Татьяна Степанова - Звезда на одну роль Страница 3

Камера снова отъехала куда-то вбок. Осташенко, видимо, привлекло что-то еще. Ага, понятно — вещи. Вещи, разложенные на снегу: какая-то книжка и сумка. Оператор наклонился, снимая сумку крупным планом. Коричневая, кожаная, с золоченой застежкой. Форма новомодная — этакий мягкий мешочек с ушками, золотая монограмма, латинские буквы К и X.

Катя от неожиданности подалась вперед. Что за черт! Сумка. Точно такую некогда она страстно желала иметь. Ибо увидела ее у Светки, та, помнится, даже обрисовала ей визуально, как добраться до павильона «Кожгалантерея» на ВВЦ, Катя поехала туда в первый же выходной, но сумок таких там уже не было. Сумку-мешочек она так и не купила, но, проходя мимо витрин на Тверской, где были выставлены кожаные изделия, она всегда вспоминала Светкину обновку, потому что все сумки казались Кате не такими, одна только Светкина такой и...

Катя перемотала пленку назад. Отчего ей стало не по себе? Нажала на стоп-кадр. Да что с тобой такое? Что ты уставилась на этот лайковый мешок? Мало ли сумок в Москве? Она отпустила пленку. Но съемка закончилась — на кассете, видимо, не хватило места. Так что же там все-таки произошло? Чей это труп?

Что за происшествие снимал Осташенко? Как зовут убитую блондинку?

Никто не сказал Кате, что эта женщина на пленке убита. Марголин ничего не знал, а Осташенко давно катил в поезде в родные пенаты, куда-то в Воронеж, радуясь, как все отпускники.

НИКТО НЕ СКАЗАЛ ЕЙ, ЧТО ОНА УБИТА, НО... В Катиной жизни, в Катиной службе милицейской и в службе всех ее друзей, знакомых и коллег было столько этих самых «но», что ей всегда приходила на ум одна и та же ассоциация: тело — труп — преступление — убийство. Однако надо было убедиться.

Катя пошла в дежурную часть главка за сводками. Ей нужны вчерашняя и позавчерашняя — их она еще не успела как следует изучить. Толстый том оттягивал руку. Господи, сколько понаписали, сколько насовершали, думала она, карабкаясь по лестнице к себе на этаж.

Так, что у нас произошло за сутки? Ее, собственно, интересовало только одно-единственное происшествие. Однако случай, вынесенный на первую страницу сводки за истекший день, не мог не привлечь ее внимания как репортера. Нет, здесь такие дела, что все остальное подождет...

«В 9.00 в поселке Жигалово на улице Лесной в своей квартире номер 14 с колото-резаными ранами и черепно-мозговыми травмами обнаружены члены семьи Силиных, — медленно читала Катя. — Муж и жена — пенсионеры, их дочь 25 лет, их внучка 3 лет. Принятыми мерами оперативно-розыскного характера было установлено, что указанное преступление совершили жители Новгородской области Кочет и Чистяков. Оба преступника задержаны по ст. 1 Указа Президента РФ. По предварительным данным, убийство совершено с целью последующего завладения квартирой. Ведется проверка на причастность указанных лиц к совершению аналогичных преступлений на территории Московской области».

Катя взялась было за телефон, но затем, увидев в списке «на место выезжали» фамилию Колосова, положила трубку на место. Нет, о таком деле, когда вырезают семью из четырех человек, среди которых крохотная девочка, Никиту нельзя спрашивать по телефону. Лучше зайти к нему попозже. В конце рабочего дня. Она взглянула на часы на стене — половина шестого. Минут через пятнадцать можно зайти. А сейчас надо досмотреть сводку.

Горелов, ожесточенно стучавший на машинке очередной обзор прессы за текущий день, вывел наконец свою любимую фразу: «Критических материалов в адрес ГУВД не опубликовано». Он вытащил лист из машинки и отключил ее от розетки.

— Все, старушка моя, — бормотал он, ласково потрепав ее по пластмассовому боку. — Ишь, перегрелась даже от усердия. Пани Катарина, я побежал. Мне еще в «Щит» сегодня надо заскочить. — Он уже на ходу натягивал на себя пуховик и обматывал шею клетчатым шарфом. — Материалы какие-нибудь сбросить?

— Я же не уважаю своих читателей, — напомнила ему Катя.

— Э! Пустяки. Я погорячился. Прошу извинить. Был не прав. Готов искупить. Готов собственной кровью, так сказать.., смыть это... — Он на ходу чмокнул ее в щеку. — Ну, я полетел. Если позвонит Гордеев из «Криминальной полосы», скажи, что я заскочу к нему в семь. Пусть меня обязательно подождет.

Катя, горя от нетерпения, сделала все необходимые пометки по поводу убийства семьи Силиных, особенно тщательно выписывая фамилии тех, кто выезжал на место происшествия. Затем она жирно обвела фломастером фамилии убийц. На этих подонков хорошо бы взглянуть воочию. Интересно, где их содержат сейчас? В Волоколамском изоляторе или нет? После она лихорадочно пролистала сводку до конца. Взгляд ее то и дело обращался к стенным часам.

В разделе «Иные происшествия» маячило одно-единственное сообщение. Катя прочла его. Затем прочла снова. И снова, еще не веря...

