Татьяна Гармаш-Роффе - Черное кружево, алый закат Страница 4

Не умрет? Ну да, не умрет… Только у карьеры, особенно журналистской, свои законы. Выпадешь из рядов – твое место быстро оккупируют. С визгом от счастья, что ты выбыла. Что наконец-то им перестанут ставить тебя в пример и попрекать профессиональным несовершенством, кивая на совершенное мастерство Александры Касьяновой.

Но ей отнюдь не хотелось доставлять всем такую радость. Она любила свое дело, она не мыслила себя без журналистской работы, без своих статей, где в равной мере дорожила мыслью и слогом. Да и что она умела делать, кроме как писать? Ничего.

Потому Александра не могла себе позволить передышку.

Так к ее наилучшим намерениям быть хорошей матерью и хорошей женой прибавлялось еще одно: оставаться хорошей журналисткой.

И вот результат: круги под глазами, несколько морщинок и четыре килограмма, с которыми сладу нет.

Но надо сладить, надо! Тюремный костюмчик принадлежит не нам, да, но он находится в нашем временном распоряжении, и, значит, в наших силах его подлатать!

Алексей Кисанов, частный детектив, вернувшись домой, застал любимую жену в мрачном расположении духа. Поскольку Александра не принадлежала к той породе женщин, которые выдумывают свои несчастья, спекулируя ими, то он не на шутку забеспокоился.

Сначала она упорствовала и глаза отводила, уверяя, что все в порядке. Но он настоял, и она раскололась. Рассказала без прикрас и про морщинки, и про килограммы; и об усталости, и о желании быть хорошей матерью-женой-журналисткой… И еще вот эту мысль, про наше тело, тюремный костюм, который непонятно кто шьет и кто выдает его нам напрокат… И еще про годы, в которые мы будто не верим, но они приходят…

…Что замечательно с Алешей, – думала Александра, глядя на сосредоточенное лицо мужа, – он умел слушать и понимать слова. Да-да, слова, – потому как существует немало мужчин, которые их не понимают. Тарелку в стену – да. Истерику – еще лучше. А слова, по какой-то необъяснимой причине, нет. Можно их повторять месяцами – так и не услышат. Зато посудку разбить – и сразу все ясно, без переводчика!

Но для Александры язык битых тарелок был недосягаемо иностранным – она предпочитала общаться посредством мыслей, облеченных в слова. К счастью, голова Алеши устроена рационально, логично, и способность выстроить мысли в последовательность (как в голове, так и в речи) представлялась ему самым значительным достижением с тех пор, как homo стал sapiens.

– Саша, все очень просто! – выслушав, заявил Алексей. – Это уже не усталость, а пе-ре-у-том-ле-ни-е! Тебе нужен отпуск. Причем срочно. У меня сейчас никаких серьезных дел нет – кризис, народ деньги лишний раз не потратит, клиентов поубавилось. Так что пользуемся моментом! Поезжай на море на пару недель, развейся! Массажи, водные процедуры, тренажерный зал – что там еще есть? В общем, по полной программе. Отдохнешь, отоспишься – никаких морщинок и в помине не останется, я тебе гарантирую! И свои несчастные четыре кило сбросишь. Пощипать тебя будет не за что, но я, как истинный джентльмен, готов пожертвовать своими интересами ради твоих, – усмехнулся он под конец тирады и, задрав ее кофточку, вкусно поцеловал в живот.

Она возражала, беспокоилась: а как же дети? Но Алеша разбивал все ее страхи своей железобетонной уверенностью. Он справится. И еще у них есть приходящая няня. И бебиситтер, к чьим услугам они иногда прибегали для вечерних выходов. Если что, можно и бабушку с дедушкой задействовать, но вряд ли придется: работы почти нет, кризис, Сашка, кризис! Дуй на курорт со спокойной душой!

Со спокойной или не очень, но она согласилась. Распечатав на принтере длиннющие инструкции мужу и няне на все случаи жизни, она через неделю улетела на отдых. Впрочем, не совсем на отдых, так как летела она с компьютером, в намерении написать тройку статей, которые задолжала. Но работать в теньке, за столиком кафе недалеко от пляжа, слушая шум волн и вдыхая запахи моря… О боже, это же счастье!

К тому же, если у Алеши сейчас не будет заработков, то должен ведь кто-то семью содержать, верно?

Эта мысль окончательно примирила ее с идеей отпуска.

«Придется пойти на крайние меры». Как бы скептически ни относился Степан к словам Киры, а все же они застряли в его мозгу.

Он никогда не ездил на «красный свет», всегда вел себя осторожно по отношению к «фирмаськам», да! Лишнего, ненужного и опасного любопытства не проявлял, да! И толком ничего об их деятельности не знает – и знать не хочет, да! Отчего им, «Дракошке и компашке», как прозвал их Степан, нет никакого резона бояться ни его неосторожного слова, ни тем более прямых разоблачений, да! Степан ведь ежели заварит кашу, то непременно окажется сам замешан в дерьме: бить себя в грудь, что не знал, – смешно. Никто не поверит, да…

Так что Дранковский и иже с ним могли жить спокойно, в полной уверенности, что Степа на рожон не полезет.

