Татьяна Полякова - Та, что правит балом Страница 40

— Моя любовь? — закончила я.

— Вот давай без этого! — резко сказал он — Потом ты еще спросишь, любил ли я тебя когда-то…

— И что бы ты ответил? — вздохнула я.

— Не знаю. Уже не помню. Такой ответ тебя устроит?

— Вполне. Ты ведь прислал мне открытку со словами: «Забудь меня, пожалуйста».

— И ты хранишь ее до сих пор? Носишь у сердца? Извини. — Он отвернулся и стал смотреть в окно. — Все очень сложно, — помолчав, произнес он. — У нас с тобой всегда все очень сложно.

— Ты действительно так думаешь? — удивилась я.

— А ты — нет?

— На самом деле все просто. Когда-то ты думал, что влюблен, потом думал иначе и не знал, как сказать мне об этом, а я ничего не замечала, точнее, не хотела замечать. Висла у тебя на шее, а ты не мог меня оттолкнуть. И сейчас все повторяется.

— Как мило: мы ворошим прошлое и все-таки выясняем отношения, — съязвил он. — Я еще не встречал женщину, которая отказала бы себе в этом удовольствии.

— Извини.

— Еще раз извинишься и получишь по губам.

— Пошел к черту. Так нормально?

— Значительно лучше.

— Ты уедешь? — после паузы спросила я.

— Хочется побыстрее меня спровадить? — неожиданно улыбнулся он.

— Это нечестно.

— Ага. Я не честный, не благородный и вообще скверный тип. Так что совершенно неясно, за что ты меня любишь, да еще так долго и упорно.

— Очень хочется послать тебя к черту вторично, но потом я об этом пожалею, буду названивать тебе по телефону и просить приехать. Так что лучше потерпеть.

— Разумно, — кивнул он, заводя машину. — Значит, так. Я все обдумаю и решу, что делать дальше. У меня вопрос: если придется спешно уносить отсюда ноги, ты не вспомнишь внезапно, что у тебя есть сын и не захочешь остаться здесь? — Я растерянно посмотрела на него, а он усмехнулся:

— Значит, и тебе есть над чем подумать. Этим и займешься. И главное: никаких действий, героических или просто глупых, ты не предпринимаешь, не посоветовавшись со мной. Ясно? — Я кивнула, а он возвысил голос. — Ясно? Я не слышу.

— Предельно.

— Вот и молодец.

Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча. Зеленый седан ненавязчиво пристроился за нами уже через десять минут. Возле подъезда моего дома Павел остановился.

— Я возьму твою машину. Вечером позвоню.

— Ты сейчас домой? — спросила я и возненавидела себя за это.

— Не знаю, что ты там себе навыдумывала, — нетерпеливо ответил он. — С Викой я жил, потому что так мне было удобнее. Вообще-то, у меня своя квартира, точнее, бабкина, на Мичурина, помнишь? Мы были там пару раз.

— Помню, — улыбнулась я.

— Теперь все. Иди.

Я поспешно вышла из машины. Все чувства вдруг перемешались: и надежда, и радость, и беспокойство, и отчаяние. Я не могла понять, что он испытывает ко мне, я только видела, что он мало изменился, а это значит, что легко с ним не будет. Но я не жаловалась, я готова была на все, лишь бы он был рядом. Теперь я просто не понимала, как умудрилась все эти годы прожить без него.

Он приехал вечером ближе к восьми. Выглядел усталым, недовольно хмурился.

— Тачка на стоянке, — сказал, бросив мне ключи от машины, взглянул на плакат в прихожей и усмехнулся:

— Никак не расстанешься с прежними игрушками?

— А зачем? — спросила я.

— В самом деле. Если честно, я иногда ревновал тебя к этому типу. Вы были бы прекрасной парочкой, в бою ты бы прикрывала спину любимого, а в минуты редкого затишья стирала ему носки, с просветленным лицом слушая, как он болтает о революции.

— По-моему, ты и сейчас ревнуешь, — улыбнулась я.

— Есть немного, — засмеялся он. — А если я попрошу снять плакат и выбросить в мусорное ведро?

— Пошлю тебя к черту.

— Достойный ответ. Свари кофе.

Когда я вошла в комнату, Павел сидел в кресле, раскинув руки. Волосы растрепались и падали на лоб, глаза прикрыты, он дышал медленно и спокойно, точно медитировал. Взял кофе из моих рук и принялся разглядывать меня.

— Все-таки странно, что ты стала такой красавицей, — чуть ли не с обидой заявил он. — В юности ты больше напоминала пушистого зайчонка, а такие мягкие и пушистые с возрастом становятся толстыми зайчихами.

— У меня все еще впереди.

— Конечно. Как там Машка? — спросил он, а я принялась рассказывать. — Этот ее Антон — друг Рахманова? Занятно. И чем он занимается?

— Он бывший офицер, сейчас работает на заводе, электриком.

