в ней секретов. Раскрываемость преступлений в таможенной сфере – одно преступление в год на троих. А гонора, как сказал бы Шариков, как у комиссарши.

Так и здесь. Сотрудник Интерпола смотрел на меня, как сквозь линзу увеличительного стекла, пытаясь найти внутри моего организма хотя бы один атом понимания.

– Я уважаю чужие тайны, – на всякий случай сказал я и с самым секретным в мире лицом наклонился над вазой с виноградом. – От меня-то что нужно?

– Мы хотим, чтобы вы никому не рассказывали, что мы были у вас, – наконец-то открыл рот «ведомый».

Я выпрямился и кинул в рот еще одну виноградину.

– Знаете, господа, я вам сейчас расскажу одну историю. Десять лет назад я работал следователем прокуратуры...

– Мы это знаем.

– Я знаю. Так вот, однажды ко мне подошел мой коллега, Мишка Мартынов, и сказал, что у другого нашего коллеги, Коли Маркова, на члене есть татуировка. Ему по пьяни ее накололи во время срочной службы сослуживцы. А Мише об этом по секрету поведал Витька Гончаров, тоже наш коллега. Так вот, тоже во время какой-то пьянки – кажется, на день прокуратуры – я за столом спросил Колю: «У тебя правда на члене есть глаза?» Тот развернулся с разъяренным лицом к другому нашему коллеге, Роману Выхрикову, и заорал: «Я тебя просил никому не рассказывать?» Вот такая история. Если бы вы ко мне не пришли сегодня, я бы даже не догадывался о вашем существовании.

– Мы пришли по государственному делу. – Мой рассказ старшему не понравился.

– А то! – Поедать виноград на голодный желудок вредно, но я никак не мог удержаться от этого лакомства в начале марта. – Господа, говорите, что вам нужно, и давайте прощаться. Мне все порядком надоело.

Понимая, что каши со мной не сварить и Международную полицию уважаю не больше, чем себя, старший перешел к делу. Вскоре мне все стало ясно. Артем Малыгин, мой подсудимый, оказывается, очень важная фигура. За его деятельностью уже восемь месяцев внимательно следят в трех странах мира одновременно. В России, Латвии и Германии. Артем очень любит отмывать за рубежом деньги, которые он, на пару с папой, зарабатывает в России, продавая бездомным терновцам элитное жилье. Он, оказывается, утаивает налоги – кто бы мог подумать такое? – и покупает жилье за кордоном. Последнее известие меня шокировало мало, ибо я ни на йоту не сомневался в том, что сын уважаемого в городе человека не в состоянии строить особняки и покупать дорогие авто на зарплату Малыгина-старшего. Сам Артем Малыгин, если верить справке, предоставленной суду, работал одним из руководителей в папиной компании, с окладом в три тысячи рублей в месяц. Финансовым директором. Это означает, что ни одна бумажка, на которой нарисована какая-то сумма, не может быть материализована в наличные без визы папы или сына. Пожалуйста, еще одно семейство фокусников. Семену Матвеевичу, президенту строительной корпорации, ничего не стоит подтвердить, что Артем ежедневно ходит на работу и занимается зодчеством исключительно во славу родного города.

Де-юре Артем работал. Де-факто он в это время шел по пути шайтана. Об этом не знают в Тернове только несовершеннолетние дети.

Но меня напрягло в разговоре с этими сыщиками земного шара другое. Старший, ничтоже сумняшеся, попросил меня не назначать Малыгину наказание, связанное с лишением свободы. Он-де гораздо полезнее на свободе, и через него можно вскрыть целую сеть контрабандистов и отмывателей средств за рубежом.

– А там, кто знает, – добавил интерполовец, – может, и другая сеть потянется. У таких людей, как правило, односторонней направленности в зарабатывании преступного капитала не бывает.

Очередная виноградина застряла у меня в горле.

– Вы даете себе отчет в том, что просите? – Если быть откровенным, меня сейчас интересовал лишь ответ на этот вопрос.

Старший вздохнул.

– Видите ли, Антон Павлович... Преступные сообщества ставят нас в такое положение, что пресекать их деятельность, не нарушая кое-какие заповеди, совершенно невозможно. Они прогрессируют в своем стремлении скрыть следы, а законодательства остаются все теми же. Несовершенными. Если Малыгин окажется в зоне... Знаете, мне кажется, что он и до зоны не доедет. Его придушат еще в СИЗО или на этапе. Такие, как Малыгин Артем Семенович, нужны на свободе, со своими связями и возможностями. Но, едва они оказываются в местах лишения свободы, они сразу становятся опасны для тех, кому были полезны вне их стен. Своим приговором вы уничтожите всю нашу восьмимесячную работу и уничтожите Малыгина. В этом случае он не жилец.

