Михаил Черненок - Брызги шампанского Страница 27

– Теперь многие пенсионеры находятся за чертой нормальной жизни, – посочувствовал Голубев и тут же спросил: – Кто из Гусяновых хозяин квартиры, отец или сын?

– Покупал ее Семен Максимович, а документы оформлены на Володю. Он и проживал здесь по-холостяцки.

– Мирно жил?

– Особо не безобразничал.

– А не «особо»?..

– Характер у Володи был бесшабашный. Портило его, на мой, учительский, взгляд, плохое воспитание, – после некоторого раздумья ответила старушка и сразу добавила: – Точнее сказать, парень вообще был невоспитан.

– В чем это проявлялось?

– Буквально во всем. В показной грубости, необязательности, жаргонном языке и во многом другом.

– Примеры из его поведения можете привести?

– Сколько угодно. Володя никогда не знал, где и какие вещи его гардероба лежат. Без меня, будто слепой котенок, он не мог найти не только, скажем, чистые носки или носовой платок, но и переворачивал в платяном шкафу все белье, отыскивая, допустим, рубашку, которая висела на плечиках перед глазами. Разувался всегда впопыхах и оставлял обувь посреди прихожей. Что-то пообещав, часто тут же забывал об обещанном. Любил вкусно и много поесть, но не имел привычки даже кофейную чашку за собой ополоснуть. Каждый вечер или утром приходилось перемывать за ним ворох посуды. Словом, вел себя, будто малолетний ребенок. От моих нравоучений отмахивался словно от назойливой мухи и заявлял, что теперь полная свобода и каждый может жить, как ему заблагорассудится.

– Выпивал часто?

– Периодически, по настроению. Бывало, неделями ни капли спиртного в рот не брал. Потом вдруг приводил легкомысленных девиц и угощал их дорогим вином до такой степени, что те, безобразницы, раздевались почти донага. Тут он включал негромко магнитофон и заставлял подружек танцевать под мелодию танго «Брызги шампанского». Сам в этих оргиях не участвовал. Развалившись в кресле, наблюдал за вихляющимися танцовщицами, словно за цирковым представлением. В ответ на мои упреки горько вздыхал: «Скучно, Николавна». К одиннадцати часам музыка утихала, и Володя выпроваживал веселую компанию.

– На ночь не оставлял?

– Ни разу этого не замечала. По-моему, он был равнодушен к девушкам, кроме своей невесты.

– Кто его избранница?

Нина Николаевна показала на фотографию Лизы:

– Вон та улыбающаяся блондинка.

– Она здесь бывала?

– Никогда ее не видела, но слышала о ней от Володи чуть не каждый день.

– Что он рассказывал?

– Будто жить без нее не может и любой ценой добьется, чтобы вышла за него замуж.

– А друзья часто заглядывали сюда в гости?

– Не сказала бы, что часто, но приходили рослые, под стать Володе, парни. Вот с ними, бывало, он напивался так, что на следующий день, случалось, спрашивал: «Николавна, вчера я много дури натворил?»

– О чем парни говорили за бутылкой?

– Главным образом, о войне. Одни участвовали в афганских событиях, другие в Чечне хлебнули горюшка. Несчастное поколение. Молодые ребята, а психика уже исковеркана. Без мата и блатного жаргона не могут сформулировать самую простенькую фразу. Уму непостижимо, во что превратили русский язык.

– Да, с языком у нас нынче проблема, – согласился Голубев и опять спросил: – Среди друзей не было парня со шрамом на правой щеке?

Старушка утвердительно наклонила голову:

– Был такой парень. Фамилии его не знаю, а зовут Геннадий. Пожалуй, самый спокойный. Выпивал меньше других. О войне не рассказывал. Иногда анекдотами смешил. По словам Володи, из всей компании только они двое с Геннадием ни в каких войнах не участвовали. Лишь в армии отслужили. По-моему, с ним Володя и уехал последний раз.

– Не сказал куда?

– Нет. Предупредил меня, что вернется или ночью, или рано утром в субботу. Теперь уж, выходит, не вернется никогда… – старушка, будто задумавшись, помолчала. – Признаться, недоброе предчувствие у меня возникло в субботу. Около полудня я прибирала здесь, в квартире. Зазвонил телефон. Сняла трубку и услышала голос Семена Максимовича: «Нина Николаевна, где Володя?» – «Не знаю, – говорю. – Как вчера уехал, еще не вернулся». – «И друг его не заходил?» – «Нет». – «Передайте Володе, если он появится, чтобы немедленно позвонил мне». Такой вот короткий разговор произошел. Ничего особенного в нем, конечно, не содержалось, но голос, каким говорил Семен Максимович, был необычным. Вроде бы он уже знал или догадывался о печальном событии, однако не хотел в это верить.

