Владимир Гурвич - Деньги дороже крови Страница 26

Теперь Перминов уже не походил на пьяного, а им был. Чтобы он не упал, мне пришлось, словно любимую девушку, обхватить его за талию. Провожаемые взглядами всего персонала и посетителей казино, мы потащились к выходу.

В такси Перминов пребывал в каком-то странном не то сомнамбулическом, не то полубессознательном состоянии. Он что-то все время неясно бормотал. Я внимательно прислушивался к издаваемым им звукам, но улавливал лишь отдельные слова, из которых ничего невозможно было понять.

Я дотащил его до номера и швырнул на кровать. Тот безжизненно растянулся на ней.

— Боже, что же теперь делать, что я натворил, — вдруг вполне отчетливо не меньше трех раз, словно заклинание, повторил он.

Хотя было уже очень поздно, я решил, что сейчас не время для сна. Тем более, выспавшись днем, я чувствовал себя вполне бодро. Мною владело предчувствие, что события сегодняшнего дня и ночи еще не завершены. А потому я решил, что буду просто лежать с закрытыми глазами и ждать, будет ли продолжение спектакля.

Я лежал и думал о Царегородцевой. Ее красивое лицо, словно картина на стене, прочно висело в портретной галерее моего воображения. В моих ушах звучал ее голос, я представлял, как она движется, как подносит ко рту бокал с вином, как достает из кармана пачку сигарет… Ракурсы были самые разные, объединенные лишь общим персонажем.

Так продолжалось может час или больше. С кровати, где лежал Перминов, не доносилось ни звука. Внезапно я различил какой-то шум. Мне показалось, что мой сосед приближается ко мне. А если он намерен меня убить, ведь я был свидетелем его крупного проигрыша. И если это казенные деньги, ему не сдобровать, скупой Фрадков растерзает его на кусочки.

Я заволновался и осторожно приоткрыл глаза. В номере благодаря уличному освещению было довольно светло, и я мог все детально разглядеть. Я мог быть спокоен, Перминов убивать меня не собирался. Зато он намеревался меня ограбить, он залез в карман моего пиджака и извлек из него мой туго набитый выигранными долларами бумажник. Вот за ними-то он и охотился.

Я решил, что мне самое время просыпаться. Я вскочил с кровати и крепко сжал руку Перминова, держащую мой кошелек. Тот попытался выдернуть кисть, но я ему не позволил, тогда он попытался меня лягнуть ногой, это ему удалось, он попал мне прямо коленную чашечку.

Злой от боли, я ударил его в бок и тот упал на мою постель. Я накрыл его собой и заломил руку за спину. Теперь уже он захрипел от боли.

— Отпусти, черт! — завопил он.

— Тише, людей разбудишь, тут стенки тонкие, — сказал я, но хватку ослабил. — Ты хотел меня ограбить. Я тебя сдам в полицию.

Но эта угроза не произвела на него никакого действия. Значит, я зашел не с того конца.

— Не беспокойся, полиции я тебя сдавать не буду, а вот утром извещу Фрадкова о том, что ты проиграл огромную сумму. Тысяч десять, не меньше.

Это был верный ход, потому что он сразу же задергался.

— Не говори ему, мамой заклинаю, не говори, — словно ребенок, захныкал он.

— Мамой, это интересно. Но почему собственно не говорить, чего ты так боишься. Разве то были не твои деньги, а со своими деньгами, что хочешь, то и делаешь. Ну, отвечай.

Но Перминов молчал.

— А может, эти деньги вовсе не твои, они принадлежат концерну, — сделал я вид, как будто только что догадался об этом. — Тогда в самом деле тебе хана. Но что я могу сделать, я не прощаю, когда лезут без спроса в мой кошелек.

— Я умоляю, ничего никому не говори.

Я сделал вид, что раздумываю над его просьбой.

— Ладно, иногда и я могу быть снисходительным к чужим слабостям, но при одном условии.

— Каком? — с надеждой спросил он.

— Если ты мне все расскажешь: что это за деньги, для чего или для кого предназначались?

— Ну зачем тебе это нужно, — снова захныкал он, — Ты даже не представляешь, чего ты хочешь узнать?

— Скажешь, буду представлять. Это мое непременное условие. Либо я рассказываю все Фрадкову, либо ты рассказываешь все мне. Выбирай.

— У меня нет выбора, — вдруг зло проговорил Перминов. — Ты пожалеешь о том, что услышал. Хорошо… — Внезапно он замолчал. — Нет, я тебе ничего не буду говорить. Это мне все равно не поможет.

— Почему?

— Они все равно узнают, что я проиграл эти деньги. — Вдруг он схватил меня за руку. — Умоляю, помоги. Дай мне десять тысяч.

