Эхо ненависти - Виталий Михайлович Егоров Страница 37

Но вот наступило время расставания. Они стояли на перроне, крепко обнявшись. Щеки у девушки были мокры от слез, Соколов вытирал их своей ладонью и беспрестанно говорил ей слова любви.

В какой-то момент она всхлипнула и тихо проронила:

– Сергей, мы больше никогда не увидимся.

– Почему так думаешь? – удивленно вскинул голову сыщик. – Я тебе напишу письмо и все объясню… Ганна, мы обязательно будем вместе, без тебя не смогу дальше жить. Я люблю тебя, я тебе кохаю.

– Я тебя тоже полюбила и даже не представляю, что будет со мной, когда ты уедешь, – сквозь слезы проговорила она. – У меня такое чувство, что мы видимся в последний раз.

– Не говори так, Ганночка, мы будем вместе, и это произойдет скоро. Я заберу тебя к себе.

Девушка, еле сдерживая рыдания, прижалась к любимому. Послышался крик проводницы: «Поезд трогается с места, всем садиться в вагоны!»

Соколов зашел в вагон и прильнул к окну. Ганна плакала и махала ему рукой, следуя за поездом, уносящим ее счастье куда-то в заоблачную даль.

Сердце у сыщика сжалось от тоски, глаза его были полны слез.

8

Соколов прибыл домой рано утром. Первым делом он решил позвонить следователю, чтобы рассказать о командировке. Узнав, кто звонит, Черных воскликнула:

– Приехал?! Надо срочно встретиться, тут меня комитетчики замордовали!

– Жди, Марина, бегу!

Когда сыщик влетел в кабинет к Черных, та вскочила на ноги и, обняв, поцеловала его в щеку.

– Спасибо тебе, Сергей! Наконец-то личность преступника установлена, теперь дело можно спокойно отправить в суд!

– Марина, откуда ты все узнала? – недоумевал сыщик. – Комитетчики успели сообщить?

– Они самые, – рассмеялась следователь. – Им уже звонили из Москвы и сообщили, что украинские чекисты выявили военного преступника, который находится у нас в тюрьме. Я сразу сказала нашим особистам, что это не заслуга украинского КГБ, а лично твоя.

«Не только моя, но и Ганны», – с теплотой подумал о девушке сыщик.

– А кто из чекистов будет заниматься Кабалюком? – спросил он следователя.

– Чикин.

– Кабалюк допрошен под своим настоящим именем? – поинтересовался сыщик.

– Пока еще нет, ждала твоего приезда. Когда пойдем на допрос, возьмем с собой и Чикина. Он попросил меня об этом.

– Отлично, втроем и допросим, – кивнул сыщик и поинтересовался: – Когда поедем в тюрьму?

– Раз ты приехал, то завтра с утра и начнем. Встретимся в изоляторе, Чикина я предупрежу.

Прежде чем расстаться, Черных смешливо поинтересовалась:

– Что такой грустный-то, влюбился, что ли? Ах да, соскучился, бедненький, по своей женушке!

Соколов, ничего не говоря, вышел из кабинета.

На следующий день сыщик с утра был в тюрьме. Следователя и комитетчика еще не было, он заказал арестованного и коротал время в следственном кабинете. Его не покидали думы о своей любимой. Испытав в жизни любовь с первого взгляда, он теперь жил только этой мыслью, не думая ни о чем другом. Когда он в сладостных грезах закрывал глаза, перед ним появлялась Ганна, он хотел прижать ее к себе и ласкать, и ласкать до бесконечности… Открыв глаза, сыщик впадал в еще более сильное уныние и тоску.

Вскоре пришли Черных и Чикин, а через минуту в кабинет завели арестованного. Увидев его, сыщик воскликнул:

– О, Потопельник! Долго же ты скрывался за спиной героя!

Арестованный вздрогнул от неожиданности и присел на предложенный стул. Он уже понял, что про него узнали нечто большее, поэтому настороженным взглядом наблюдал за прибывшими.

Сыщик продолжил:

– Перед нами сидит Потопельник, он же Кабалюк Тарас Фролович, он же прихвостень фашистов, который более тридцати лет скрывался под именем настоящего героя войны.

Черных достала бланки и, разложив на столе, предложила арестованному:

– Тарас Фролович, я хочу вас допросить. Вы не против?

Весь покрасневший и вспотевший от неожиданности, Кабалюк еле слышно выдавил:

– Вы ошибаетесь, я не Тарас Фролович. Моя фамилия Левчук, я ветеран войны.

– Какой ты ветеран?! – не выдержав, вскрикнул сыщик. – Если ты и ветеран, то ветеран гестапо! Даже и не пытайся юлить, я только вчера приехал из Борислава.

Услышав о Бориславе, арестованный задрожал и замкнулся в себе.

– Разрешите, – вклинился в допрос Чикин. – Марина Станиславовна, я сейчас расскажу, чем занимался этот гражданин во время войны. Ответ из Киева поступил только нынче ночью.

– Да, я слушаю, – кивнула Черных и подчеркнуто добавила: – Мне очень любопытно, почему этот гражданин так долго прятал свое имя.

Чикин, держа в руках кипу бумаг и изредка поглядывая на них, начал говорить:

– Кабалюк Тарас Фролович, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения, уроженец города Борислав. До войны батрачил у пана-помещика. В тридцать девятом, когда в Бориславе была установлена советская власть, он люто возненавидел новый строй, примером чего может послужить поджог со своим соратником Карповичем продовольственного склада. Их заключили в тюрьму во Львове, но суда так и не дождались – началась война, немцы их освободили. Они возвращаются обратно в Борислав, где поступают в распоряжение назначенного немцами комиссара города – ярого националиста Бесараба и участвуют в массовых казнях мирного населения, преимущественно еврейской национальности. Излюбленным приемом убийства молодых женщин у Кабалюка было утопление. Как показывает Карпович, Кабалюк при нем лично утопил трех женщин – одну в копанке, двоих в водоеме. От этого он получал сильное удовольствие и целый день мог быть в веселом расположении духа. За оригинальный способ убийства он получил прозвище Потопельник, то есть по-украински – утопленник. Летом сорок третьего Кабалюк и Карпович узнают, что создается дивизия СС, которая будет состоять из украинцев-добровольцев, и едут во Львов. Желающих вступить в эту дивизию, именуемую «Галичина», слишком много, формирование уже укомплектовано, все позарились на хорошее довольствие и обещания всяких благ после победы германских войск над Советами. Поэтому друзья попали в батальон полиции, которая занималась карательными операциями против партизан и мирных жителей. Кабалюк свои привычки не бросил и во время рейда всегда находил себе в качестве жертвы молодую женщину, которую топил в воде. Карпович был свидетелем пяти-шести таких случаев. Летом сорок четвертого, когда наши войска освободили Львов, Карпович был арестован, предстал перед судом и расстрелян, а Кабалюк пропал. Его искали везде, но не смогли найти. Далее следы его теряются вплоть до сегодняшнего дня.

– Ну что, Потопельник, доволен? – усмехнулся Соколов. – Далее я попытаюсь воссоздать картину твоих преступлений в послевоенное время. Итак, в сорок четвертом тебе удается ускользнуть от наказания. Будь уверен,