Владимир Колычев - Черный лебедь Страница 31

– Ладно, ухожу. Но учти, победа все равно будет за мной.

Игорек вышел из комнаты и нос к носу столкнулся со мной.

– Э-э, да тут засада! – запаниковал он.

Я обратил внимание, что он был полностью одет. Полупальто нараспашку, ботинки на толстой подошве.

– Ну и что ты тут делал?

– Я тебе все объясню, – в тщетной попытке сохранить спокойствие сказала Майя. – Пусть он уйдет.

От Игорька разило перегаром. Но то, что он под градусом, нисколько не смягчало его вину и уж тем более не оправдывало.

– Пусть уходит. Я ему даже помогу.

Я схватил его за руку, взял на прием, отчего он скрутился в букву «зю». В таком положении он вылетел сначала из квартиры, а затем из подъезда. И в заключение я «нечаянно» уронил его в грязную лужу. Повернулся к нему спиной и направился к себе домой.

– Ты думаешь, если у тебя пистолет, то все можно? – выкрикнул он мне вслед.

Но я лишь усмехнулся. При чем здесь пистолет? Оружие в кобуре, патрона в патроннике нет. Я даже и не думал о нем, пока Игорек мне не напомнил. Можно подумать, он пистолета испугался. Меня он боится. Впрочем, это не помешало ему самым наглым образом заявиться ко мне домой.

Майя стояла у окна и отрешенно смотрела в ночь.

– Ты обещала мне все объяснить.

– Все очень просто. Он стучался к нам в дверь, шумел.

– Могла бы позвать Орехова, он бы его в лепешку...

– А он бы стал кричать, что Юрочка его сын. Тебе это надо? Вбил себе в голову, что Юра его сын. Хотел посмотреть на него. Я подумала, что легче впустить.

– А днем нельзя было это сделать?

– Если бы он приехал днем, я бы впустила его днем.

– А если бы... Ну, мало ли что...

Как ни был я зол на Майю, мне все же не хватило духу сказать, что она могла мне изменить.

– Не было бы ничего. Я в себе уверена.

– А в нем?

– Поверь, он совершенно безобидный. Гонору много, а толку мало.

– Как же мало? С чего он взял, что Юрка может быть его сыном?

Это был очень неприятный вопрос – как для меня, так и для нее.

– Ну, мы же с ним не только в кино ходили, – сказала она и виновато опустила глаза.

– Но ты же говорила...

– Говорила. Не хотела делать тебе больно, поэтому говорила.

– А по срокам? Юрка должен быть моим сыном.

– Я Игорю это говорила.

– Зачем же тогда Юрку показала? Значит, по срокам не только я мог быть?

Юрка был зачат еще до того, как мы с Майей крупно разругались из-за того вранья, которым ее загрузил «безобидный» Игорек. Якобы я продал ему Майю. Масла в огонь подлила и Женя, которую Майя застала в моей комнате. Но выходит, что Майя переспала с Игорьком незадолго до того.

Жена не стала отпираться.

– Так получилось, – через силу выдавила она.

– Кто, Юрка получился, да?

– Юрка твой, – покачала она головой. – В этом ты можешь даже не сомневаться.

А сомнения были. Дело в том, что Юрка не был похож на меня. Точная копия мамочки в молодости. Такой же светлый волос, такие же озорные глазки, такой же милый носик, такие же пухлые губки. Но ведь и на Игорька он тоже не был похож.

– А если сомневаюсь?

– Тогда нам ничего не остается, как развестись.

– Я так понял – Игорек только того и ждет.

– Дурак твоя фамилия. Плевать я хотела на Игорька. Тебя, дурака, люблю. И хотела бы как сыр в масле кататься, но только с тобой.

По большому счету, мне не в чем было упрекнуть Майю. Даже если она в чем-то и виновата передо мной, так это давно было, в прошлом. А в настоящем она мне не изменяет. Именно в этом, а не в обратном, я убедился только что.

– Будет у нас все, – сказал я. – Кровь из носу, а стану генералом. Или хотя бы полковником.

Быть командиром полка не только почетно, но и выгодно. Служебная машина, высокая зарплата, квартира в первую очередь. А еще лучше генералом стать. Тогда смело можно сказать, что жизнь удалась. И Майя будет довольна.

Но путь до генерала сложен и тернист. И я полагал, что пройти его без поддержки по-настоящему преданной жены невозможно. Так я тогда только полагал. А совсем скоро мне предстояло убедиться в том на собственном примере.

2

Майя была в шоке.

– Только не это! – хватаясь за голову, протянула она.

– Но я не имею права отказаться.

