Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги Страница 26

— Простите, Андрей Валентинович, — извинился Сидоров, — по поводу киллера я так… глупость сморозил. Я ничего такого вам не советую. Просто… если у вас и вашего Десницкого не получится по закону решить вопрос с Пархомом, то я сам возьмусь за дело. У меня нет денег, как вы знаете, но желание разобраться с Пархомом я имею огромное. И мне неважно, что станет с моими деньгами. Мне и раньше было на них наплевать. Я к вам пришёл, чтобы предложить помощь, или, наоборот, чтобы попросить вас помочь мне отомстить убийцам Катерины. А вовсе не потому, что хотел, в случае успеха, вернуть свои капиталы и снова стать преуспевающим бизнесменом. Я хочу отомстить Пархому за смерть Катерины, хочу убить его. Только и всего. Я не считаю месть грехом. Я вообще не верю ни в бога, ни в загробную жизнь. В настоящий момент я хочу только смерти этого подонка.

— Я понимаю, сынок, — сказал Самсонов, — знаю, у тебя есть причина для мести. Но повторяю и прошу: давай следовать моему плану. Дождёмся Дениса из Москвы, там видно будет, как действовать дальше. Ну что, договорились?

— Договорились, конечно, — пожал Сидоров плечами.

— А сидеть за колючей проволокой до конца жизни, думаю, не слаще, чем лежать в могиле, — добавил Андрей Валентинович.

«А я думаю, что Пархом до конца жизни за колючкой находиться не будет», — подумал Сидоров…

4

Когда Сидоров, руки которого были заняты двумя полиэтиленовыми пакетами, толкнул плечом скрипучую проржавленную дверь в воротах взрывного цеха, и шагнул внутрь, он вдруг ощутил какую-то странную тоску. Словно пришёл в родной дом, чтобы попрощаться с ним навсегда, словно у него в кармане лежит свидетельство о регистрации права собственности на новую квартиру, а старый дом, в котором прожито без малого пять лет, ему предстоит покинуть.

Бомжатник «Искра» — его дом?! Глупости какие-то! Никогда Сидоров не считал это место своим домом, так — временным пристанищем. Он уходил отсюда каждое утро в поиск или на работу, если посчастливится найти, он возвращался сюда, ночевал, жил здесь. Жил по инерции, принимал действительность такой, какой она была в данный момент времени, и просто жил. Но своим домом, родным домом, Сидоров «Искру» не считал. А тут — поди ж ты! Накатило что-то…

Сидоров посмотрел на тёмно-серые, почти чёрные, стены, на почерневшие фермы перекрытия, и пожал плечами. Убого, грязно и холодно. Нет, не подходят эти развалины на роль дома, о потере которого можно сожалеть.

Странная тоска отступила так же внезапно, как и нахлынула.

Сидоров прислушался. Тихо. Ну, правильно! Ещё только два часа дня, и в цехе никого не должно быть. Кроме Альфреда, Окрошки и Бирюка.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он услышал храп своего одноногого заместителя, доносящийся из каморки рядом с приёмной. Окрошка несёт службу, подумал Сидоров и усмехнулся.

Альфред не спал. Он сидел за импровизированным столом, склонившись над какими-то листами и кальками. Рядом лежала раскрытая папка, красная тесёмка свешивалась с края листа с буквами ДСП. Альфред так был увлечён своим занятием, что не заметил, как Сидоров вошёл, и вздрогнул, услышав прозвучавший вопрос:

— Что это ты там изучаешь?

— Я?.. Мы тут с Окрошкой и с Бирюком…

— Что вы тут натворили?

— Ничего. Я вспомнил, что под цехом есть бомбоубежище, и мы решили его обследовать.

— Обследовали?

— Ага. Там… вы не представляете, Алексей Алексеевич, — Альфред снова забыл, что они вчера перешли на «ты», — там взрывчатка и автоматы. А ещё…

— Стоп! Давай по порядку. И на «ты», мы же договорились.

Альфред собрался, и спокойно, по-деловому, рассказал Сидорову об обнаруженных в бомбоубежище находках.

— А ещё вот эта папка. Она была в сейфе.

— Что-нибудь стоящее?

— Не знаю… Здесь, — Альфред похлопал по папке, — документация, касающаяся мероприятий по гражданской обороне. Планы эвакуации в случае начала ядерной войны, инструкции всякие, приказы какие-то. Я не очень внимательно всё это просмотрел. Не успел. А вот это… — Альфред почесал опалённый затылок. — Судя по всему, на этих кальках план городских подземных коммуникаций. А вот карты районов города. Масштаб один и тот же. Если наложить кальки на карты, то можно определить, какие ходы, тоннели и коллекторы проходят под улицами, под домами. И где имеются выходы на поверхность. Правда, карты датированы тысяча девятьсот семидесятым годом. Староваты. Хотя… с семидесятого в городе мало что построили.

