Евгений Монах - Братва: Век свободы не видать Страница 30

— Зачем тебе это фуфло? — спросил Цыпа, пренебрежительно выпятив нижнюю губу. — От такой детской игрушки в нашем деле толку чуть. Да и ненадежная она — запостоянку перекос патрона дает, заклинивает от перегрева. Одно баловство, короче, а не инструмент.

— А я в глубине души сущий ребенок. Меня паюсной икрой не корми — дай только поиграть да позабавиться, — поделился я с соратником сокровенным, выщелкивая обойму из своей новой «детской игрушки».

Вынув верхний патрон, отделил тупорылую пулю от гильзы и высыпал из медного цилиндрика черный бездымный порох в пепельницу. Получилась совсем несолидная мизерная кучка. Даже не верилось, что она таит в себе такую мощную жизненную силу. Точнее — убойную.

Поднеся зажигалку к пепельнице, крутнул колесико, добывая из кремня искру. Пороховой холмик коротко вспыхнул ярким оранжево-фиолетовым пламенем, распространив вокруг хорошо знакомый едкий запах сгоревшей серы.

— Я понял! — радостно поделился своими невероятными умственными достижениями Цыпа. — Ты пистоль в качестве вещественного доказательства приобрел! Чтоб Тома к стенке припереть! Или поставить!

Я лишь загадочно улыбнулся в ответ. Пусть и дальше самостоятельно шевелит мозгами — это будет весьма полезно для увеличения их извилистости.

Проделав прежние хитрые манипуляции с патроном в обратном порядке, вернул его в теплую компанию медных сородичей и легким ударом ладони загнал магазин в пистолетную рукоятку.

Вдоволь налюбовавшись на недоуменно вздернутые вверх пшеничные брови соратника, я уже собрался было развеять его явные опасения в здравомыслии шефа подробным объяснением своих странных поступков, но тут дверь отворилась и в кабинет вошел долгожданный Том, держа под мышкой целую кипу толстенных тетрадей. В таких, как я знал, он ежедневно кропает собственные вирши, возомнив себя, по ходу, вторым Франсуа Виньоном. Каждый сходит с ума по-своему, как говорится. Особенно люди нашей нервной профессии.

— Уже выписали? — как мне показалось, искренне обрадовался доморощенный поэт и тут же весь напрягся, подозрительно принюхиваясь. — Тут стреляли? Что произошло?

Не дожидаясь ответа, заглянул под широкий приземистый стол, явно намереваясь узреть там спрятанный свеженький труп, а то и пару.

— У тебя слишком богатое творческое воображение, — снисходительно улыбнулся я. — Мнительный ты, как все настоящие поэты. Здесь полный ажур. Почему дверку не запираешь, когда сматываешься из заведения? Ведь запросто обчистят кабинет, не дай Бог. Слошное же ворье кругом.

— Да нет, — отмахнулся Том, прекратив, наконец, свои глупые поиски бездыханных тел. — Я всего на несколько минут отлучился в «Канцелярские товары». Да и какой идиот рискнет сюда храповик сунуть?

— Вот как раз идиот и рискнет. Умный-то поостережется, — наставительно заметил я, покидая уютное кожаное кресло. — Пойдемте, ребятки, децал покатаемся. Давненько с природой-матушкой не общался.

Видно, памятуя мою легкую нотацию, выходя из кабинета, Том старательно запер дверь на оба внутренних замка.

Когда все расселись в машине — мальчики спереди, а я, как всегда, на заднем сиденье, Цыпа скосил на меня деланно равнодушный взгляд и будничным голосом спросил:

— Куда держим путь, Михалыч? В ближайший лесок?..

— Нет, — подумав секунду-другую, ответил я. — Не будем слишком уж от цивилизации отрываться. Давай жми в парк Маяковского. Подходящее во всех отношениях местечко

ЦПКиО имени пролетарского поэта на самом деле наилучшим образом подходил для намеченной мною акции. Имел в наличии все необходимые «аксессуары»: не страдающая многолюдством лесистая местность, очень редко посещаемая ментовскими патрулями, и в то же время телефоны-автоматы заботливо расставлены чуть ли не на каждом перекрестке аллей. Причем умопомрачительный факт явно из ненаучной фантастики — больше половины телефонов было в прекрасном рабочем состоянии. Прямо готовый сюжетец для телепередачи «Очевидное — невероятное».

Припарковав колеса на автостоянке у главного входа в парк, мы углубились в святилище культуры и отдыха, выбрав приглянувшуюся мне тихую боковую аллейку.

Приятно похрустывал под ногами гравий дорожки, словно целая банда невидимых сладкоежек деятельно хрумкала сахар-рафинад.

Буйно цветущая зелень акаций и тополей по краям извилистой аллеи надежно хоронила нашу далеко не святую троицу от ненужных посторонних глаз. Открыты мы были только ясному безоблачному небу, но с этой стороны никаких неприятных сюрпризов я не ожидал. Даже в виде примитивного дождя.