Я достал из кармана Сашин платок и стал задумчиво вытирать пальцы. Все-таки виноград – неприятный фрукт. Когда им наешься, в душе остается лишь разочарование от того, что стал грязен. Несмотря на то, что гроздь тщательно вымыта, всегда хочется помыть руки. Вот и сейчас они казались липкими, как и весь этот разговор.

Мой кейс в углу комнаты стоит на этом месте не просто так. Не случайно, хотя кажется, что хозяин просто не может найти ему должного места в квартире. Мощнейшая аппаратура, встроенная в его нутро, записывает сейчас каждое слово. У этого чемодана есть еще одно достоинство. Он может совершить действие, прямо противоположное желанию записать разговор. Подойди я к нему и еще раз щелкни кнопками, в помещении произойдет размагничивание всех записывающих устройств. Как моего, так и этих бравых сыщиков вселенной. Каюсь, я не единожды приносил этот «дипломат» на процессы. Он совершенно необходим тогда, когда один из депутатов предъявляет иск по защите чести и достоинства другому депутату. Их в Тернове много. Как местного значения, так и федерального. В дни их стычек в зале суда их адвокаты нашпиговывают аппаратурой все видимое и невидимое пространство зала так, что чувствуешь себя, как на пресс-конференции. Все бы ничего, но потом из твоих фраз формируются кастрированные купюры и прокручиваются то по телевидению, то по радио. И при этом очень трудно кому-то объяснить, что это монтажная ложь. Не просто трудно, но и невозможно, потому что уважающий себя судья никогда не станет делать комментариев по поводу принятого им решения. Это только в кино судьи выступают в шоу и делают пресс-релизы вынесенных ими приговоров.

Как вы все мне надоели...

Хотя, Струге, ты ожидал таких наездов. Но не ожидал такого хитрого. Поди догадайся сейчас, с чьей подачи прибыли сюда эти архаровцы. Вполне возможно, что это дело рук Малыгина-старшего. Если судья Струге любит закон, то почему в этом случае он должен противодействовать его исполнению.

Все эти люди, вместе взятые, никак не могут взять в толк одной простой истины. Судья Струге действует по закону написанному, исключающему суд по понятиям!

Я встал и подошел к своему волшебному чемодану. Присев на корточки спиной к посетителям, щелкнул кнопками и поставил «свою» запись на защиту. После этого, не поворачиваясь, показал через спину толстое уголовное дело, на котором жирными буквами была написана фамилия Малыгина-младшего.

– Вас это дело интересует?

– Да, да!.. – был ответ.

«На, на!» – пробормотал я про себя и нажал на кнопку размагничивания записывающих устройств. Если аппаратура при гвардейцах, то сейчас испортилась не только пленка, но и сами устройства. Если аппаратура в серебристом «Саабе», запись сохранится. Только я не уверен, что в легковушке таковая имеется. Нужен фургон с антеннами и свободное пространство, чтобы втиснуть в него мощные магнитофоны. Гвардейцы прибыли к судье-лоху наудачу, в надежде на то, что он не искушен в оперативных подлостях.

Можно сейчас отыграть от обратного. Возмутиться и, негодуя, отказать. Только вряд ли потом Лукин поверит в такой спектакль. Слишком классически все разыграно. Не хватало еще сейчас вставить в разговор фразу: «Присяга судьи запрещает мне действовать вопреки требованиям закона. Я сберегу свою честь, если соглашусь на ваше предложение».

Председатель областного суда, прослушивая потом мою запись, скажет: «Струге, я думал, ты дурак, а ты совсем дурак. Кто поверит в эту киношную инсценировку?»

Ладно, сделаем так, чтобы ни один режиссер не сомневался. Чтобы Лукин верил, как Станиславский...

Я вернулся к столу.

– Есть два варианта.

– Мы готовы выслушать оба, – с готовностью среагировал тот, что был старшим. И по возрасту, и по должности.

Едва я закончил свою фразу, как сразу услышал скрежет когтей и звук взметнувшегося с пола тела Рольфа. Собаки – твари от бога. В квартире, в которой, кроме меня, находилось еще четверо живых существ, лишь собака поняла мои мысли. Ни жена, ни эти двое профессионалов – сомневаться в последнем не приходилось – не расшифровали содержание тех флюидов, что покинули мое тело и повисли в воздухе. Я сказал простую фразу, расценивать которую можно с тысячи позиций. Но лишь Рольф понял ее однозначно.