Кен Бруен - Лондон бульвар Страница 26

Я ее прикрыл. Прошел на цыпочках в гостиную. Бриони сидела в кресле, вся в крови. Я чуть не задохнулся, пока не понял, что это была кровь собаки, тело которой она держала на руках.

Бриони отрешенно смотрела перед собой. Я позвал:

— Бри?

— О, привет.

Я зашел в комнату, подошел к Бри и спросил:

— Ты в порядке, детка?

— Посмотри, что они сделали с моим крохой.

— Кто сделал?

— Я не знаю. Я пришла домой и нашла его в своей кровати. Где же его голова, Митч?

В комнату вошел Джордан. Я сказал:

— Бри, это мой друг Джордан.

— О, привет, Джордан, хотите чаю?

Он покачал головой. Я сказал:

— Бри, давай я возьму Бартли-Джека.

— О'кей.

Я взял у нее из рук окровавленное тельце щенка. Оно было еще теплым. У меня крыша начала съезжать.

Джордан сказал:

— Я приведу в порядок твою сестру.

Он помог ей встать из кресла, взял ее за руку. Зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал истерическое хихиканье.

Я бросился к двери, Джордан перехватил меня, спросил:

— Ты куда?

— Это Гант.

— И что?

— Я убью этого ублюдка.

Он повернул меня лицом к себе, сказал:

— Подумай хорошенько. Тебе нужно застать его врасплох. У него есть семья?

— Дочь, школьница.

— Мы нанесем удар во время завтрака.

— После того как дочь уйдет в школу?

— Это как ты пожелаешь.

— Как Бриони?

— Спит. Я дал ей успокоительное.

— Кто ты, на хрен, такой, мобильная аптека?

Он улыбнулся:

— В том числе.

Джордан вышел на полчаса, вернулся с пакетом, сказал:

— Это поможет переждать ночь.

— Надо же. Ты быстрее, чем пуля.

Он криво усмехнулся. Достал упаковку «Бада», багет, ветчину, помидоры, соленые огурцы, банку майонеза.

Я спросил:

— Где ты достал это дерьмо?

— Это же Пэкхем.

Нет комментариев.

После нескольких банок пива я изрек:

— Мэтт Скаддер у Лоуренса Блока сказал: «Мало ли что зима — оденься потеплее и иди».

Доедая французскую булку, Джордан спросил:

— И что это значит?

— Не знаю, но мне нравится.

Мы разработали план удара по Ганту. Точнее сказать, мы рассмотрели различные варианты.

Отвергали

меняли

сходились на чем-то.

Джордан сказал:

— О'кей. Это хорошо. Надо сделать так, чтобы это выглядело, как будто сорвалась крупная сделка с наркотиками.

— Как?

Он порылся в пакете, выложил

шприцы

герыч

и другие причиндалы

на стол.

Я сказал:

— Это же моя походная аптечка!

— Я знаю, — кивнул Джордан.

Я встал:

— Ты копался в моей комнате?

— Каждый день.

— Урод, ты во что играешь?

Он спросил:

— Слышал когда-нибудь про Энтони де Мелло?[40] Конечно нет. Ты прочел кучу дрянных детективов — и уверен, что знаешь жизнь.

Он не сказал: «Ты идиот!»

Но в воздухе это висело.

О да!

Он продолжил:

— Де Мелло сказал, что девяносто процентов людей спят. И никогда не просыпаются. Когда было Венгерское восстание?

— Это что, телевикторина? На хрена мне сдалось Венгерское восстание?

Voilà. Ты даже не знаешь, что лежит в основе любого детектива. Cherchez la femme.[41] Я вырос в окружении мужчин, которые были порядочными, сострадательными людьми. Они должны были выслеживать и уничтожать детоубийц. И занимаясь этим, они постепенно превращались в зверей, оборачивались камнем. Они никогда не улыбались.

Я понятия не имел, где такое могло происходить, сказал:

— Понятия не имею, где такое могло происходить.

Он достал из сумки несколько таблеток, положил их на ручку кресла, сказал:

— Де Мелло рассказал испанскую историю о цыплятах. Орлиное яйцо попало в курятник. Куры высидели его и оставили птенца как своего. Орленок научился копаться в земле в поисках пищи и рос как все. Однажды он увидел пролетавшую мимо величественную птицу. Ему объяснили, что это самое великолепное из всех земных созданий. Он продолжил копаться в земле в поисках пищи, дожил до старости и умер, веруя в то, что он курица.

Я пожал плечами:

— Очень глубоко.

