Татьяна Полякова - Я — ваши неприятности Страница 26

— Слона в городе нет, у него бабка умерла, на похороны уехал.

— Да? — Старший Катков и бровью не повел, но глаза стали похожи на два замерзших озера. — Тогда Вовку… как его… — Юрик поморщился.

— Сергуна? — с готовностью подсказал Жора.

— Да нет, этого… со шрамом на подбородке.

Мне стало любопытно. Одного из моих похитителей звали Вовка, и у него точно был шрам. Кстати, здоровяку Женьке кличка Слон очень бы подошла.

Жора покосился на меня, при этом в глазах читалась неприкрытая злоба, я скромно улыбнулась.

— Вовки тоже нет, — сказал он.

— Что, со Слоном бабушку хоронит или своя в ящик сыграла?

— Приболел…

— До завтра выздоровеет.

— Пошли Сергуна.

— Я тебе сказал: завтра в восемь. И Лады?

Жора очень заметно стал ерзать, точно в сиденье стула неожиданно вылез здоровенный гвоздь.

— Юрик, — жалобно начал он, поерзав минут пять. — Ну чего ты… Отпустил я ребят погулять немного. Где я их теперь найду?

— Найдешь, — усмехнулся старший Катков. Видно, гвоздь увеличился в размерах. Пострадав еще немного, Жора торопливо выпил коньячку, поднялся и сказал:

— Пойду. Дело у меня. Личное.

— Двигай. Завтра в восемь.

Беседа с братом произвела на Юрика впечатление. Он тяжело задумался, а про меня как будто вовсе забыл.

— Юра, — позвала я и надула губы. — Ты где?

— Здесь я, солнышко. Извини. Дела, чтоб им пропасть. Мозги сохнут.

— Я думала, мы здесь, чтобы отдыхать, а не о делах думать.

— Конечно, киска. Хочешь, потанцуем?

— Не хочу. Мне здесь надоело. Кстати, человек, не способный даже рядом с красивой женщиной забывать о делах, скорее всего наживет опухоль головного мозга.

— Ладно, не злись. Я же стараюсь.

— Проводи меня.

Мы покинули ресторан. Стриженый парень торопливо подогнал машину Юрика к самым ступеням и вышел.

— Ты ведь не собираешься садиться за руль? — грозно спросила я. — Ты выпил бутылку коньяку.

— Ну и что? Хоть ведро…

— Или цистерну, если речь идет о твоей жизни. Но к своей я отношусь с душевным трепетом. Я поеду на такси. Где стоянка?

Юрик глухо простонал и сказал парню:

— Садись за руль.

Мы устроились сзади. Юрик меня обнял и страстно поцеловал.

— Давай ко мне, а?

— Чтобы ты голову ломал над своими делами?

— К черту дела. Домой, — бросил он парню.

Я проявила живой интерес:

— Где ты живешь?

— Сейчас увидишь, солнышко. Машина остановилась возле пятиэтажного дома, возведенного в сталинские времена, с большой аркой и лепниной над окнами. Дом был довольно обшарпанным и, судя по всему, не так давно состоял из коммуналок.

— Это здесь? — удивилась я.

— А что? — обиделся Юрик. — Хорошая квартира. Хоть на машине катайся! — Он вышел и подал мне руку. Про парня и вроде бы совсем забыл.

Тот подал голос:

— Мне ждать?

— Разумеется, — ответила я. Юрик поморщился и кивнул.

Парень помялся и жалобно сказал:

— У меня девчонка в соседнем доме. И телефон есть.

Каток решил быть добрым:

— Ладно, запиши телефон и отгони машину на стоянку.

— Почему так темно? — спросила я уже в подъезде. — И запах ужасный. Здесь что, кошки?

— Откуда мне знать? Я ж не в подъезде живу.

— А этаж?

— Четвертый.

— В доме без лифта? Кошмар какой.

— Хорошо, — сатанея, сказал Юрик. — Я тебя на руках понесу.

— А если споткнешься в такой темноте? Кто у вас отвечает за порядок в подъезде?

— Солнышко, не заводись. Скажу завтра мужикам, они здесь иллюминацию устроят.

— Завтра, — фыркнула я. — Я думала, у тебя приличный дом с зеленой лужайкой.

— Да был у меня дом. Два этажа. И лужайка была.

— И что с ними случилось?

— Ничего. Жена живет с сыном. Тут мы вошли в квартиру. Юрик включил свет и, забегая вперед, стал распахивать двери. Несколько заискивающе. Я хмурилась, потом сказала:

— Это ужасно. Что за обои? А идиотские потолки со звездами?

— Чего ж их, сбивать, что ли?

— Разумеется. Человек с твоим вкусом, и вдруг такая квартира… Жить здесь, конечно, нельзя.

— А мне нравится, — разозлился Юрик.

Я взяла его под руку.

— Ничего подобного. Это тебе нравиться не может. Сейчас ты возражаешь мне просто из чувства противоречия, такого понятного в мужчине с твоим характером. Посмотри сам: что это за ковер? Ведь это не ты выбирал? Нет? Я так и думала: твоя бывшая супруга. Совершенно ясно, почему ты ее оставил. Такой человек, как ты, просто не может жить с этим ковром. Это чудовище, а не ковер.

