Светлана Успенская - Королеву играет свита Страница 34

Катя обескураженно молчала.

— А еще мне нравятся русские девушки, потому что они очень горячие, — продолжал откровенничать Поль.

— Горячие?

— Да, они любят секс, хотя никогда этого не признают. Такие уж у вас, русских, предрассудки…

— А девушки у тебя на родине?

— О, — разочарованно протянул Поль. — Это совсем другое. По обычаям моего народа, когда девочка становится девушкой, ей вырезают клитор, чтобы она стала хорошей женой и матерью. Поэтому девушки у меня на родине совсем-совсем не такие горячие. — Он сокрушенно покачал головой.

Катя хотела спросить его, что такое «клитор», но передумала. О собственной анатомии она имела весьма приблизительное представление.

Девушка вздохнула и вновь прижалась к раскаленному телу, блестевшему в полумраке точно черный, облитый маслом мрамор.

Когда пришло время возвращаться домой, Поль достал из чемодана целую горсть жвачек, банку пепси-колы и пачку «Мальборо».

— Возьми. — Широким жестом он протянул ей все это богатство.

Катя отпрянула, как будто ей вручили змею.

— Не надо, — мотнула головой она. Поль не стал настаивать.

— Завтра придешь? — спросил он.

— «Ндийо», — произнесла Катя неожиданно для себя, хотя сначала хотела сказать «апана».

— Ты очень, очень красивая, — обрадовался Поль и простодушно добавил:

— У меня еще никогда не было такой красивой девушки.

Так начался их роман, очень скоро ставший достоянием гласности.

Глава 2

Свидания влюбленных происходили почти каждый день.

Возвращаясь от Поля, Катя входила в подъезд, воровски оглядываясь по сторонам, доставала из-за батареи запыленную, мятую школьную форму и через пару минут как ни в чем не бывало, беззаботно помахивая портфелем, поднималась по лестнице. Ее губы еще хранили тепло страстных поцелуев Поля, а тело еще помнило прикосновения его ладоней. Она мечтательно улыбалась при мысли о своем друге.

Вот удивятся его отец, и мачеха, и даже мать в Москве, когда узнают, что она выходит замуж за иностранца и уезжает в теплую, ласковую, как руки любимого, Африку!

В середине семидесятых годов любой иностранец из самой бедной отсталой страны всем советским жителям, киснувшим за «железным занавесом», казался существом с иной планеты. Теоретически все знали (это доказывали изо дня в день радио, газеты, телевидение), что за границей жить ужасно плохо и что там люди гибнут пачками от капитализма. Но, несмотря на пропаганду, в телепередаче «Клуб кинопутешественников» дивные названия стран, в которых не суждено .побывать никогда, манили телезрителей пряным экзотическим ароматом.

Катя приходила домой, швыряла в угол портфель и продолжала улыбаться.

Они с Полем уедут — навсегда, навсегда! Уехать из Союза — это почти то же самое, что улететь на небо. И все будут жалеть о ней, переживать и даже, может быть, плакать. А мать узнает об этом и скажет, что… Что же она скажет? Может быть, подумает с грустью, что вот уже ее старшая дочка выросла, вышла замуж и скоро забудет ее, родную мать, навсегда? Может, она тайком всплакнет, украдкой вытирая слезы. Может, позвонит ей и скажет: не уезжай, я не хочу тебя терять…

Огромные угольно-черные глаза Кати в этот момент мстительно щурились, губы кривила иезуитская улыбка. На вопрос мачехи, что смешного она нашла в учебнике по химии, она елейным голоском отвечала: «Ничего».

Между тем Татьяна исподтишка наблюдала за падчерицей. В последнее время девочку словно подменили. Куда делись ее вечная ершистость, нарочитое сопротивление, протест? Куда делась наружная грубость и вызывающая независимость? Катя стала совсем на себя не похожа. Порой она даже казалась ласковой! Не дерзила, послушно выполняла свою часть домашней работы, с потусторонней улыбкой на губах корпела над учебниками, больше ни словом не поминая о своем желании работать в магазине. Она даже оставила свою подозрительную дворовую компанию. И такая женственная стала, словно светится изнутри… Настоящая невеста!

Татьяна поделилась своими наблюдениями с мужем. Тот лишь пожал плечами и предположил:

— Наверное, девочка просто повзрослела.

И они оба вздохнули с облегчением, надеясь, что их мучения с капризной отроковицей позади. На самом деле мучения только начинались.

Вечером раздался звонок классной руководительницы.

— Как здоровье Катюши? — участливо спросила Ираида Александровна, историчка. — Ее уже выписали из больницы? Воспаление легких такая коварная вещь, лучше подлечиться как следует…

— Воспаление легких? — оторопело прошептала Татьяна.

