Сергей Зверев - Ментовская бригада Страница 20

После похорон Сема, конечно же, полез в шкатулку и достал оттуда письмо. Она оказалась почти пуста, ни сберкнижки, ни паспорта там уже не было, только ворох каких-то справок и почтовых извещений.

Он вертел в руках хрупкий бумажный квадрат с замасленными краями и никак не мог его развернуть. В детстве Сема мечтал, что прочтет письмо, найдет отца, напишет ему и убедит вернуться. Он даже привык засыпать с этой мыслью, да и сон начинался с того, что Семина рука выводила на почтовой карточке каракули.

Теперь он вырос, потерял мать и будет жить дальше с чужими людьми. Еще неизвестно, как все сложится. Сема мог прочесть письмо, но решил, что не будет этого делать, разорвал бумагу на мелкие кусочки и выкинул их в мусорное ведро.

Внезапно ему стало легче дышать. Он как-то распрямился, расправил плечи, резко выдохнул и окончательно понял, что наступила новая жизнь. Что-то билось внутри, в сердце, вместе с кровью, стучало в башке, пульсировало в висках и говорило ему: «Теперь ты сам себе хозяин».

Паренек заметил, что один клочок письма выпал, пока он нес обрывки к мусорке. Сема подобрал его и посмотрел, что там написано, но разобрал только одно коряво нацарапанное слово: «никогда».

Сема думал, что заплачет, но неожиданно засмеялся, скрутил бумажку в шарик и пульнул его в открытую форточку. Он решил, что никогда не увидит отца, у него уже нет матери, и пора начинать жить самому. Паренек не мог бы точно сказать, что он под этим понимал, но в нем внезапно появилось чувство свободы и уверенности в собственных силах. Оно обещало ему многое.

Новые «родители» показали себя не сразу. Сначала они были заботливы и внимательны, но уже через полгода Сема понял, что им нет никакого дела до него с сестрой. У него и сестры не было ни новой одежды, ни обуви, которые мать, несмотря на скудный заработок, справляла едва ли не каждый год, ни сладостей к чаю, ни походов в кино.

Дядя с теткой были сосредоточены на заработках, связанных с транспортировкой овощей в Московскую область, и имели с этого неплохой навар. На детей они никакого внимания не обращали. Сема часто слушал их разговоры и вникал в суть дела. Оказывается, можно зарабатывать деньги, практически ничего не делая, только договариваясь с нужными людьми, которые платят тебе определенный процент от объема поставленной продукции.

Сема рос, а Радловский район оставался прежним — заброшенным и неухоженным, с разбитыми дорогами и покосившимися домами. Паренек хотел было бежать в Москву и жить там, как уж придется, но его останавливала сестра. Анжелика была еще слишком мала, чтобы скитаться вместе с ним.

В Москве Сема был вместе с мамой один раз — на кремлевской елке. Он почти ничего не помнил, кроме длинных дорог и высоких зданий. Город был чужим и холодным. На дворе стоял январь, и метель в тот день мела вовсю.

Пышный праздник тогда сменился длинными очередями. Мать затаривалась продуктами, которые были редкостью в Радлове. Она изредка выбиралась в столицу. Прямого сообщения в те времена еще не было, и ей приходилось ездить через областной центр. Мать привозила детям бананы и апельсины, сосиски и колбасу. Каждый ее приезд превращался в настоящий праздник. Детям было интересно разбирать сумки и рассматривать необычные продукты, сдирать с апельсинов иностранные наклейки и прикреплять их над столом, за которым Сема делал уроки.

От дяди и тетки не стоило ждать таких подарков, и однажды Сема в выходной отправился разгружать вагоны, чтобы заработать немного денег. Он умаялся, перекидывая по цепочке мешки с сахаром, но честно отработал смену и получил восемь рублей. Через неделю парень снова был на той же товарной станции.

Так за весну, лето и начало осени ему удалось скопить приличную сумму — двести рублей — из которой он не потратил ни копейки. Имелся и еще один бонус — мышцы Семы окрепли.

Теперь, дождливой осенью, он перестал ходить на станцию и заниматься разгрузкой то досок, то цемента, за который платили больше, зато стал ежедневно тягать гантели и самодельную штангу. Школа его особенно не напрягала. Пеплов слыл середнячком, но к восьмому классу стали заметны его спортивные успехи.

Как раз тогда, после «Пиратов двадцатого века», начался бум восточных единоборств. Даже в Радлове открылся кружок по карате. Сема записался еще и на бокс, не забросил легкую атлетику, а вот на учебу времени уже не оставалось.