Юрик плелся рядом и с тоской поглядывал по сторонам.

— Конечно, из квартиры можно сделать что-нибудь приличное, но на это понадобится время.

— Давай выпьем, — видно, чтобы переменить тему, предложил Юрик.

— Ты уже выпил. Надо думать о здоровье. С коньяком следует быть осторожнее. Теннис — вот эликсир здоровья и молодости. Ты играешь в теннис? — спросила я.

— Нет. И не буду.

— Ладно, не ворчи. Не хочешь, и не надо. Всегда можно выбрать занятие по душе: бег или плавание. Мы все обсудим, найдем хорошего тренера, и через пару месяцев не будет никаких проблем.

— У меня их и так нет.

— Будут, если не начнешь думать о здоровье.

Я продолжила развивать свои мысли, устроившись в громоздком кресле гостиной. Юрик принес кофе, изловчился и выпил в кухне рюмку коньяку, стоя ко мне спиной. Рюмка была большая, и он повеселел.

Сесть в одно кресло со мной он не мог и разместился напротив, выжидая возможности вставить слово. Я задумалась, глядя в потолок. Юрик облегченно вздохнул и уже протянул ко мне руку.

— Конечно, то, что ты оставил дом жене, — заметила я, — говорит о твоем благородстве. Я прекрасно все понимаю и целиком и полностью тебя поддерживаю. Сколько комнат?

— Что?

— Сколько комнат в твоем доме?

— Восемь? А что?

— Они живут вдвоем? Одинокая женщина с ребенком и восемь комнат? В конце концов, это опасно. Тебе не кажется?

Юрик вышел в кухню и, стоя спиной, выпил еще рюмку.

— Принеси, пожалуйста, печенье, — сказала я. — Впрочем, нет. Не надо печенья. Я уже достаточно съела сладкого. Может быть, есть чипсы, только с сыром. Другие я не ем.

— Ничего нет, — сказал Юрик и вздохнул. — Лика, солнышко, — он наклонился ко мне с намерением поцеловать, — пойдем, посмотришь спальную. У меня там медвежья шкура.

— Настоящая?

— Конечно. Белая…

— Боже мой, несчастное животное. Я никогда бы не смогла уничтожить живое существо только для того, чтобы попирать ногами его шкуру. Как это жестоко, Юра…

— Солнышко, заткнись, пожалуйста, — жалобно попросил он.

— Ты опять за свое? Ведь я же, кажется, просила тебя не употреблять подобных выражений. Юра, ты уже в том возрасте, когда пора быть респектабельным человеком. Тебе надо всерьез заняться своей речью.

— Со следующей недели начну ходить в бассейн и к логопеду. Лады?

— К логопеду надо Георгию, но он опоздал. Извини, но твоему брату никогда не удастся стать респектабельным. Конечно, родню не выбирают…

— Лика, зачем мы сюда пришли, по-твоему? — изловчился вставить фразу Юрик.

— Что значит зачем? — удивилась я. — Разумеется, чтобы увидеть твою квартру. Должна же я знать… Не смотри так на меня. И убери руки! Я прекрасно знаю, чем ты думаешь. Все мужчины одинаковы. Сегодня ты согласен на что угодно, а стоит мне уступить, ты завтра же передумаешь жениться.

— Я и не собирался, — проворчал он.

— Это мы посмотрим. Кстати, почему бы твоей бывшей супруге не переехать в эту квартиру? Три комнаты на двоих довольно прилично. И она, надеюсь, вполне способна подняться на четвертый этаж без лифта.

Юрику больше ничего не хотелось. Он смотрел в чашку с холодным кофе и томился. Еще через несколько минут я предположила:

— Серафима, наверное, дома с ума сходит.

Юрик с готовностью поднялся:

— Сейчас позвоню Пашке.

— Ты меня не проводишь? — округлила я глаза.

— А что я собираюсь сделать? Отвезти тебя домой.

Юрик позвонил, и мы торопливо покинули жилище Каткова-старшего.

— Боже мой, какая ночь, — сказала я, задрав голову.

Юрик насторожился.

— Пешком не пойду.

— Ненавижу, когда ты вредничаешь. Только подумай, как чудесно пройтись…

— Шесть троллейбусных остановок?

— Что такое шесть остановок? Нам идти по жизни рядом еще лет тридцать.

— Я столько не проживу.

— Перестань меня злить.

— Солнышко, а когда у тебя отпуск кончается?

— В конце сентября. Но ты не беспокойся, я уже предприняла кое-какие шаги. Думаю, меня охотно возьмут в ваш театр. Ты как будто не рад?

— Брось, просто счастлив. Тут мы заметили Пашку: он мчался со всех ног, на ходу застегивая рубашку. Юрик завистливо вздохнул и сказал:

— Поезжай за нами, мы пешком.

— Когда ты хочешь, можешь быть таким милым, — прошептала я, прижимаясь к нему.

Мы вошли в арку, когда прогремел взрыв. Я взвизгнула, а Юрик рявкнул: