Виктория Платова - Победный ветер, ясный день Страница 23

И все из-за педрилы Лу Мартина! Чертов балетный так затуркал бедного майора, что к концу дня Бычье Сердце стал плохо соображать. К этому прибавилось еще и невесть откуда взявшееся, ноющее тупой зубной болью сожаление. Сожаление это касалось несовершенства мира, который так и норовил повернуться к майору задницей. Флюидов, исходящих от Лу Мартина, хватило бы на десять куканов, да каких упоительных! Они сделали бы жизнь Бычьего Сердца сумасшедще-яркой, непредсказуемой, наполненной животным смыслом.

Такие флюиды вели прямиком под венец.

Или в могилу, что, в общем, по зрелом размышлении, одно и то же.

О, если бы это была бабенка! Пусть плохонькая, пусть с не правильным прикусом и кривоватыми ногами, но бабенка! Пусть шпалоукладчица — но бабенка! Так нет же, мужик! Видно, не с его, майора Сиверса, еврейским счастьем опуститься в пучину страсти… А еще и завтрашний визит в «Лиллаби», к Лу Мартину, которого он боялся, как проказы!

Все это угнетало Бычье Сердце — и в результате он из рук вон построил беседу со свидетельницей. А угарные флюиды и здесь сделали свое дело: он принял реакцию стильной дамочки за реакцию возлюбленной. А это была всего лишь реакция не очень хорошо подготовленного человека. Испуганного человека. Человека, который что-то знает, во что-то посвящен и это «что-то» пытается скрыть. Не очень удачно. А ведь стоило лишь посильнее надавить на нее — и показания могли быть совсем иными.

С горя Бычье Сердце купил бутылку пива (тут же, на «Маяковской») и высосал ее прямо из горла. Пиво оказалось плотным, тягучим, с легкой мечтательной горчинкой и сразу же шибануло в голову. Не то чтобы Бычье Сердце повеселел, но как-то приободрился. Еще больше он приободрился, увидев этикетку: «Оболонь». Что заставило майора купить именно это пиво? Уж не завернутый ли в парус дух покойного яхтсмена Вадима Антропшина? За перипетиями второй половины дня Бычье Сердце как-то совсем выпустил его из виду. И немудрено, между Антропшиным и Валевским не было ничего общего. Кроме того, что оба мертвы. Они никогда не встречались, да и не могли встретиться. Разве что труппа «Лиллаби» вдруг переключилась бы на синхронное плавание. И все же Рома-балеруна пришпилили именно в доме Антропшина. И не просто в доме, а в эллинге. И не просто в эллинге, а на яхте. Его целенаправленно, как барана, загнали на яхту и там кокнули.

А может, Рома прибыл на «Такарабунэ» не в качестве барана, а в качестве пастуха? Вернее, он думал, что прибыл туда в качестве пастуха…

Чертово хохлацкое пиво толкало Бычье Сердце к ненужной философии, и майор быстренько заполировал его родным и бездумным «Степаном Разиным». Ему сразу же полегчало, и напрягшиеся было мысли потекли в правильном направлении: подозрений с парочки «священных животных» никто не снимает. Наоборот, они усиливаются, если приплюсовать к Мюрисеппу и Куницыной «Сто видов Эдо» и стильную темно-рыжую дельтапланеристку. Уж очень не правильно она реагировала на невинные вопросы Бычьего Сердца. И слишком близко к сердцу приняла известие о гибели случайного покупателя. Сколько таких покупателей проходит через ее руки в течение всего дня? Несколько сотен, никак не меньше. Но она запомнила Рому (что хорошо).

И даже чересчур его запомнила (что настораживает). А как она смотрела на фотографии! Она пожирала их глазами, она чуть в них не влезла! Подобное неумеренное и даже болезненное любопытство Бычье Сердце квалифицировал как «на воре и шапка горит». Или — «знает кошка, чье мясо съела». Между случайной продавщицей и случайным покупателем не должно быть никакой связи, иначе это уже не случайная продавщица и не случайный покупатель.

А связь между темно-рыжей и брюнетом прослеживалась. Бычье Сердце сразу же засек ее наметанным милицейским глазом.

Значит, Куницына с Мюрисеппом работают гораздо тоньше, чем он мог предположить. Если стильная дамочка в курсе дела, то она может (по предварительному сговору с Мюрисеппом) наплести Бычьему Сердцу все, что угодно. И еще не факт, что Валевский покупал у нее одеколон! И что он вообще покупал у нее что-нибудь. И что он был на «Маяковской». «Лексус» Валевского был, а сам Валевский — большой вопрос.