Но тут могло быть другое. Если они почуяли, что зарвались, что не сегодня завтра их накроют, – то им срочно нужен козел отпущения, стрелочник. А в этой роли обычно с наибольшим успехом выступает мертвец, м-да…

Причем на их месте он не стал бы делать заказное – насторожит излишне. Он бы сделал несчастный случай! А они – они тоже не дураки, отнюдь нет.

…Неужто теперь жить с постоянной оглядкой? Каждый раз, когда ставишь ногу на проезжую часть, ожидать наезда? Выглядывая в окно, опасаться, что из него выпадешь? Купаясь в водоеме, бояться, что утонешь???

Следовало переговорить с Костиком, директором его ассоциации. Словоблудом Костик был только в речах, а так, по жизни, нормальный мужик, чего там. И вполне здравомыслящий.

Если уж совсем честно-честно, то Степан надеялся на возражения Костика, типа «ерунду говоришь!», подкрепленные разумными аргументами.

Но вышло совсем иначе.

В ответ на слова Степана в глазах Костика заметался страх – неподдельный, жутковатый.

– Степ, слышь, у меня такие дела в последнее время… Я не говорил тебе – боялся, что за сумасшедшего меня примешь! – но теперь, после твоих слов… Слышь, тут вот какая история… Мне в последний месяц все попадается девица одна. Довольно красивая, блондинка, и вся в черном, с ног до головы, только помада красная. Я иду себе по улице, а она навстречу. И смотрит на меня. Улыбается.

– И чего?

– Она мне всегда навстречу идет, понимаешь?

– Не-а. По какой улице?

– Да в том-то и фокус, что по разным! Я же не люблю на машине, ты знаешь – пробки хуже каторги! Я чаще на метро, а значит – и пехом между станцией и местом назначения… И она мне часто попадается. И всегда – навстречу! Причем в разных местах! Степ, ты согласен – такое же не может быть случайностью? Она за мной следит!

– Надо думать…

– Вот-вот! Идет навстречу и лыбится при этом! Несколько дней назад я не выдержал, взял и спросил: «Чего вам от меня надо, девушка?»

Костик вдруг умолк. Степан подождал и спросил:

– И чего?

– У меня до сих пор мурашки по коже… Я не трус, но тут… Пробрало, Степ. Знаешь, чего она мне ответила? «Как же мне с вами расстаться? Ведь я – ваша Смерть…» Вот что она мне сказала, Степ… С улыбочкой такой…

И Степан увидел, как встали дыбом волоски на руке Кости.

– А ты за ней сам последить не пытался?

– За НЕЙ? – переспросил Костик с таким ужасом, что волоски встали дыбом на Степановых руках.

…Нет, нет уж – ни в какую мистику Степан Катаев не верил! Костик был вполне симпатичным мужиком, при этом любил хороший прикид, отчего за версту выглядел преуспевающим мэном. А телок, которые готовы на любую экстравагантность, лишь бы отловить преуспевающего мэна, он перевидал «по самое не могу».

– Кость, ну ты чего, совсем, что ли, с дуба рухнул? Телка с тобой познакомиться хочет, старается оригинальничать, а ты и повелся, как лох последний? К тому же ты кольцо обручальное не носишь… Почему, кстати?

– Да мало оно мне стало… Надо б его растянуть, но руки не доходят. Или ноги.

– Вот-вот! Кольца нет – вроде как свободный. То-то девки липнут! У меня тоже таких вагон и маленькая тележка, вечно прилепиться норовят. Не принимай всерьез!

– А тебе б сказали, что твоя Смерть к тебе прилепилась, ты бы как?!

– Я бы? Я бы на три буквы ее послал, Костик! Давай лучше думать, что там Дранковский крутит против нас. Ведь пойми, если он против меня что-то затевает – значит, и против тебя. Мы ж с тобой в одной упряжке!

– Степ, погоди… Может, эту девку ко мне Дранковский и подослал?

– Хм… Это мысль! Ко мне Кирку, к тебе девицу на улице… Чтоб мы с тобой убоялись… Ну, точно! Костик, я все понял! Эти бабы – будто записочки такие нам: осторожнее, парни! В общем, это не угроза, а предупреждение! Ничего серьезного. «Дракошка и компашка» и без того знают, что мы с тобой люди разумные!

– Твоими бы устами мед пить… – упадническим тоном проговорил Костик.

Александра любила Красное море и вообще любила всякое море, но больше всех любила Черное. Только у нее отняли Коктебель, Ялту, Феодосию, Пицунду – у нее всё отняли, вместе с детством, вместе с куском ее души.