Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги Страница 27

Окрошка стоял на лестничной площадке, и, не зная, чем себя занять, раскручивал на пальце тяжёлую связку ключей. Сколько раз она у него сорвалась с пальца и сколько раз он её отыскивал в мусоре — одному богу известно.

Человек, сидящий напротив Пархома в просторном кресле, в котором могло бы разместиться двое таких, как этот, был поразительно похож на бывшего скандально известного генерального прокурора. То же круглое хитроватое лицо и та же проплешина, тщательно прикрытая остатками редеющей чёлки.

— Важняку Оболенцеву дано другое задание. Следственную группу, которая приедет сюда после праздников, возглавит наш человек. Точнее, мой. Он у меня под колпаком, а, следовательно, следствие, простите за тавтологию, уважаемый Максим Игоревич, будет идти в нужном нам направлении.

Голос у человека, похожего на отставного генерального прокурора был такой же — вкрадчивый, с лёгкой картавинкой, как и у оригинала. Ну прямо почти стопроцентное сходство. Более того, собеседник Пархома тоже был прокурором, правда, не генеральным, а всего лишь прокурором города, но зато не бывшим, а действующим. Поговаривали, что именно благодаря своей похожести на генерального он и занял в своё время этот пост. Прокурора города звали Никитой Ивановичем Малюткиным. Пархом прозвал его Малютой, косвенно намекая на известное имя. Никита Иванович не обижался на прозвище, а втайне даже гордился им.

— Это замечательно, — кивнул Пархом, смакуя дорогой французский коньяк, — но всё это лабуда. Следователь, пусть даже по особо важным делам, всего лишь пешка. Его легко заменить другим, сделать рокировку, так сказать.

Услышав шахматную терминологию из уст Пархома, Малюткин, заядлый шахматист, удивился и с трудом сдержал улыбку. Он был убеждён, что кроме буры, храпа и секи, этот денежный мешок ни во что играть не умеет, и вряд ли знает, что существует такое искусство — шахматы.

— Что наверху, Малюта? — продолжал Пархом, — И давай-ка без вариантов. Как есть.

— Всё в порядке, дорогой Максим Игоревич, — успокоил Пархома Никита Иванович, — всё в полном порядке. И под моим личным контролем. Зам генерального заболел и будет болеть столько, сколько надо. Пока ему не дадут отмашку.

— И во сколько мне обойдётся оплата его больничного листа?

— Сущая мелочь. Четыреста тысяч долларов. Плюс расходы.

— Что так мало? — с издёвкой спросил Пархом, справедливо заподозрив, что размер московской взятки составляет наверняка не больше половины озвученной прокурором суммы. Малюткин не заметил издевательской интонации.

— Если бы мы обошлись только взяткой, сумма была бы в два с половиной раза больше. Но мы подстраховались, — похвастался он, — заместитель генерального прокурора очень привязан к семье. В дочери души не чает. А она такая юная! И такая доверчивая… Четырнадцать лет…

— А чего? — похабно ухмыльнулся Пархом, — Само то! Ещё не тёлка, но тёлочка… Надеюсь, вы её не того?

— Ну, что вы, Максим Игоревич! — Малюткин наигранно возмутился, всплеснув в воздухе пухлыми ладошками, — Как можно?

— Всё можно, но не в этой ситуации. Он ведь, больной твой, и залупиться может, — изрёк Пархом умную мысль, — и тогда всё насмарку.

— Вы просто читаете мои мысли! Естественно, ничего с этим ангелочком плохого не произошло. И не произойдёт. Она просто погостит какое-то время на подмосковной даче у одного моего хорошего знакомого. А потом вернётся к папочке.

— Ага, — согласно кивнул Пархом, — вот это… «плюс расходы», это чего? Это сколько?

— Да немного. Тысяч семьдесят-восемьдесят. Максимум — сто… Долларов, конечно. Разъезды. В Москву, и там… Гостиница, то-сё. В столице ведь всё очень дорого. Хозяину подмосковной дачи заплатить надо. Моим ребятам…

Пархом по-бычьи наклонил голову вперёд и хотел что-то сказать Малюте, но на столе загудел внутренний телефон. Звонили снизу, от охраны.

— Да! — рявкнул Пархом, нажав кнопку громкой связи.

— Там этот прышол… мэнт. Мараков, — раздался в динамике грубый голос с сильным кавказским акцентом, — гаварыт, ему срочна нада. Важный сообшэние, говорыт.

— Проведи ко мне, — Прохор отключился и посмотрел на Никиту Ивановича, — вот и начальник нашей доблестной милиции пожаловал. Все в сборе. Только мэра нет.

— Мэр на презентации дома престарелых, — напомнил Малюта.

— Знаю. Сам деньги давал, чтобы строительство в срок завершить. Разворовали государственное бабло, суки. Хорошо, что в городе такие люди, как я, живут. Палочки-выручалочки.