Чек, выбитый дельтапланеристкой, Валевскому могли просто подложить. Тем более что при трупе никаких «Ста видов Эдо» найдено не было. Не убийца же забрал одеколон, в конце концов!.. Мюрисепп сознательно выпятил продавщицу цветов, предоставив Бычьему Сердцу самому разбираться с ИЧП «Бригита». Здесь, по мнению Мюрисеппа, все прошло без сучка без задоринки: продавщица вспомнила, что отпускала товар Валевскому («подарок для приятеля», читай — для америкашки Грэга); продавщица заявила, что Валевский был один и вел себя вполне естественно. Да и месторасположение ларька тоже в логике вещей: он самый ближний к выходу. Заскочил — купил — выскочил. Не подкопаешься.

Бычье Сердце вдруг вспомнил короткий взгляд Мюрисеппа, который пытался всучить майору версию о похищении и на секунду потерял контроль над собой — это был волчий взгляд. Да, именно так он и подумал тогда: волчий. Смерть Ромы-балеруна была выгодна обоим. В отсутствие Валевского Мюрисепп может стать главным балетмейстером. Куницына вернет себе главную партию: ведь без поддержки Ромы карьера маленькой и никому не известной танцовщицы с чудной фамилией Филипаки гроша ломаного не стоит. Во всяком случае, на это намекал Лу Мартин, а у Бычьего Сердца не было никаких оснований не верить юному гомосексуалисту. Обычно если хотят понравиться, то безбожно врут про себя. А про других говорят самую что ни на есть безбожную правду. Усыпляют бдительность, ловко балансируют, а там пойди разберись!.. А Лу Мартин очень хотел понравиться (мерзость какая!) Бычьему Сердцу, даже похотливыми ручонками шерудил в опасной близости…

Нет, с Лу Мартин.., тьфу ты, черт!., с дамочкой из ларька майору Сиверсу еще придется повозиться…

…Зачем она солгала?

Зачем она солгала этому огромному туповатому менту? Почему не рассказала все как было?

Но ведь ничего не было. Самое важное в ее жизни прошло, прокатилось, пролетело мимо, едва задев упругим крылом. С крыла упало перышко, которое в дрожащих Лениных руках преобразилось в визитку. На визитке были два номера телефона. И имя:

РОМАН ВАЛЕВСКИЙ.

И больше ничего. Никаких опознавательных знаков: «художник», «предприниматель», «менеджер по продажам». Роман Валевский был самоуверен, Он не нуждался в подпорках. Он был ценен сам по себе, Он был Романом Валевским — и этим все сказано. Такие визитки мог бы раздавать господь бог, до того как его разжаловали в ефрейторы за нарушение устава караульной службы. Ведь смешно же под короткой строчкой «БОГ» делать еще и приписку «создатель». Или — «отец всего сущего»…

Интересно, скольким несчастным Роман Валевский вскружил голову? Сколько еще обманутых маленьких дурочек получили подобные визитки? Не она первая, не она последняя, но как же хочется быть первой и последней! Первая и последняя, хотя бы на один вечер, — именно это мерцало в Его зрачках. Она не могла обмануться. Или она увидела только то, что хотела увидеть?

Первый телефон начинался на тройку, значит, Он живет где-то в центре. Второй — на девятку, скорее всего мобильник. Лена дала себе очередное китайское слово не звонить ни по одному из этих номеров. И конечно же, позвонила. Через полтора часа, из таксофона на метро «Василеостровская», куда приехала в полном раздрае и сладкогорькой панике. Целых сорок минут Лена кругами ходила поблизости, нагуливая время. Звонок должен быть рассудительным и как бы необязательным: наткнулась на номер, вспомнила, что обещала, и вот, пожалуйста, звонит. Позвонить было решено на мобильник: мобильник всегда с собой, так что отвертеться от разговора будет невозможно. Лена набрала девятку, потом четверку, потом единицу. И еще четыре цифры, .которые в сумме своей без остатка делились на семь. Сделав такие нехитрые вычисления, Лена приободрилась. Семь было ее счастливым числом. Вот только между цифрами пришлось делать короткие передышки, соображая, как бы половчее начать разговор.

«Привет, это я… Я продала вам одеколон, а вы попросили позвонить… Вы так внезапно исчезли, я волновалась…»

«Здравствуйте, Роман. Вы просили позвонить, и я звоню… Да, та самая продавщица, которую вы приглашали на вечеринку… У вас был расстроенный вид… Что-то случилось? Может быть, я могу помочь?..»

Все жалкие Ленины построения сводились к продавщице из ларька, одеколону и «что случилось?». А впрочем, наплевать.

Он просил ее позвонить — и она позвонила.

Позвонила понравившемуся парню. Ничего крамольного, ничего сверхъестественного.

Все разрушилось после трех долгих гудков. На том конце отозвались. Но это был не Роман, а какая-то женщина. Женщине аккомпанировал гул голосов, приглушенный смех и звон бокалов. Атрибуты вечеринки, на которую Лена так и не попала.