— Педсовету школы нужно знать, будет ли Катюша сдавать выпускные экзамены. Если вы принесете соответствующее медицинское заключение, ей могут вывести итоговые оценки по результатам четвертных работ. Конечно, общий балл аттестата в этом случае окажется ниже, чем мы ожидали, но…

Татьяна потрясенно опустила трубку на рычаг и обернулась к мужу. Тот, охнув, схватился за сердце…

В тот день Катя пришла домой как обычно, небрежно швырнула в угол портфель и тут же наткнулась на бешеный взгляд отца.

«Что-то будет!» — опасливо екнуло сердце. Однако она как ни в чем не бывало отправилась на кухню и там мучительно долго сидела над тарелкой с борщом, оттягивая минуту решительного объяснения.

— Где ты была? — не выдержал отец. Он стоял, скрестив руки на груди, брови грозно сошлись на переносице.

— В школе, — привычно соврала Катя, нервно ерзая на стуле.

— В школе ты не была уже месяц, — оборвал отец. — Где ты была?

Катя молчала, лихорадочно размышляя, что соврать. В голову ничего путного не шло. Тогда она решилась… Сейчас наступит ее звездный миг! Сейчас у них челюсти отвалятся от удивления!

— У своего мужа, — спокойно ответила она.

— К-какого еще м-мужа?

— У Поля… Я, папа, выхожу замуж!

С восторгом она наблюдала, как побледнело лицо отца, как изумленно вытянулась физиономия ненавистной мачехи.

— Мой муж Поль заканчивает учебу в институте. Он иностранец. Скоро мы распишемся и уедем к нему на родину, в Уганду. Его отец служит там в министерстве, он большая шишка. До приезда в Союз Поль хотел учиться в Сорбонне, но там очень дорого. И потом, в Киеве климат лучше.

— Уганда, Уганда… Он что, негр? — первой догадалась мачеха.

— Ну и что? — Катя досадливо нахмурилась. — Он очень, очень хороший, вы сами увидите…

Внезапно отец взвился со стула (его губы крупно дрожали), сгреб ладонью скатерть на столе и, беззвучно глотая воздух, как рыба на берегу, мешком повалился на пол.

Приехавшая «скорая» констатировала сердечный приступ. Катя наблюдала за происходящим с молчаливым удовлетворением. Она жалела только об одном: сердечный приступ отца помешал ему сообщить сногсшибательную новость матери в Москву. Вот бы она удивилась! Наверное, ее тоже кондрашка хватила бы!

Утром Катя проснулась и села на кровати. Потянулась, протяжно зевнула.

Вспомнила вчерашнее. Как хорошо! Теперь не надо скрываться и делать вид, что ходишь в школу. Теперь можно в открытую проводить у Поля дни напролет. Можно будет даже остаться у него на ночь. Катя сунула ноги в тапочки и прошлепала к двери. Дверная ручка не поддавалась, словно дверь была заперта.

— Эй! — возмущенно крикнула девушка. — Что за шутки, я хочу в туалет! — Она подумала, что, может быть, это козни ее сводного братца. Подобные каверзы в его репертуаре!

Издалека донесся невозмутимый голос мачехи:

— Катя, ты одевайся пока… Я сейчас сбегаю на работу, а потом отведу тебя в школу. Там около кровати ведро стоит… Для туалета.

Катя, задыхаясь, отпрянула от двери. Это еще что такое! Ее заперли на ключ! Мачеха собирается вести ее за ручку в школу! Какая еще школа, если она скоро выходит замуж? Они что, не поняли?

— Эй, выпустите меня! — Крепкие кулаки яростно забарабанили в дверь.

В ответ глухо щелкнул входной замок. Катя бросилась к окну. Шестой этаж — высоко, очень высоко! Сбежать не удастся. Она села на кровати, сосредоточенно кусая ноготь.

Татьяна вернулась через час. К этому времени Катя уже была одета в школьную форму. Повернулся ключ в двери комнаты. Девочка наскоро проглотила остывший завтрак и вопросительно уставилась на мачеху.

— Возьми портфель, пошли, — произнесла та, беря ее за руку, точно первоклассницу.

По лестнице Катя спускалась, сгорая от стыда. Ее, без пяти минут замужнюю женщину, без пяти минут иностранку, эта мерзкая Танька волочет за руку, как малолетку!

— Я пойду сама, — фыркнула Катя, — не надо меня провожать!

— Нет уж, — твердо возразила Татьяна, еще крепче сжимая ее руку, — одну я тебя не пущу. Хватит! Достаточно твоему отцу сердечных приступов.

Они вышли из подъезда. Дворовая компания, в которой Катя еще недавно считалась своей, с насмешливым удивлением засвистела ей вслед. Девочка шла, низко опустив голову, чтобы никого не видеть.