Валерий Гусев - Розыгрыш с летальным исходом Страница 4

– Застойно мыслишь, Серж. Нужно ввести в это пошлое дело элементы острой новизны, чтобы оно заиграло новыми красками: романтику, лирику, экзотику, чувства. Ухватываешь мысль?

– Любовь, что ли?

– Ты бровью-то своей меня не сбивай. Я ведь хочу, чтобы ты сознательно стал моим партнером. Соратником. Легализацию проституции мы все равно продавим. И никакие коммунисты нам не помешают, их песенка спета. Людям не «Интернационал» нужен, а интердевочки. В полном ассортименте: от эскимосок до самок пингвинов. В естественной среде. Я сейчас веду переговоры с одной французской фирмой. «Бугенвиль» она называется.

– А это кто такой? Не мореплаватель?

– Угадал. Сразу видно – ученый в прошлом. Ихний Бугенвиль вроде как бы французский Колумб. Кругосветное плавание когда-то совершил.

– Виктор, время!

– Время, которое мы теряем, Серж, это деньги, которые мы приобретаем.

– Давай ближе к деньгам.

– Я хочу поднять примитивное бл-во на эстетическую ступень. И ты мне поможешь. Со своими экзотическими девками. Как прежде говаривали, ничто не стоит так дорого и ничто не ценится так дешево, как женская любовь.

– Догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но деньги, Виктор, деньги! Первоначальный капитал.

– А ты растешь, Серж, – уныло было сказано. – Я тут по этому проекту прикинул смету. Первоначальные расходы сожрут все, что у нас есть…

– Знаешь, – задумчиво проговорил Серж, – у меня тоже есть идея. Можно получить очень крутую сумму, почти сразу.

– Выкладывай!

– Только после твоего слова.

– Какого?

– Честного! Моя идея должна быть соответствующим образом оценена.

– Если она того стоит!

– Стоит, Виктор, очень стоит. Можно раскрутить одного лоха…

ДЕРЕВНЯ ПЕНЬКИ

Через некоторое время, ближе к весне, к нам присоседился старина Нильс. Он тоже выпал из российского бизнеса, как горошина из перезревшего стручка.

Старина Нильс держал небольшую лавочку, где скромно и лукаво подторговывал фальшивым антиквариатом, впаривая новым русским любителям, «знатокам и ценителям» старины дешевые подделки и всякую старую дрянь. Психологически точно выдавая их за раритеты, принадлежавшие ранее графьям, князьям и государям.

Но основная его деятельность была посвящена борьбе с домашними грызунами. «Как избавиться от крыс и мышей». Старина Нильс был великим крысоловом. Однако и на этом скромном месте, где он никому не мешал, не удержался. Кто-то зачем-то пустил злобный слух: «Этот старый еврей не любит новых русских. После его дератизации на моей вилле шага не сделаешь, чтобы на крысу не наступить!»

Он разорился (вернее, его разорили), ликвидировал свое предприятие, положил в банк жалкие остатки своего бизнеса (где-то около пяти сотен баксов) и прибыл к нам в Пеньки с сиротской сумочкой и с клеткой, в которой метался здоровенный крысюк.

– Это что за прелесть? – довольно спокойно спросила Яна. К Нильсу она питала слабость. Но никогда ее не показывала, скорее наоборот.

– Это Левушка, крысиный лев. Лев Борисыч по паспорту. Он уничтожит в доме и вокруг дома всех мышей.

– Только мышей? Ты уверен?

Нильс прижал свободную руку к груди, словно давал клятву: мол, вашего мужа Левушка ни в коей мере не обидит.

– А чем его кормить?

– Он сам питается. Мы будем выпускать его на ночь.

Еще не хватало! Но Янку самообслуживание Льва Борисыча вполне устроило.

– Я ж говорю – прелесть! И красавец в своем роде.

Угу. Особенно со стороны хвоста. В фас и про филь.

Что там за прелесть она разглядела? Самые красивые животные, по-моему, это лошади, собаки и кошки. Янка, правда, добавляет к ним и змей. Из-за солидарности, что ли? Или по сходству характера и мировоззрения? А теперь вот и раскормленная каннибальская особь попала в красавцы. Да, верно сказано: чем хороши старики и женщины? С ними не соскучишься…

…С Нильсом в нашей избе стало еще домовитее (Льва Борисыча я изолировал на терраске). Яков Ильич был чрезвычайно вежливый и тактичный старичок. Он помогал Янке на кухне, а на меня действовал, как последняя за день сигарета перед сном. Или первая рюмка поутру.

– Как я вам завидую, Леша, – высказался однажды Нильс, когда Янка разбила очередную чашку и во весь голос обматерила ее осколки.

– В чем же, Ильич? – Наконец-то нашелся человек, который и мне позавидовал.

