Владимир Гурвич - Деньги дороже крови Страница 27

Но и когда она стала более зрелой, эта влечение не угасло, наоборот, приняло вполне конкретные очертания. Все свои сперва студенческие каникулы, затем отпуска я проводил исключительно на морском побережье. Я мог не вылезать из воды по часу, а то и гораздо больше. Однажды моя жена, не дождавшись меня на пляже, сочла, что я уже нахожусь на дне морском и подняла на ноги всю округу. Меня даже собирались искать водолазы, но я избавил их от этого нелегкого труда, появившись живым и здоровым, только немного замершим от легкого переохлаждения.

Впрочем, все эти старые истории не имели никакого значения, они как легкие облачка возникли и исчезли в моей памяти, пока я бежал к воде. Сбросив на пляже одежду, я бултыхнулся в воду.

На побережье нашей делегации предстояло провести целых два дня. Причем, два свободных дня, по крайней мере, мне никто не озаботился дать никаких заданий. А следовательно я мог целиком посвятить все свое время отдыху.

Я мельком видел Кирикова и Фрадкова, они жили в несравненно более роскошных условиях, чем являл собой мой скромный номер — в отдельных двухэтажных коттеджах. В таком же коттедже по соседству с ними расположилась и Царегородцева.

Когда я ее заметил, то хотел к ней подойти. Но она отвернулась от меня и поспешила скрыться в дверях. Такое ее недружественное поведение меня огорчило, но одновременно я обрадовался тому, что теперь я знал, где находится ее резиденция. И почему бы вечерком не навестить ее мне.

Повстречался мне и Костомаров. В Бангкоке его с нами не было, и где он пребывал все это время, мне было не ведомо. Он поприветствовал меня поднятой рукой, но подходить не стал.

С большим аппетитом пообедав преимущественно обитателями моря, я снова вернулся на пляж. Вода была очень теплая и выходить на сушу не было никакого смысла. Я сам себе напоминал морское млекопитающие и жалел, что не могу навсегда остаться в этой стихии. Кто знает, какая на самом деле моя истинная природа.

Вдоволь накупавшись, я вернулся в номер. Я лег на кровать отдохнуть. Но вместо отдыха вскоре вдруг почувствовал, как накрывает меня своей шершавой ладонью скука. Я не знал, чем заняться. Никто не интересовался моей персоной, я был абсолютно никому не нужен, как выброшенный на берег обломок корабля. К такому состоянию за последнее время я как-то не привык.

Мне пришла в голову мысль, а не сделать ли мне знаменитый тайский массаж. Тем более прейскурант гостиницы предлагал такую услугу и вполне по преимлимой цене. Я позвонил и сказал о своем желании.

Буквально через пятнадцать минут в номер вошли две молоденькие и симпатичные аборигенки. Попросив меня раздеться до трусов и лечь на спину, они принялись демонстрировать на моем теле свое искусство.

Это было действительно преогромным удовольствием, Нежные девичьи пальчики массировали мою кожу, умело и без промах, а находя на ней чувствительные точки и участки. Я чувствовал, как буквально с каждой минутой тело становилось все невесомей, и я начинал понимать, какой же лишний груз носим мы в себе.

Пальчики девушек не отличались скромностью, и заходили в своих прогулках по моему телу на самые разные ее участки. Во мне, как в аккумуляторе электричество, стала накапливаться сильное желание. Массажистки без всякого сомнения прекрасно знали о происходящих внутри меня процессах, и из их слов я сделал вывод, что за дополнительную плату они готовы оказать услуги, не указанные в прейскуранте.

Что и говорить, соблазн был велик. Но я сам не до конца понимал, что же меня удерживало от того, чтобы принять столь заманчивое предложение. Поэтому когда сеанс массажа был благополучно завершен, я ограничился лишь тем, что поблагодарил своих массажисток и расплатился. В глазах девушек угадывалось разочарование, но я твердо заявил им, что больше не нуждаюсь в их услугах.

Неужели я становлюсь пуританином, еще совсем недавно я бы ни за что не упустил такой великолепный шанс. Но прекрасный образ Царегородцевой, словно золотой нимф, витал над моей головой и не позволял мне делать то, чего столь жаждала моя распаленная нежными девичьими прикосновениями плоть. И мне ничего не оставалось только, как грустно вздыхать, сожалея о безвозвратно упущенных возможностях.

После ужина от охватившей меня скуки я даже решил посмотреть телевизор. Отыскал в калейдоскопе множества программ родной канал и прямо угодил на выпуск новостей. Взволнованный голос ведущего, сообщал о том, что рядом со своим домом был застрелен известный депутат Государственной Думы Вячеслав Ильюк. Убийство носило характерные признаки заказного.