— Зато кое-что снесли, — усмехнулся Сидоров, — ну-ка, ну-ка… — он склонился над кальками, — а интересно, бомбоубежище как-то связано с подземными коммуникациями?

— Связано, а то как же! Вот тут, — Альфред отыскал кальку и план бомбоубежища, — вот. На плане указан шлюз. Через него можно попасть в канализационный коллектор, а коллектор проходит через весь город. Там ещё куча всяких ходов.

— Вы этот шлюз нашли?

— Нет. Не успели. Окрошка приказал всем покинуть помещение.

— Окрошка, он такой. Он строгий… Эй, Окрошка! — Сидоров стукнул кулаком в стену, — Хорош ночевать!.. Ключи, говоришь, Окрошка забрал? — Сидоров вопросительно взглянул на Альфреда, тот кивнул, — Окрошка! Ключи тащи от бомбоубежища! Сейчас ревизию складских остатков делать будем. А ты, Альфред, всё аккуратненько в папку сложи и с собой возьми… Погоди, — Сидоров словно вдруг вспомнил что-то. Альфред ожидающе посмотрел ему в глаза, — А ты дом Пархома на карте найти можешь?

В глазах Альфреда высветилось понимание.

— Ну, конечно! — воскликнул он, — Как я сам не догадался? Пластит! Подземные коммуникации! Пархомовский особняк. Всё так просто!

— Не радуйся, — охладил Сидоров его пыл. — Это крайняя мера.

— А эта сволочь заслуживает крайней меры, — возразил Альфред.

— Я тоже так считаю, но…

Вошёл Окрошка, позвякивая связкой ключей.

— Я готов, Ляксеич!

— Спускайся вниз, открывай дверь и жди нас. Мы с Альфредом сейчас тоже спустимся. Я только переоденусь.

Окрошка потоптался у двери, пошмыгал носом и вышел. Сидоров сменил выходной костюм на повседневную форму одежды, а пока переодевался и аккуратно вывешивал костюм и пальто на плечики, Альфред отыскал карту и нужную кальку.

— Карта старая, — расстроенно сказал Молотилов, — Пархом живёт в коттеджном посёлке «Мечта олигарха», а этого посёлка, когда карты составляли, ещё и в планах не было. Слов-то таких — коттедж, олигарх — тогда не знал никто.

— «Мечта олигарха»? А в каком доме Пархом живёт? Не в том ли, где ворота две грудастые кариатиды подпирают?

— В том. Он на самом краю посёлка стоит. Кстати, от того места, где мы сейчас находимся, недалеко. От него до развалин «Искры» километра четыре, не больше…

— Видел я этот дом. Проходил как-то рядом… — Сидоров подошёл к столу и склонился над картой, — раньше, где теперь эти «мечтатели» обитают, рабочий посёлок стоял. Он так и назывался — «Рабочий посёлок». Да вот он на карте серым квадратом обозначен. А вот эта пунктирная линия на кальке — врезка в магистральный коллектор.

Сидоров закурил.

— Красивый, между прочим, посёлок был, — с ностальгией в голосе сказал он. — Зелёный. Сирени много росло. Пахло весной — обалденно! В «Рабочем посёлке» большинство искровцев до конверсии проживало.

— Я знаю, — печально кивнул Альфред, — я тоже там жил. С мамой. Мама умерла.

— Соболезную.

— Это давно было… Мы с ней в бараке жили. Так, как мы, многие тогда жили. В основном — в деревянных бараках. Печки топили, туалет во дворе. Но там и большие кирпичные дома были. Так что врезка в коллектор, понятное дело, должна быть. А ещё там психбольница стояла, большая, трёхэтажная. Тоже кирпичная. У нашего посёлка ещё одно название имелось, «Психами» его многие называли.

— Называли. А потом бараки снесли, безработных искровцев переселили в отдалённый микрорайон на северо-востоке. Теперь там и живут, дым и копоть глотают. А психов разогнали — кого куда. Кого-то родственники забрали, а некоторых, от кого близкие отказались, по другим психушкам распределили. Кое-кто сбежал, теперь бомжует. Двое наших, сёстры Звягинцевы…

— Женщины?

— Мужчины, но считают себя женщинами. Вообще-то они существа практически, бесполые. Нет, никого гомосексуализма, просто вообразили себе, что они женщины, так и живут. Вот и всё. Обособленно живут, тихо, мирно, как две монашки, бомжей мужского пола стесняются, сторонятся, и никого к себе не подпускают. Однажды как-то озабоченный один пытался к ним подлезть, но Андрюха Звягинцев, старший из сестёр, таких ему… навалял. По-бабьи, правда, но тому мало не показалось. Харю всю расцарапал и яйца чуть не оторвал. Эти Звягинцевы, Андрей и Иван — «заводские» старожилы, они сюда, на «Искру», первыми пришли. Первооткрыватели, так сказать… Ну, ладно, пошли, а то Окрошка, наверное, уже заждался.