Заложив лист шариковой ручкой, подошла к внутреннему телефону и набрала номер.

— Алло, соедините с Каменском. В трубке что-то щелкнуло. Послышались нудные гудки.

— Дежурный по Каменскому ОВД майор милиции Строев слушает.

— Пресс-центр ГУВД. Петровская. Соедините, пожалуйста, с Сергеевым.

В трубке снова что-то щелкнуло. Катя напряженно ждала.

Александр Сергеевич, начальник ОУР каменской милиции, был на месте.

— Саш, добрый вечер. Катя Петровская.

— Здравствуй, Кать. — Сергеев, как всегда, куда-то спешил. Хрипловатый баритон его был деловит и резок.

— Скажи, пожалуйста, как зовут ту женщину, что обнаружена у вас на стройке? Здесь в сводке только инициалы. Красильникова, а дальше как?

Сергеев хмыкнул.

— Только для тебя. — Он зашуршал бумагами. — Красильникова Светлана Николаевна, двадцати восьми лет, проживает: Москва, улица Героев Панфиловцев, дом восемь, квартира... Она, кстати, в розыске была в Москве как без вести пропавшая.

— Как без вести пропавшая? — недоуменно переспросила Катя.

— Угу. С девятнадцатого февраля. Бог ее знает, как ее к нам на стройку занесло. Но это не мое, Кать. Несчастный случай. Вроде бы. Там будет медицинское заключение.

— Экспертиза? — уточнила Катя.

— Угу, — снова, как филин из дупла, ухнул Сергеев. — Именно. Ты-то у нас когда появишься?

— На той неделе обязательно. А когда точно будет экспертиза? — спросила Катя.

Она не успела услышать ответ. Там, в кабинете Сергеева, раздался телефонный звонок. Длинный, тревожный. Катя, даже находясь от него в нескольких десятках километров, поняла — что-то случилось.

— Подожди секунду, я переговорю по другому телефону.

Она терпеливо ждала. Что там еще такое? Вот Сергеев кому-то крикнул: «Этого не может быть! Да куда же вы смотрели!» Вот выругался.

— Извини. — Он тяжело, гневно дышал.

— Что, неприятности?

— Да черт их поймет всех! Вот денек-то!

— А что стряслось-то?

— Да эта, ну та, со стройки, о которой ты спрашивала...

— Красильникова?

— Это насчет нее мне сейчас звонили.

— Кто?

Сергеев молчал. Катя всей кожей ощущала, как он злится и как сдерживается.

— Что же с Красильниковой? Ты же сказал, несчастный случай.

— Вроде.., да... — Он говорил это теперь совсем не так. Катя прекрасно умела разбираться в его интонациях. — Чертовщина там какая-то...

— Господи, да что?

— Я сам еще толком не пойму. Новости мне тут подбросили, да такие, что... Ладно, Кать, ты меня извини. Мне тут срочно отъехать надо. Звони, приезжай.

Она повесила трубку. Перед ее глазами было тело, увиденное ею на видеопленке. Мертвое, изуродованное тело. Что же там все-таки произошло? Что так внезапно могли сообщить Сергееву? Почему он уже не уверен, что это несчастный случай? Куда он так спешно сорвался?

Катя глядела на лист сводки. Итак, Светка Красильникова умерла. Светка умерла... Она вдруг с неожиданной ясностью вспомнила, как видела ее каких-то три месяца назад в маленьком студийном зальчике «Щуки». Тогда ставили «Синюю птицу» и Светка играла Молоко.

Катя закрыла глаза. 28 лет. Она была моложе ее на год. У нее были светлые льняные волосы, миниатюрная фигурка и нежная розовая кожа. Никто не давал ей больше двадцати двух. А звали ее Фарфоровая Кошечка., Да-да, именно такое прозвище дал ей Бен:

Фарфоровая Кошечка. И вот Кошечка мертва...

Катя захлопнула папку. Часы на стене показывали без пяти минут шесть. Никита наверняка уже вернулся. Она заперла дверь кабинета и спустилась в розыск.

Начальник «убойного» отдела, тридцатичетырехлетний майор милиции Колосов Никита Михайлович, восседал за письменным столом и ругался с кем-то по белому телефону. Красный, желтый и малиновый телефоны на его подоконнике молчали. На столе среди бумаг валялось еще и пятое переговорное устройство: радиотелефон из трофейных.

— А я сказал тебе: делай так, как я сказал! — отрывисто бросал он в трубку команду за командой. — Нет, так все равно не пойдет.

Трубка возражала.

— А ты ему скажи, что это наша инициатива... Интересно, кто это моим орлам через мою голову может приказы отдавать? Кто? Ну-ка, повтори его фамилию. — Лицо Колосова скривилось от ядовитого сарказма. — Это для тебя он шеф, а для меня — дядя с улицы. Ты скажи ему, что я не разрешаю. Понятно, нет? Не разрешаю... Ах, он жаловаться в главк будет? А.., с ним, пусть... — Ругательство застыло на губах Никиты — он увидел входившую в его кабинет Катю. — Ну, ладно. Ладно! Да не ори ты, ко мне люди пришли. Люди! Я ему сам потом позвоню. Какой у него номер? — Зажав трубку плечом, он быстро черкнул что-то на календаре. — Ладно, отбой.