Я аж подскочил на своей кровати. Невольно вспомнил, что в последний раз видел его на приеме концерна, разговаривающим с Кириковым. Есть ли между этими событиями какая-то связь?

Я сам не знал, почему меня так сильно взволновало это сообщение. Вряд ли меня можно удивить заказными убийствами, на своем веку я их перевидал немало, в расследование некоторых из них принимал посильное участие. Да и какой-то особой симпатией к Ильюку я не испытывал. Это был еще тот тип. Но что конкретно стоит за этим преступлением, что и с кем он не поделил на этот раз?

Но поделиться своими тревогами было абсолютно не с кем. Даже Перминова не было рядом, ему тоже выделили отдельный особняк. Да и вообще, я его не видел с самого утра. Опять отправился на встречу с местными наркоторговцами?

Как и положено, в этих широтах, темнело быстро. Еще буквально десять минут назад из окна я видел пенный след набегающих на берег волн, а теперь море отгородилось от меня стеной мрака. Мною завладела уже не скука, а самая настоящая тоска. Я не знал, куда себя деть. Я сознавал, что если не найду в ближайшие минуты себе достойного занятия, то взорвусь, как граната.

Я вышел из корпуса и зашагал к заливу. То и дело мне попадались тесно обнявшиеся парочки, говорившие на самых разных языках. Как будто бы влюбленные со всего мира назло мне съехались сюда, дабы подчеркнуть мое одиночество. Моими мыслями целиком овладела Царегородцева. Мы тоже могли бы с ней точно так же идти вдоль берега, вдыхая свежесть морского воздуха. А вместо этого находимся порознь.

Ноги сами привели меня к ее особняку. В окне второго этажа горел свет. Значит, она дома.

Я осмотрел коттедж. На втором этаже был балкон. Взобраться на него больших трудов не представляло. Я решил, будь что будет, но я попаду во внутрь.

Я в самом деле легко взобрался на второй этаж и сквозь занавески заглянул в комнату. Царегородцева в халате сидела в кресле и что-то пила. Она явно была одна.

Я открыл окно и полез во внутрь. Услышав шум, Царегородцева вскочила и посмотрела в мою сторону. Для самообороны со стола она даже схватила бутылку.

— Не надо меня убивать, это всего лишь я, — предупредил я ее.

Убедившись, что это в самом деле я, она успокоилась.

— Вам непременно надо было входить в окно или дверь для вас уже не существуют?

— А вдруг вы бы не захотели ее открыть? Вы слишком не постоянны?

— Не исключено. Но раз вы уж тут, входите и садитесь.

Я посмотрел н стол и убедился, что на этот раз она пила сок, а бутылка виски была нераспечатанной.

Я сел напротив нее в кресло.

— Ну говорите, зачем вы полезли да еще на второй этаж? — спросила она.

— Мне захотелось вас увидеть, — сказал я абсолютную правду.

Царегородцева медленно поднесла стакан с соком к губам.

— Почему именно меня?

— Разве не понятно?

Она вздохнула.

— Этого-то я и опасалась. Поймите, у нас с вами нет никаких шансов. Давайте не будем усложнять друг другу жизнь.

— Она уже осложнилась.

Царегородцева снова вздохнула.

— Что же нам делать?

— Не знаю. Но что-то делать надо.

— Давайте, Леонид, поговорим с вами серьезно.

— В том случае, если это нас приблизит к цели.

— Нет, вы несносный человек, — пожаловалась на меня мне она. — Вы даже не представляете во что вы так сильно хотите вляпаться.

— Просветите и представлю.

— Я не собираюсь вас ни в чем просвещать, это не входит в мои служебные обязанности.

— А в не служебные?

— Что же касается не служебных, то я вас попрошу: держитесь от меня на почтительном расстоянии. Поймите, Леонид, — ее голос вдруг зазвучал жалобно, — это не связано с моим к вам отношением. Вы мне симпатичны. Но так лучше для нас обоих, лучше для всех. Может быть, сейчас вам несколько неприятно и обидно это слышать, но потом вы оцените мое предупреждение. И нам не стоит оставаться наедине. Это лишь накаляет ситуацию.

Я молчал. Прямее и не скажешь. Я не мог ничего противопоставить ее словам.

— Не обижайтесь только на меня, — почти ласково произнесла Царегородцева, — иногда обстоятельства сильней людей. С этим надо мириться. А время все лечит. Скоро вы успокоитесь.

— Вы слышали, что сегодня в Москве убили Ильюка? — сам не зная почему вдруг спросил я.