— Где же я тебе их возьму?

— Не знаю, иначе мне крышка. Ты же не хочешь моей смерти. Мы все же как никак друзья.

Последнее утверждение являлось огромным преувеличением, но я понимал, что в его положение не до таких мелочей, хватаешься за любую возможность. Но все дело в том, что спасительные десять тысяч у меня были, мне их перевел Кириков в качестве компенсации за устроенную Костомаровым проверку. Их можно было снять через банкомат. Вопрос лишь в том, стоила ли жизнь Перминова таких денег и какова ценность сведений, которые он мог сообщить?

Перминов вдруг расплакался. Он, как ребенок, прижимался к моей груди, словно ища там защиту. Мне даже стало жалко его.

— Хорошо, я дам тебе эти деньги. Но только ты все честно расскажешь. Колись или умирай.

— Я расскажу. Но лучше бы тебе этого не знать.

— Давай некоторые вопросы решать буду я сам. Эта сделка, которую мы хотим тут заключить, имеет двойное дно?

— Да. Схема такая: мы заключаем договор на поставку металла, а они в обмен поставляют свои товары.

— И что же тут криминального?

— В этих вагонах предполагается перевозить не только товары, но и еще кое что?

— А можно узнать, что же именно?

— Разве не понятно, наркотики. Удобный легальный транзит.

— В самом деле, теперь становится ко что понятным. Ну а деньги, что ты проиграл, кому ты должен был отдать.

— Я не знаю, кто эти люди, но можно предположить, что они представляют местную наркомафию. А это плата в счет будущих поставок. У них связи давно налажены.

— Когда ты должен передать деньги?

— Завтра. Двадцать тысяч долларов, десять я проиграл.

— А где остальные десять?

— В сумке, — кивнул он на платяной шкаф.

— Странно, — как бы размышляя вслух, проговорил я, — как-то одно с другим не вяжется, тебе поручено выполнить ответственное поручение, ты хранишь деньги у себя. И при этом тебе заказан номер на двоих.

— Это все Фрадков. Я должен был жить один, но затем у него вдруг начался приступ жадности, и он распорядился ради экономии поселить нас вместе.

— Ну можно сказать, что тебе в этом случае повезло. Как бы ты выходил из ситуации, у кого бы стал воровать деньги?

— Не знаю. Зато ты теперь посвящен в страшный секрет концерна. Если им станет известно об этом…

— Ты хочешь сказать, что меня убьют?

Перминов кивнул головой.

— Ты обещал мне деньги?

— Не сейчас же, их надо снять через банкомат. Выспимся и утром со свежей головой примемся за дело добывания денег.

— Это надо сделать сейчас, ночью. Не стоит привлекать внимание к тому, что ты снимаешь большую сумму.

Я отметил, что в данном вопросе он безусловно прав.

— Ладно, внизу в холле есть банкомат. Пойду спущусь.

— Нет, лучше это сделать вне гостиницы. Здесь в полсотни метров есть офис банка, там кабинка с банкоматом. Лучше снять деньги там.

И снова он прав, подумал я. Страх делает его рассудительным.

— Хорошо, так и поступлю. Сиди здесь тихо.

Несмотря на поздний час, на улице еще был народ. Я вошел в кабинку, снял нужную сумму. Если быть честным, денег было ужасно жалко, я уже мысленно нашел им применение, хотел купить приличный автомобиль. В такой, в какой с удовольствием сядет Царегородцева. Теперь же придеться отложить покупку до лучших времен. И при этом еще неизвестно, настанут ли они когда-нибудь.

Операция по получения денег прошла без приключений, я вернулся в номер и вручил их растратчику. Перминов был так растроган и благодарен, что всерьез порывался поцеловать мне руку, словно священнику. Я едва успел ее отдернуть.

— Давай спать, — сказал я. Таким нехитрым образом мне хотелось поскорей забыть о своих потерях и избавиться от выражения благодарности Перминовым. Хотя я отлично сознавал, что полученная информация стоила несравненно дороже, чем все мои неприятности и потери.

Глава 19

Утром нас ждал короткий бросок к океану. Вернее к Сиамскому заливу. На этот раз мне достался совсем небольшой, но зато одноместный номер, со вкусом обставленный с космическим телевидением, которое ловило даже далекую Москву. И едва распаковав вещи, я кинулся к воде.

С морем, с океаном меня всегда связывали какие-то незримые, но очень тесные отношения. Родился я в совершенно сухопутной местности, там даже настоящей реки не протекало, так какой-то небольшой ручеек, где в самом глубоком месте можно было переходить вброд. Но я рано почувствовал тягу к большому водному простору. И когда по телевидению показывали нечто подобное, что-то замирало от восторга в моей незрелой душе.