— Шпалер в наличии? — нарушая слишком затянувшееся молчание, поинтересовался я у Тома.

— Нет, строго по твоей инструкции я оружие лишь на дело цепляю, — напряженно ответил управляющий пивбаром, подозрительно покосившись на Цыпу, который, вдруг споткнувшись, облапал Тома, якобы чтоб равновесие удержать. Весьма грамотно работает мой мальчуган, ничего не скажешь.

— В натуре, пустой он, — разочарованно подтвердил Цыпа, не скрывая своего глубокого искреннего недоумения. — Дурак, выходит. Кинул подлянку шефу, а сам без козыря рассекает. Вконец оборзел, козлик безрогий!

— Отвечаешь за козла, гад?! — взъерепенился Том, демонстративно сжимая кулаки и порываясь встать в боксерскую стойку. Но бледное лицо и суетливо прыгающий взгляд с головой выдавали его полную растерянность, если не панику.

— Ладно. Ты и верно не козел, — неожиданно легко согласился Цыпа и после паузы жестко добавил — Ты всего-то обыкновенный бычара. В натуре. Мразота подлючая и тупая!

— Ша! Кончай свару! — вмешался я в словесную перепалку, грозившую перерасти в плебейский мордобой. — Мы же приличные люди как-никак! Решим наш вопросик тихо, по-семейному, без балагана и хипиша.

— Это в тему, Михалыч! Лишний шум нам ни к чему, — кивнул дисциплинированный Цыпа и выдернул из-под куртки свой любимый «стечкин», снабженный пятнадцатисантиметровым цилиндром глушителя. — Все будет тише некуда, гарантия!

Том отшатнулся от ткнувшейся ему в живот крупнокалиберной волыны и нервно заозирался по сторонам, явно намереваясь срочно «взять ноги в руки».

— Пуля догонит, — спокойно внес я ясность в бесперспективность его побегушной затеи. — Стой и не рыпайся зря. Ноги тебя не спасут, а вот язык — может. Рассказывай!

— Спрашивай! — нагло откликнулся Том, желая, видно, прежде выяснить, какой конкретно счет вдруг предъявлен ему к оплате.

Я отлично понял его хитро-наивную «пробивку», но решил не обращать внимания на подобный маневр, вполне простительный в данной ситуации.

— Значит, утверждаешь, что оружие лишь на дело берешь? — начал я несколько издалека, но точно обозначая направление главного удара. — Почему же, в таком случае, при тебе пистолет так удачно вдруг оказался, когда вышел проводить меня до машины?

— Это простая случайность, Евген! — Том сделал попытку невинно улыбнуться, но ничего путного у него из этого не вышло. Врать с убедительной мордой он был явно не способен — сразу видать. Что ж, в какой-то мере данный нюанс меня обнадежил.

— На «неосознанную необходимость» хочешь спереть? Может, это и была необходимость, но очень даже осознанная! Верно, братишка? Ты ведь отлично знал о покушении заранее. Давай признавайся, кончай луну крутить. Мы же серьезные люди.

Так как Том угрюмо-подавленно молчал, лихорадочно соображая, наверно, какую тактику запирательства понадежнее избрать, то я благородно решил выложить на стол главные свои козыри, дабы мальчик окончательно просек, что игра проиграна бесповоротно и пытаться продолжать ее — дохлый номер. Глупо и несолидно то бишь.

— Свидетелей «находки» пистолета ты загодя подговорил — факт доказанный. И палил в мою шкуру Кравченко из переделанной газовой волыны, которую предоставил ему ты, предварительно высыпав из первого патрона порох. Это тоже доказано железно. Чего в молчанку играешь? Кстати, молчание — знак согласия! Автор дурацкой инсценировки покушения и мой старинный лагерный кент — одно лицо. Печальная наблюдается картина: верный, как я думал по наивности, соратник чуть было не спровадил шефа к праотцам. Если б твой Кравченко угодил мне не в лопатку, а в затылок, я запросто мог деликатесом для земляных червей стать! Ударной силы гремучей ртути капсюлями вполне достаточно, чтоб черепок расколоть. Или ты этого не учел, по свойственной поэтам дурости? В розовых эмпиреях витал, когда планировал спектакль? В цвет, дорогуша?

— Да ничего подобного, Евген! — оскорбился, явно задетый за живое, Том. — Дело было спланировано от и до! С учетом всех деталей! Кто ж мог знать, что как раз в тот день на тебе бронежилета не окажется?! Я не ясновидящий, поимей в виду!

— Не ори, всех пташек в округе насмерть перепугаешь! То бишь, выходит, это я сам виноват, что в больнице очутился? Так, по-твоему? — Я, признаться, даже слегка опешил от такого нахально-оригинального расклада нашего пасьянса.