Учителя пытались вызывать так называемых родителей, да куда там! Те жаловались, что, мол, непутевый, дай бог восьмой класс закончить, а там в ПТУ какое-нибудь определить. Вот, хотя бы в том же Радлове — в электротехническое, глядишь, и будет толк со временем.

Несколько приемов, показанных на переменах, сразу заставили ребят уважать Семку-грузчика. Две кровавые драки с пацанами из старшего класса мгновенно подняли его на недосягаемую высоту. Он вышел из них победителем, отделавшись несколькими синяками, сам же сломал одному противнику нос, а другому — два ребра.

Разумеется, в этом случае не обошлось без милиции. Сему поставили на учет. Дядька совал пятерки и десятки — это в зависимости от их социального статуса — родителям учеников, получивших увечья.

В школе теперь говорили, что Сема из блатных. Молва даже придумала ему старшего брата, который сидел в тюрьме. Пеплов не опровергал, но и не подтверждал этой легенды.

Семен ни в какое ПТУ идти не собирался, школу закончил из принципа, с грехом пополам, но не восемь классов, как предполагали приемные родители и учителя, а все десять. Домашние задания ему делали одноклассники, страшась его кулаков.

Сема помотался немного между чахлыми радловскими заводиками, работал то грузчиком, то помощником мастера, а потом решил, что такая жизнь не для него. Люди толком ничего не делают и уйти не вовремя никак не могут. Отбывать положенное время, как учили его дома, он не мог. Слово «отбывать» для него ассоциировалось исключительно с наказанием и отсидкой.

Через полгода Семен пристроился на пункт приема металлолома. Там вроде и платили нормально, что-то и на карман перепадало, и физическую форму можно было поддерживать, таская тяжести вместо зарядки.

Постепенно круг друзей Семы перемещался из школьных коридоров в спортивные залы. Ему попался хороший тренер по боксу, который учил его держать удар и уклоняться от него, порхать по рингу, как бабочка, интуитивно находить слабые места противника. Последним умением Сема особенно гордился, но никому и никогда об этом не рассказывал.

Он сдружился еще с одной компанией боксеров из соседнего райцентра. В ней верховодил мутный тип, который устраивал поединки за деньги. На правила тут особо никто внимания не обращал, разрешалось почти все. Семен несколько раз участвовал в таких поединках. Две заветные сотни стали понемногу таять. Семе приходилось покупать одежду и еду себе и сестре. Много он на диких боях не заработал, но определенную славу приобрел, выиграл две трети поединков.

Услышав об этом, тренер рассвирепел и пригрозил не пустить Сему на соревнования, которые должны были состояться в следующем месяце в столице. Уровень их был невысок, но возможность съездить в Москву и как-то заявить о себе для подростка стоила дороже, чем мятые десятки, заляпанные кровью из разбитого носа после очередного поединка.

Москва Семе понравилась, но он быстро понял, что никто там не будет восхищаться его спортивными талантами. Таких, как он, тут тысячи. Парень вернулся в Радлов и больше на соревнования не ездил, ссылаясь то на домашние обстоятельства, то на выдуманные недомогания.

Вскоре началась перестройка, перебои с продуктами. За ними и раньше-то в столицу ездили, а сейчас даже там полки опустели. Прошел год, за ним другой, а лучше не становилось. Сначала Сема с сестрой кормились огородом, потом выменивали вещи на продукты. Деньги стали стремительно дешеветь, десятилетние накопления таяли в один день. Людям казалось, что из всех цифр остались только нули.

Но тут начались интересные дела на Семиной работе. Снова появился тот тип, который устраивал боксерские поединки за деньги, и предложил потрясти комки. Можно, мол, собрать крепких ребят и задать новым русским жару, разгромить один-другой ларек. А что, нечего жировать на нашей нищете!

Семен присоединился к толпе, но, когда она собралась переворачивать ларек вместе со всем его содержимым, вовремя успел сказать хозяйке:

— Заплати, и мы остановимся.

— Заплачу, ой, заплачу, — запричитала она и полезла куда-то под фартук.

Семен подошел к рычащей толпе, которая уже начала поддевать оба нижних угла. Ларек оторвался от земли на несколько сантиметров.

— Стоп машина! — заорал Сема. — Отбой! Нам платят — мы не трогаем.

Это объявление было неожиданным, и киоск опустился на прежнее место. Если получилось один раз поднять, то можно будет и потом проделать то же самое.