Иван Сербин - Проба пера Страница 19

— Понял, — Вадим набрал номер.

«БМВ» свернул на шикарную подъездную дорогу. Даже еще более шикарную, чем сама трасса. Через пару минут иномарка въезжала в ворота пансионата.

Веселье было в самом разгаре. Только теперь оно разделилось по возрастным границам: молодежь переместилась в бар, откуда доносились современные ритмы, старшие досиживали в банкетном зале. Правда, таких было немного. Большая часть либо отправилась на боковую, либо разъехалась. Возраст брал свое, да и люди деловые начинают рабочий день рано.

Первым делом Вячеслав Аркадьевич прошел в зал и убедился, что молодоженов тут нет. Светлана уже поднялась в отведенный для них номер. Боксер дожидался босса, лениво дожевывая «седло барашка».

— Степан вел себя нормально, — отрапортовал он с явным облегчением. — Чуток разошелся под конец, но его тут же увели спать. Так что все в порядке, Вячеслав Аркадьевич, — Боксер не часто обращался к Мало-старшему по имени-отчеству. В их кругах это как-то не принято.

— Хорошо, — кивнул тот. — А где Дима?

— Внизу, в баре.

— Ясно, — сказал Вячеслав Аркадьевич и пошел в бар.

В баре было шумно и уютно. Бармен включил магнитофон. Выпивка потекла рекой. Народ расслабился. Танцевали, пили, целовались, болтали, смеялись и снова танцевали.

Бар представлял собой интимно-темное круглое помещение, интерьер и обивка которого были выдержаны в багрово-красных тонах. Столики стояли подковой, друг от друга их отгораживали высокие кожаные диваны, также имевшие форму полукольца.

Дима и Наташа заняли столик в самом дальнем и самом темном углу. Они целовались украдкой — слишком часто пришлось им целоваться на людях сегодня. Наташа взяла себе бокал сухого, Дима вообще не пил. Наблюдал за гостями с улыбкой.

В разгар вечера за их столик плюхнулся Миша с двумя рюмками в руках. Режиссер был изрядно навеселе и, похоже, любил всех людей на свете. Даже с Жуновым помирился.

— Димыч, — завопил он, пытаясь переорать бьющую из колонок музыку, — поздравляю, старик! Я не думал, что все будет так серьезно. Мы даже без подарков закатились. Неловко как-то…

— Ловко, ловко, — отмахнулся Дима. — Забудь. Не бери в голову.

— Эх, — мечтательно протянул Миша, — надо было кинокамеру притащить. Сняли бы твою свадьбу, натурально, я бы ее в следующем фильме использовал. У меня задумка чумовая есть! Мафиозная драма.

— Миша, — Дима улыбнулся. — Здесь ты не снял бы ни кадра.

— Почему?

— Да так, знаешь.

Наташа засмеялась, взяла супруга под руку, потерлась щекой о его плечо.

— Слушай, я не понял, вот эти все ребята… Они бандиты?

Как всегда, когда речь заходила об отце и роде его деятельности, Дима напрягся. Он не перестал улыбаться, но улыбка его потеряла теплоту. Словно кто-то припорошил ее сухим, хрустким снегом.

— Они бизнесмены.

— А твой предок… Я хотел сказать, отец, он чем занимается?

— Бизнесом. Экспорт, импорт, банковское дело.

— Ну да. Хороший бизнес, наверное, если тебе его сотрудники «БМВ» дарят.

— Нормальный, — согласился Дима.

— Миш, отстань, — пришла на выручку мужу Наташа. — У тебя одно на уме, — она улыбнулась Диме. — Подожди, дорогой. Это еще не последний номер программы. Сейчас Мишаня пропустит для смелости еще рюмку-другую водки и станет просить денег на фильм.

— А это хорошая идея, кстати, — расплылся Миша. — Слушай, старик, как думаешь, твой отец не захочет вложить немного денег в развитие отечественного кинематографа?

— Началось, — вздохнула Наташа и поднялась. — Дорогой, — она чмокнула Диму в щеку, — я отлучусь. Разговор в течение ближайших тридцати минут мне совершенно не интересен. Я его слышала уже раз двадцать и успела выучить наизусть.

— Ты куда?

— Пойду с девчонками поболтаю.

— Только не уходи далеко, ладно? — попросил Дима.

— Как можно, милый. С этого дня я целиком и полностью принадлежу тебе.

Она театрально-кокетливо повела плечом и послала Диме воздушный поцелуй. Тот засмеялся.

— Так что, старик? — настаивал Миша. — Насчет денег? Как думаешь, даст?

— И не надейся, — разуверил его Дима. — Мой отец деньги на ветер не бросает.

— Почему на ветер? А культура?

— Да плевать он хотел на культуру. У него своя культура, — Дима снова улыбнулся. Холодно и равнодушно. — Сколько стоит твой фильм, Миша?

— Который?

— Тот, который ты сейчас снимаешь?

— Тысяч пятьсот-шестьсот. — Он замялся: — Вообще-то, если честно, я думаю, что не уложимся. Реально на восемьсот потянет. Ну, если по полной программе делать, как следует, — камера «Панавижн», пленочка «Труколор», звук прописывать не в «Долбаном г…не», а в «Долби диджитал», — то миллион — миллион двести. Но можно обойтись и тем, что есть, — быстро оговорился режиссер.

— Беда нашего кинематографа в том, что он готов «обходиться тем, что есть».

— А что делать?

— Ничего, проехали. Сколько ты планируешь вернуть?

— Ну… На кассетах тысяч двести — двести пятьдесят. Плюс прокат. Плюс телевидение. Думаю, продюсер свое отобьет.

— А теперь посчитай сам. Ты предлагаешь заморозить как минимум восемьсот тысяч долларов на… Сколько? Месяцев на девять? Ну вот, на девять месяцев, и при этом, в финале, выйти «на ноль». — Дима не старался произвести на Мишу впечатления своими рассуждениями. Он просто говорил то, что думал. — Никто не даст тебе денег на таких условиях. Это бульон из-под яиц.

— Вот в этом-то все и дело, — горестно покачал головой Миша. — Современные нувориши не думают о культуре. Где ты, Савва Морозов?

— Дело не в Морозове. Морозов вкладывал деньги в то, что общество готово было принять и переварить, а твои фильмы никому не интересны!

— Мои фильмы воспитывают! Понимаешь? — Миша поднял палец. — Возвышают души! Вот смотри, в середине восьмидесятых на экран пошли штатовские боевики, ну и наши стали гнать такую же туфту. Что в результате? Дети на улицах — как волки. Страшно вечером домой возвращаться. — Миша залпом осушил свою рюмку.

— Миша… — Дима поискал слово, способное отразить его мысль и настроение. — Не надо меня лечить, ладно? Нравится читать проповеди — устраивайся на работу в церковь.

Миша посмотрел на Диму. В глазах его плескался мутноватый интерес. Он разглядывал собеседника так, как будто увидел его в первый раз.

— Что? — спросил тот.

— А ты — резкий парнишка, верно?

— Речь не обо мне, а о твоем фильме, — отрубил Дима. — О чем он?

— О достоинстве! О человеческом достоинстве и о воле! О том, что человек может и должен сопротивляться обстоятельствам и тогда он выходит победителем из схватки с судьбой! Даже через смерть.

— Ой, как умно-то… — поморщился Дима. — Ты это будешь в титрах писать? Нет? Тогда не надо гнать тут пургу. Просто объясни, что ты снимаешь?

— «Гамлета».

— То, что это «Гамлет», я уже знаю. Что за «Гамлет»? Почему ты думаешь, что он будет кому-то интересен?

— Шекспир всегда интересен. Таким людям, как ты, например. — Миша стрельнул глазом на вторую рюмку. — Ты будешь?

— Нет.

— Тогда я выпью, — заявил режиссер и тут же выпил, крякнул, поморщился, — Если мне захочется получить удовольствие от Шекспира, я перечитаю книгу. С чего ты взял, что твой фильм будет интересен? Не Шекспир, не «Гамлет», а твой фильм?

— Потому, что в моем фильме поднимаются вопросы, актуальные во все времена и во всех странах. Мы делаем современного «Гамлета».

— Стуруа уже сделал современного «Гамлета». Штайн сделал. Чем ты лучше?

— Стуруа, Штайн… — Миша поморщился. — Гамлет нюхает грязные носки. Это, по-твоему, современность? Это — г…но. Ни один уважающий себя человек не станет нюхать носки или трахаться при полном зале. Это — кич, а не современность. Наверное, как кич, такой «Гамлет» неплох, только к Шекспиру он не имеет ни малейшего отношения. Я не верю такому Гамлету. Шекспировский Гамлет — совершенно другой. Он — человек с невероятно острым умом и огромным чувством собственного достоинства. Чтобы пьеса осовременилась, совсем не обязателен антураж. Саксофон, серые костюмы-тройки — дешевка.

— У тебя, кстати, ведьмы в «косухах», — напомнил Дима.

— Просто это выразительно смотрится в кадре. — Миша замолчал на секунду, затем вскинулся: — Погоди, ты читал сценарий? Ты сначала прочти, а потом будешь говорить! Сейчас, я тебе прочитаю кусок…

— Миш, извини, все. Я погорячился. Давай продолжим утром, если захочешь.

— Нет, — вскочил режиссер. — Сейчас. Не уходи, ладно? Я тебе одну сцену прочту. Там всего пять минут. Нет, не пять, десять. Погоди… Не уходи! — Он вскочил, пошатнулся, уцепился за стол. — Упс. Сейчас. Я быстро. Две минуты ждешь?

— Хорошо. Но только две минуты.

И растворился в толпе. Дима вздохнул, посмотрел на часы. Начало первого ночи. Пора бы уже… Он поискал глазами Наташу. Новобрачная стояла у стойки, разговаривая с двумя девушками из группы. Заметив взгляд Димы, она вздернула брови, словно бы говоря: «Получил? Я предупреждала. Погоди, то ли еще будет…» Что будет, Дима и так прекрасно понимал. Он подумал, а не уйти ли ему прямо сейчас, не дожидаясь возвращения хорошо принявшего Миши. Не станет же тот ломиться в номер к молодоженам? Решено. Дима засек время. Если ровно через две минуты, секунда в секунду, Миша не вернется, они с Наташей уходят.