– У вас такая славная жена. Она вам и верный друг, и преданная любовница… – Тут я хмыкнул. – А я в этом смысле обделен судьбою. Всю жизнь один.

– Еще не поздно, Ильич, – опрометчиво заметил я.

– Вы таки смеетесь. – Нильс с грустной улыбкой покачал головой. – И черт меня дернул высказываться!

Славно мы жили. Тихо и мирно. Не считая, конечно, Янкиных боев на кухне – она никогда не ладила с бьющейся посудой.

Но все это было похоже на затишье перед бурей; на штиль перед неизбежно надвигающимся ураганом.

И мы не знали, что зародился он далеко от наших Пеньков. И зародился в результате самого обыденного события, из-за одной совершенно невинной фразы. Которая, кстати сказать, уже была произнесена…

«БИКИНИ»

Он назывался как-то странно: «Этнографический ансамбль экзотического танца „Бикини“. Почему именно „Бикини“? Назвались бы проще – „Трусики“, например. Или еще точнее – „Без трусиков“. Впрочем, нынешнего зрителя ни трусиками, ни без трусиков не удивишь. Тем более какими-то „Бикини“. Что-то такое невразумительное, неопределенное. Двусмысленное даже.

А в общем-то, ансамбль как ансамбль. Не намного хуже других. Не «Березка», конечно, не моисеевский. В Кремлевский дворец его не приглашали. В ГКЗ «Россия» тоже не пускали. Но поклонников своих он имел, сборы делал неплохие. Вполне профессиональный по своему составу. Шеф-импресарио (он же менеджер) – культурный человек, бывший океанограф или океанолог. Талантливый хореограф-профессионал, благородный пьяница по призванию. Реквизитор – откровенный алкоголик. Декоратор – наркоман в недавнем прошлом. Трудились в труппе и профессиональные балерины. Были в ней и профессиональные проститутки. Которые таковыми себя не считали. Кстати, и балеринами тоже. Ну, да это не так важно. Мало ли кем ты себя не считаешь. Важно, кем тебя не считают другие. Им виднее.

Так что в целом «Бикини» был ансамблем вполне профессиональным. Во всех отношениях. И специализировался, в основном, на полинезийских, папуасских, африканских танцах. И предстояло ему в ближайшее время подняться на новую ступень в своем творчестве, проявить свой профессионализм, так сказать, на практике…

Полутемный зал. Идет репетиция. Сдвинуты к стенам столики для посетителей. На них (на столиках, а не на посетителях, которых сейчас здесь, естественно, нет) вверх ножками – стулья. Подиум ярко освещен: две кадки с пальмами, густая искусственная зелень с яркими цветами на заднике.

Смуглые девушки с черными волнистыми волосами по плечам, в одних трусиках и веночках на шее, едва прикрывающих грудь, кружат в каком-то странном танце: не то ведьмы в хороводе, не то наяды в лунную ночь. Парни, тоже в одних трусиках, под пальмами бренчат струнами гитар и дрыгают ногами.

В глубине зала распахнулась дверь. В светлом проеме – три силуэта, шеф и его охрана. Во рту шефа – загасшая изжеванная сигара.

– Стоп! Стоп! – Хлопок в ладоши. – Лапочки-деточки! Девочки! А также отчасти мальчики! Все сюда. У меня потрясающая новость!

В ответ – молчание. Хорошая новость для шефа частенько ничего хорошего не обещает актерам.

– Я заключил изумительный контракт! Всем составом отправляемся на гастроли.

Все равно – молчание. Гастроли тоже бывают разные. Например, в какой-нибудь глуши, где ни сникерсов, ни тампаксов, одни сифилисы.

– Мы отправляемся в кругосветное плавание на белоснежном семиэтажном лайнере!

На этот раз молчание обрушивается восторженным визгом. Девушки толпой срываются с подиума и возбужденно окружают менеджера. Он снисходительно улыбается, как добрый отец, приготовивший сказочный сюрприз своим окаянным деткам.

От смуглых девушек сильно пахнет рабочим потом и расплавленным этим потом гримом.

– Это еще не все! Проживание на теплоходе в течение всего рейса бесплатное, за счет компании, и возможность классных заработков.

Некоторые из девушек немного насторожились. За классные заработки порой очень дорого приходится платить.

– Все объясню позже: и права, и обязанности. Сейчас – все свободны, кроме «таитянок» и Милашки. Разойдись!

Девушки, разбившись на группки, оживленно обсуждая новость, разобрали разбросанный реквизит, скинули размокшие венки, похожие на кладбищенские, разошлись по гримеркам привести себя в порядок.

Охранники тем временем, по знаку менеджера, составили три столика в один, накрыли его на скорую руку. Такая щедрость шефа – в новинку, настораживает. Тем не менее вернувшиеся в зал девушки с веселым щебетом и неизбежной перебранкой расселись за столом. Во главе которого стоял шеф с бокалом в руке.