Был тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год. В стране полным ходом шла перестройка, а в далеком Афганистане грохотала самая что ни на есть настоящая война. И не минула меня чаша сия. Сначала мне накинули звездочку на погоны, затем дали роту, ну тут же предложили отправиться в дальнюю командировку. Отказ с моей стороны равносилен был признанию собственной трусости и несостоятельности. После отказа мне оставалось только одно – написать рапорт на увольнение. То есть расписаться в собственной несостоятельности. А дальше что? Гражданская жизнь меня не очень прельщала.

– Но и ехать туда ты не имеешь права. У тебя есть я, у тебя есть Юрка. Ты не должен соглашаться!

– Но так нужно.

– Кому нужно?

– Мне, нам. Пойми, мне нужно доказать, что я не «пиджак», а настоящий офицер.

– Я тебя понимаю, – начала сдаваться Майя.

– И для карьеры это необходимо. Знаешь, на какую должность меня там назначат! Зампотех батальона. Батальона! А обратно комбатом вернусь.

– Если вернешься.

Майя едва сдерживалась, чтобы не заплакать.

– Вернусь! Обещаю, что вернусь! Ты жди, а я вернусь. Всем смертям назло.

Я улыбался, но слова прозвучали настолько серьезно, что невольно вышибли слезу из глаз. Как же я не хотел оставлять здесь, в Союзе, жену и сына. Но я должен был доказать всем, что чего-то стою. И себе должен был доказать, что я настоящий мужчина.

– И долго ждать?

– Если ничего не случится, то через два года.

– Я сойду с ума за эти два года.

– Не сойдешь. У мамы жить будешь. Ребенка в детский сад отдашь, а сама в институт вернешься. А возвращусь, в город переведусь. Там к этому времени дом построят, «афганцам» в первую очередь.

– Горе ты мое!

Майя прижалась ко мне, крепко обняла. Мне казалось, что сейчас она взвоет белугой. Но она молчала. Зато навзрыд заплакал Юрка. Как будто чувствовал, что папка уходит навсегда. Но я же знал, что ничего страшного со мной произойти не может. Я был уверен, скоро вернусь – и со щитом, а не на щите.

Я дал согласие на длительную командировку. Сдал роту в установленном порядке, получил расчет за последний месяц, командировочное предписание, вывез Майю с ребенком к ее родителям. Но прежде чем отправиться в путь, вместе с женой съездил к своей маме. Цель предстоящей командировки скрывать не стал: все равно ведь узнает. Мама пыталась меня отговорить. Но так же быстро сдалась, как и Майя. Да и как меня отговоришь, если на руках уже не только документы, но и билеты – поездом до Москвы, а оттуда самолетом до Ашхабада. Завтра уже в путь.

Майя провожала меня до вокзала. Слезы, объятия, поцелуи, обещания ждать. Три года я служил в офицерском звании, но только сейчас у меня возникло ощущение, будто я по-настоящему ухожу в армию. На два года. На войну. Но я обязательно вернусь. Я не уставал повторять это Майе, а она, похоже, уже устала это слушать. И когда я снова сказал, что вернусь, она невольно закрыла мне ладошкой рот:

– Ничего не говори. Ты не можешь знать, вернешься ты или нет. А я знаю. Точно знаю: вернешься ты. А я тебя дождусь.

Подтянулась на цыпочках, обвила руками мою шею. Мы стояли, обнявшись, пока нас не разогнала проводница.

– Отправляемся. Пора.

Я стоял у окна, а Майя шла по перрону вслед за медленно плывущим вагоном. Я махал ей рукой, пока она не скрылась из вида. Поезд набирал ход.

До Москвы всего ничего – ночь пути в пассажирском поезде. И от Москвы до Ашхабада – четыре часа лету. Уже завтра я буду в Туркмении, а уже оттуда специальным военным рейсом меня перебросят в Кабул. Война еще пока что за горами, но уже совсем близко. И опомниться не успею, как буду на месте.

Я отошел от окна, чтобы идти к своему купе. И вздрогнул, увидев знакомое лицо. Метрах в трех от меня, у окна, держась за поручни, стояла Женя. И потрясенно смотрела на меня.

– Привет! – растерянно брякнул я.

Она даже ухом не повела. Как будто не услышала. Стоит как статуя с неподвижным взглядом. Мне было неловко. Два года мы не виделись с ней. Два года я ничего не знал о ней. И вот встретились. А кому нужна эта встреча? Сколько времени прошло, сколько воды утекло. У меня своя жизнь, у нее своя. Она даже внешне изменилась. Заметно похудела, как будто даже подросла. Модная прическа, выщипанные брови, удлиненные ресницы, косметические тени под глазами, на щеках искусственный румянец, накрашенные губы – все в меру, без налета вульгарности. И очень красиво. Одета она была тоже по моде. Джинсовая курточка, шелковая блузка, короткая юбочка из той же варенки, изящные полусапожки на высоком каблуке. Женя стала еще краше, еще более волнующей. Настоящая красотка из тех, на кого буйно реагируют мужики. Модная, легкая, утонченная.