«Просто так ты деньги никогда не даёшь, — подумал Никита Иванович. — За твои деньги мэр слепнет и глохнет, когда нужно. И немеет. А иногда наоборот — красноречие так и прёт»

А вслух сказал:

— Не знаю, что бы мы без вас делали, Максим Игоревич!

— Жили бы на государственную зарплату, — хохотнул Пархом, — как все честные люди. Сколько у тебя сейчас? Тысяч двадцать… рублей? Больше?

Никита Иванович не успел ответить, в дверь постучали.

Мараков был тучным и высоким, как башня. Голова его едва не касалась высокой дубовой притолоки. Положенную по статусу серую каракулевую папаху начальник местной милиции внизу не оставил, держал на сгибе локтя, как кадет-суворовец — фуражку. Войдя, коротко кивнул Никите Ивановичу (виделись уже!) и направился к Пархому едва ли не строевым шагом. Бокал Пархома с остатками коньяка зазвякал о стоящую рядом бутылку.

— Расслабься, товарищ полковник, — весело сказал Пархом, — не на параде. Ещё паркет мне проломишь. Или хрусталь поколешь.

— А я по-другому ходить не умею, Максим Игоревич, — пробасил Мараков. — Во мне сто шестьдесят два килограмма.

— Так обувь бы себе купил на мягком ходу. Саламандер какой-нибудь. Я что, мало денег тебе даю? На приличную обувку не хватает?

— Не положено. По уставу. Я же в форме. Если бы в гражданке был… Да, есть у меня приличная обувь.

— Коньяк будешь? Мартель.

— Чуть-чуть, — Мараков показал дозу — промежуток между большим и указательным пальцем своей руки, сантиметров восемь.

Неплохо, подумал непьющий шахматист Никита Иванович Малюткин, полбутылки показал, ментяра.

— Что за срочность, Мрак? — спросил Пархом (полковник Мараков был у него Мраком), наполняя пузатый бокал. — Мой урюк сказал, у тебя что-то срочное.

— Не было бы срочным, пришёл бы вечером.

— Рассказывай, — Пархом протянул Маракову наполненный до краёв бокал.

Мараков взял бокал. В его пальцах-сардельках он казался напёрстком. Выпив, поставил пустой бокал на стол и бухнулся в кресло рядом с прокурором.

— Вы просили докладывать вам о каждом шаге Самсонова, а, точнее, этого волчары, гэбэшника отставного.

— Приказывал, — жёстко поправил Маракова Пархом.

— Ну, да, — кивком согласился полковник, — волчара сегодня утром прилетел рейсом, — он назвал номер рейса, — из Москвы.

— Знаю. Зачем повторяешь? Уже докладывал, ведь. Короче!

— Так он, это… снова в Москву улетел. Я поэтому и пришёл доложить. Лично и оперативно…

— Когда?

Мараков с опаской взглянул на часы, массивный «роллекс» на не менее массивном золотом браслете.

— Не улетел ещё, — обрадованно сообщил он, — через пятнадцать минут вылет.

Пархом перевёл взгляд с Мрака на Малюту.

— Что это?.. Зачем?

Никита Иванович пожал плечами и предположил:

— Может, Оболенцев отзвонился? Сообщил, что…

Закончить Малюткин не успел, он вынужден был закрыть лицо — в его сторону брызнули сверкающие хрустальные осколки бокала, который Пархом в сердцах грохнул о столешницу.

— Я не спрашиваю, кто и кому звонил! — заорал Пархом на Малюту.

Дверь в кабинет приоткрылась и в щель высунулась чёрная бородатая голова охранника. Кавказец внимательно оглядел присутствующих, и, удостоверившись, что хозяину ничего не угрожает, что шум — не более, чем рядовой всплеск эмоций, втянул голову назад и тихо прикрыл за собой дверь.

— Я спрашиваю: зачем Десницкий полетел в Москву? — продолжал орать Пархом, не заметив проявления бдительности со стороны охраны, — С кем стрелка забита, мать вашу?! Что и с кем этот мудила в Москве перетереть собрался? Вы что, господа хорошие, охренели? Одному, — Пархом поднял на Малюту кулак и поводил им у него перед носом, — пол-лимона баксов отстёгивай, это для него «сущая мелочь»! Сотка на расходы! А ху-ху не хо-хо?..

— Другому, — Пархом злобно взглянул на полковника, утирающего огромным носовым платком пот со лба и за ушами, — десять компов в управление и путёвку в Кушадасы для всей семьи. Это так, помимо зарплаты, в качестве премиальных! А за что? Вам что, блин, сказано было?! Тебе, господин полковник — следить за всеми передвижениями наших противников. И не просто следить, а предугадывать их шаги. Ты ж полковник, а не опер-летёха какой-нибудь. И в контакте, в контакте работать с Малютой…