Татьяна Туринская - Мертвые наук не внемлют Страница 5

Обиды на ребят не было. Вайс был старшим в компании. Но не это останавливало Журавлева с Семыниным. Киреев не в счет – слишком мягок и нерешителен. Аркаша был здоров, как матерый бык-производитель, и казалось просто нереальным причинить ему какую-то боль. Он словно был защищен панцирем от всех бед, и сквозь этот непробиваемый кокон не смогли бы проникнуть ни физические уколы, ни моральные. В силу абсолютного цинизма Вайс был совершенно неуязвим. И при этом маниакально мстителен. Именно поэтому, что бы ни сказал, чтобы ни вытворил этот рыжий гигант, ему все всегда сходило с рук: нельзя было предугадать, чем он накажет обидчика, пусть даже тот действовал максимально справедливо с точки зрения здравого смысла. И с этой позиции Аркашу можно было рассматривать, как крест, тяжкую обузу, которую по какой-то слишком веской причине не удавалось бросить по дороге.

Нельзя сказать, чтобы друзья не пытались с ним бороться. Да только попытки выходили совершенно бесплодными, пустыми. Как было сказано выше, бить Аркаше морду или строить ему козни никто не собирался – слава Богу, люди подобрались сплошь здравомыслящие. Если уж бороться, так всем вместе. Объявляли бойкоты, не приглашали в компании, не делились новостями. Однако Вайса не нужно было приглашать – он приходил сам. Неизбежно, как вслед за теплой солнечной осенью наступает зима: холодная, бесснежная, мрачная. Так и Аркаша – зови, не зови, а никуда от него не денешься. Он сам придет, сам наговорит гадостей, сам рассмеется, пытаясь превратить свои едкие замечания в шутку. И сам же противным рыжим взглядом даст понять, что в каждой шутке, как известно, лишь доля шутки…

Ирочка попыталась вырваться из железных объятий Вайса, да тот тихонько прикрикнул:

– Сидеть! – и для острастки ощутимо шлепнул ее по костлявому боку.

Бекетовой ничего не оставалось делать, как смирно покоиться на его коленях.

– А то смотри, я свое внимание на другую переключу. На Катьку. Нет, Катька мне больше не подходит, она скоро в Эмираты линяет, а я не люблю силы по пустякам разбазаривать. Полинка, во, точно. А что, Полинка, может, станцуем танец страсти, а? Я на тебя давно глаз положил. Вот только ты не такая послушная, как Ирка, так оно только интереснее. Я тебе гонору-то быстро поубавлю.

– Вайс, ты сегодня заткнешься, наконец? – психанул Макс. – Тебя не волнует, что я тут стою? Я тебе, случайно, не мешаю?

– Не мешаешь, – благодушно улыбнулся тот. – Ты сегодня с Полинкой, завтра еще с кем-нибудь, мало ли желающих тебя ублажить? А я вот возьму да Полинку осчастливлю, пока под тебя другая будет подкладываться.

– Аркаша, не сходил бы ты, дорогой, туда, куда обычно посылают в подобных ситуациях? – почти ласково поинтересовалась Полина, медленно закипая. Только-только выяснили с Максом отношения, только-только все начало образовываться.

Вайс посмотрел на нее с хитрой усмешкой:

– Что, рожей не вышел? Не любишь рыжих? Тебе больше блондины по душе?

Блондинов мужского пола в их небольшой компании отродясь не водилось. Если и можно было кого-то хотя бы условно отнести к этой категории, то Женьку Киреева. Но вовсе не из-за откровенно светлых волос: Женька был средне-русым, как и положено природой русскому человеку – не от этого ли слова произошло само название России? А вот кожа его и в самом деле была излишне светлой – иной раз при особо-ярком электрическом освещении он казался как будто прозрачным.

От привлеченных к нему Аркашиными словами недоуменных взглядов Женька немедленно покраснел, аки красна девица. Полина тоже почувствовала, как к лицу приливает кровь. Вот ведь гад, всегда все вывернет наизнанку, и самые безобидные вещи начинают казаться преступлением против человечества. Самое интересное, что, выплыви правда наружу, куда больше от нее пострадал бы сам Вайс. Однако его это совершенно не смущало. Еще бы – он, пожалуй, единственный человек из Полининого ближнего и дальнего окружения, которого нисколько не интересовало чье-либо мнение о собственной персоне.