Он промолчал, поэтому я сказал:

— Давай расскажу тебе историю из одного дрянного детектива, который я прочитал. Гарри Крюз![42] Такая комичная южная готика…

Джордан поднял руку, сказал:

— Не сомневаюсь, ты никогда не слышал притчу о свинье.

— О чем… о какой, мать ее, свинье?

— Как говорилось в одной… не пытайтесь научить свинью петь. Это будет пустой тратой вашего времени и только рассердит свинью. Приношу свои извинения за то, что поверил, будто ты можешь петь.

Бриони вскрикнула, отвлекая нас от того, к чему этот разговор мог нас привести.

Сестра спала, но неспокойно. Я покачал ее на руках, и она затихла. Я сам немного вздремнул, и мне снились

безголовые свиньи

летающие цыплята

и

бессловесные трупы.

Проснулся, когда Джордан тронул меня за руку и сказал:

— Нам пора идти.

Протянул мне кофе и таблетку. Я взял то и другое. Бриони крепко спала, и я поцеловал ее в лоб. Джордан наблюдал за нами, выражение его лица понять было невозможно.

Я сказал:

— Только мертвые знают Бруклин.

Так назывался роман Томаса Бойла. Возможно, Джордан и не хотел ничего знать о криминальном чтиве, но это совсем не значило, что он о нем не услышит.

Мы надели дождевики, тихо обсуждая наш план. В пальцах на ногах и руках у меня стало покалывать. Адреналин закрутил рукоятку. Я спросил:

— Что, черт возьми, со мной творится?

— Ты сейчас воспрянешь.

— Что?

— Скажем так: я переключил твою скорость.

— Амфетамин?

— Что-то вроде.

Занялся рассвет. Джордан сказал:

— Я не знал, что у твоей сестры есть ребенок.

— У нее нет ребенка.

— Там целый гардероб забит детской одеждой.

— Что? Ты и ее комнату обшмонал?

— Сила привычки.

Ускоритель щипал мне глаза и расширял зрачки. Джордан проверил «зиг-зауэр». Я спросил:

— Нравится этот калибр?

— Девять миллиметров? Конечно.

Мы вышли из дома. Стену подпирал дворник.

Перекур.

На его тележке висел радиоприемник, «АББА» исполняла песню «У меня есть мечта».

Дворник сказал:

— Привет, мужики.

Ирландец.

Я сказал ему:

— Ничего себе погодка.

Он кивнул:

— Если небеса не подпортят.

Джордан дал по газам, и мы уехали. Я думал о Гарри Крюзе и его интервью, которое он взял у Чарли Бронсона.

Бронсон тогда сказал:

Нет никаких причин, чтобы не иметь друзей.

Скорее наоборот. Но я думаю, что друзей не следует заводить до тех пор, пока не захочешь делиться с ними временем.

А свое время я не отдаю никому.

До дома Ганта доехали минут за двадцать. Если можно так сказать, я был на последней скорости. Было почти восемь. Моя система начала испытывать перегрузку. Ноги и руки зудели, множество готовых взорваться мыслей прыгали в моей голове, как резиновые шарики.

Вдоль улицы стояли деревья.

Джордан сказал:

— Это бульвар.

— Гребаный лондонский бульвар, — уточнил я.

По улице медленно ехал школьный автобус.

Джордан спросил:

— Читал когда-нибудь «Встречи с замечательными людьми»?

— С отчаявшимися людьми… да.

Он пропустил мое замечание мимо ушей, следя за автобусом, продолжил:

— Наслаждаться творениями

Гурджиева

          Успенского

                    Шиванды

                    Йоганды

          Блаватской

Бэйли…

…а потом оставить божественный свет и вернуться во мрак.

Меня так и подмывало добавить к списку ливерпульскую четверку, но я побоялся, что он меня пристрелит. В доме Ганта открылась парадная дверь, на крыльце появилась женщина, державшая за руку девочку. Она поправила ранец, оправила на девочке пальто, наконец, обняла ее. Женщина наблюдала за отъезжающим автобусом с отсутствующим выражением на лице. Потом зашла обратно в дом. Джордан сказал:

— Идем.

Пока шли, он спросил:

— Через переднюю дверь или через заднюю?

Я угрюмо ухмыльнулся и сглотнул.

~~~

ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ САУНДТРЕКОМ к убийству? В моей голове звучал голос Леонарда Коэна, его «Знаменитый синий плащ». Когда я подошел к двери, пробормотал про музыку на Клинтон-стрит. Эта строчка мне нравилась.

Позвонил в дверной звонок.

Колокола зазвонили!

И что еще хуже, они зазвонили мелодию… «Палома бланка»! Богом клянусь. Сколько времени прошло, когда у них был праздник?