– А когда он сюда приехал?

– В конце воскресного дня. Сразу зашел ко мне с вопросом: «Володя так и не появлялся?» Услышав отрицательный ответ, сильно изменился в лице и сказал, что заночует в квартире сына. После я несколько раз к нему заходила. Спрашивала, не приготовить ли чего на ужин? Наотрез отказался. Сидел у телефона и раз за разом кому-то названивал. За этим же занятием застала его и в понедельник рано утром, когда зашла узнать насчет завтрака. Семен Максимович разговаривал с каким-то Рудольфом и был заметно не в себе. Закончив разговор, сразу уехал.

– Не позавтракав?

– Даже и слышать об этом не захотел. Представляете, за время нахождения здесь выпил бутылку коньяка, а съел всего-то единственный апельсин.

– Раньше не выпивал?

– Никогда. И Володю постоянно бранил за выпивку, однако тот мимо ушей пропускал отцовские нравоучения.

– А мать часто навещала сына?

– Один раз приезжала, когда после покупки отремонтировали квартиру и обставили мебелью. Очень неразговорчивая женщина. Равнодушно оглядев приготовленное сыну жилье, обронила лишь одну короткую фразу: «Ничего, жить можно».

– Семен Максимович разговорчивее супруги?

– У Семена Максимовича, как он рассказывал, большой опыт руководящей работы. Наверное, это приучило его смотреть на простых людей свысока, но в общительности ему не откажешь. Умеет и посочувствовать, и совет дельный дать. Если бы Володя удался в отца, мог бы стать неплохим предпринимателем.

– По нашим сведениям, он нигде не работал, – сказал Слава.

– Пожалуй, вы правы, – согласилась Нина Николаевна. – Мне заявлял, будто служит охранником, однако распорядка дня у него никакого не было. Мог целыми днями на компьютере играть в детские игры со стрельбой или глазеть, как он говорил, «видюшник», прокручивая одну за другой кассеты с фильмами ужасов и откровенной порнографией. Часто ездил в Раздольное. Проводил там, случалось, по нескольку дней, а то и всю неделю. О какой работе, спрашивается, можно вести речь при таком режиме…

– Наркотики не употреблял?

– Определенно сказать не могу. Выпитое спиртное я определяла по пустым бутылкам, которые приходилось выбрасывать в мусоропровод. А наркотики как определишь?

– По необычному поведению.

– Поведение у Володи постоянно было непредсказуемым. Он то в депрессию впадал, то беспричинно веселился. Хроническим наркоманом Володя, конечно, не был, но изредка побаловаться этим зельем вполне мог. Порою в его взгляде я замечала что-то, похожее на отрешенность.

– Агрессивности в таком состоянии не проявлял?

– Что вы! Наоборот, часами лежал на диване, уставясь в одну точку на потолке. Это у него называлось «кайф ловить».

– Часто так «кайфовал»?

– На прошлой неделе дважды видела.

– И оба раза в одиночку?

– Да.

– Не рассказывал, почему с невестой дело не клеится?

– Жаловался, будто невестин брат против их брака, но это явление временное. Деньги, мол, все решат.

– В каком смысле?

– Вероятно, в том, что раньше, как говорили, блат был выше наркома, а теперь – богатство превыше всего.

– Да… – задумчиво проговорил Слава. – Как-то раздваивается у меня образ Владимира Семеновича. В Раздольном его считают хамоватым бузотером, а здесь, по вашим словам, он представляется совсем не скандальным.

– Ничего удивительного в таком раздвоении нет, – ответила старушка. – Выросший в деревне Володя еще не привык к городу и заметно побаивался необычного для него ритма жизни…

Проговорив с Ниной Николаевной еще с полчаса, Голубев понял, что большего она рассказать не может. Когда Слава хотел уже попрощаться, во входной двери квартиры неожиданно щелкнул замок, и в прихожую по-хозяйски вошел нахмуренный Семен Максимович Гусянов. Следом, словно тень, появился неприметно одетый мужчина, выглядевший рядом с крупногабаритной фигурой Гусянова сущим подростком. Увидев притихших Голубева и домработницу, вошедшие будто растерялись. Чтобы разрядить возникшую неловкость, Слава сказал:

– Здравствуйте, Семен Максимович.

– Здравствуйте, – Гусянов уставился на него пристальным взглядом. – Вы, кажется, из районного угрозыска?

– Так точно.

– Какая нечистая вас сюда занесла?

– Смерть вашего сына.