— С таким дружком и на заводе вкалывать? У него что, на плечах кочан капусты?

— Он просто порядочный человек.

— Ясно, значит, идиот.

— Они завтра возвращаются из отпуска. Может быть, захочешь ее увидеть? Она будет рада.

Он немного подумал.

— Почему бы и нет? Договорись с ними, скажем, на послезавтра. Закатимся в ресторан и будем вспоминать молодость.

— Можно я тебя спрошу? — задала я вопрос, устраиваясь рядом.

— Судя по выражению твоего лица, спросить ты собираешься очередную глупость. Валяй, я добрый.

— Почему ты вернулся?

— Этот вопрос ты уже задавала, и я ответил. Разве нет? — Он вздохнул, потом очень осторожно коснулся ладонью моего лица. Он смотрел на мои губы и, не поднимая взгляда, заговорил очень тихо:

— Хотел увидеть тебя. Три месяца назад ты мне вдруг приснилась. Мне казалось, я успел забыть тебя. Иногда, конечно, вспоминал. И даже думал: любопытно было бы узнать, как ты там… Но эти мысли не особо беспокоили. И вдруг тот сон. Странный, тревожный. Весь день я потом ходил сам не свой. А вечером подумал: может, опять приснишься?

— Приснилась?

— Нет. Ты ведь всегда была ужасно упрямой. Я ждал ночи, чтобы увидеть тебя, а ты не приходила. Я терпеть не мог день, потому что спать двадцать четыре часа в сутки еще не научился. Ждал ночи, злился, опять ждал, а тебя носило по другим снам, а ко мне ты не являлась. И тогда я вдруг подумал, чего проще: приехать и увидеть.

— Ты даже не позвонил, — усмехнулась я.

— Не позвонил, — согласно кивнул он, обнял меня и привлек к себе. — Прежде чем свалиться тебе на голову, следовало узнать: а придется ли кстати мой визит?

— Вот как… — Я поудобнее устроилась на его плече и чувствовала себя счастливой, теперь все, что бы он ни сказал, уже не имело значения, лишь бы сидеть вот так и видеть его. — И что ты узнал?

Он все-таки нахмурился.

— Много чего. О твоей дружбе с Ником. О том, что ты любовница самого говорливого парня в городе, который неплохо смог заработать на своем даре.

— Это ты о Рахманове?

— Ага. Что ты родила ему ребенка. Вы расстались, и он забрал ребенка себе, а ты вновь спуталась с Ником. Это похоже на правду?

— Похоже.

— Ты действительно оставила ему сына?

— Вариантов не было.

— Ясно. Но ты надеешься его вернуть?

— Иногда такая мысль посещает, но все реже. Сына, конечно, можно выкрасть и бежать отсюда сломя голову, надеясь, что где-нибудь раздобуду новые документы, в противном случае ребенка ждет незавидная участь. Маленькие дети иногда болеют, и первый же такой случай приведет к серьезным трудностям. К тому же в последнюю нашу встречу он заплакал, увидев меня, и потянулся к няне.

— То есть ты готова от него отказаться?

— Нет. Но я хочу, чтобы мой сын был моим сыном, а не ребенком, которого я украла у отца.

— Ты считаешь это возможным? — удивился Павел.

— Я была уверена, что Рахманову ребенок не нужен, что он вышвырнет нас из своей жизни, глазом не моргнув. Сколько на свете отцов, готовых навеки проститься с родным чадом при первой ссоре с дражайшей половиной…

— Но он оказался не из таких?

— Его сводит с ума мысль, что я его использовала. Это причина его несговорчивости. Хотя Антон убеждает меня, что Рахманов любит сына. Возможно. Поцелуй меня, пожалуйста, — попросила я.

Он улыбнулся, а потом поцеловал. Я счастливо засмеялась, потому что его взгляд отяжелел от желания, и я откинулась на спину, изнывая от любви, как от боли.

Комната тонула в темноте, я нащупала выключатель настольной лампы, вспыхнул свет, и я на мгновение зажмурилась, а потом повернула голову. Павла рядом не было. Я сама удивилась тому, как это меня испугало.

— Павел! — позвала я.

— Ты проснулась?

Голос доносился с кухни. Я вздохнула с облегчением и тут же почувствовала что-то вроде стыда. Вести себя так, как я, — верный способ лишиться возлюбленного.

— Мне приснился плохой сон, — виновато соврала я, появляясь на кухне.

Павел стоял возле окна, курил, свет в кухне не горел. Его лицо в свете фонаря во дворе казалось усталым, даже измученным. Он выбросил сигарету и улыбнулся.

— Ты похожа на испуганного ребенка, — сказал ласково.

— Это все сон.

— Что тебе приснилось?

— Не помню. Просто осталось тревожное чувство.

— Скоро все твои сны будут счастливыми. — Я подошла ближе, и он обнял меня. — Сейчас мне кажется, что мы не расставались. Все, как прежде.

— Это хорошо?

— Конечно. — Он засмеялся.