– Заткнись, Вайс! – уже совсем не дружелюбно произнесла она. – Ой, Аркаша, договоришься ты когда-нибудь. Смотри, найдется на твою голову народный мститель. Ирочка, забирай своего придурка домой, надоел – сил нет.

Бекетова сидела на руках Аркадия безответным изваянием, с каждым словом сжимаясь все сильнее.

– Расслабься, курица, – в очередной раз хлопнул ее по тощенькому бедру Вайс. – Это они все шутят. Ты же знаешь, я – душа компании, без меня веселье не состоится. Ладно, Киреев, смелый ты мой, наливай. Надо наших молодых обмыть.

Женька послушно разлил водку по стопкам и даже подал две из них Ирочке и тирану Вайсу. Под предлогом, что нужно взять кусочек ананаса, та, наконец, смогла вырваться из тисков «хозяина», и скромненько встала в уголочке между стеной и подоконником.

– Ну, за молодых! Чтоб у твоего султана нефть в скважинах не переводилась, – провозгласил Аркадий и махом опрокинул в себя водку. Скривился, но за закуской вставать не стал. – А ты, Макс, последний козел, если думаешь, что ты у Полинки единственный. Сам подумай – разве такая баба может быть одна? Точно тебе говорю – ты у нее всего лишь запасной аэродром, я даже знаю, кто твой соперник. А может, наоборот он запасной, а ты основной игрок? А что, вполне возможно, и даже где-то логично. Да и цена твоя, пожалуй, повыше будет. Во-первых, ты на четыре года ее моложе. Или на пять?

Он вопросительно обвел глазами аудиторию, но ответа не услышал, махнул рукой и продолжил:

– Неважно. А бабы, они молоденьких мужичков ох как любят! Им старые пеньки на хрен не нужны, разве что ради скважин.

Полина перебила со стервозной улыбкой:

– У тебя-то, Аркаша, ни скважин, ни Максовых достоинств. И для Ирочки ты, можно сказать, пенек. Пенек и есть. Тебе ж вроде уже на пятый десяток перевалило, да? Или я ошибаюсь?

Тот не обиделся, только усмехнулся довольно:

– Глупая ты, Полинка. Я вот тебе в ближайшее время продемонстрирую, какой я пенек, гарантирую. Никуда не денешься, вопрос времени. Видела, как Ирка рыпалась? И чего добилась? Так же будет и с тобой. А пока поверь на слово. Ирка, скажи ей, как у меня аппарат работает?

Ирочка вновь покраснела, словно ей было не двадцать девять, а лет двенадцать. Смутилась, в глазах сверкнули слезы, только кивнула вместо ответа, подтверждая сексуальные способности «хозяина», и отвернулась к стене, вжав голову в плечи.

– Дурак ты, Аркаша, и шутки у тебя дурацкие, – Полина демонстративно отвернулась от Вайса и почти вплотную подошла к Ирочке. – Вот ты мне скажи, ты мазохистка, да? Ради чего ты все это терпишь?

Ирочка промолчала. Полина облокотилась на подоконник, и стала безучастно разглядывать чужой город за окном. За ее спиной кто-то что-то говорил, Вайс по обыкновению разливался соловьем. Краем уха она улавливала его грязные намеки в свою сторону, но даже не пыталась его остановить. По опыту знала – чем больше ему сопротивляешься, тем хуже делаешь сама себе. Конечно, ужасно не хотелось, чтобы Аркаша разболтал всем и каждому свои соображения по поводу мнимой Полининой легкодоступности, особенно ее, конечно же, волновало мнение Макса. Хуже нет ничего, чем оправдываться. Промолчи – решат, что виновата, начни оправдываться – тем больше окажется подозрений, чем достовернее доводы в пользу собственной невиновности. А потому она не стала влезать разговор, но дабы ни у кого не возникло на ее счет подозрений, предпочла изобразить, что попросту не слышит нападок по причине беседы с Ирочкой. Да вот беда – та молчала, и Полине ничего не оставалось делать, как наслаждаться красотами ночного Сингапура, открывающимися из окна отеля.

Однако Ирочка внезапно отозвалась, когда Полина уже забыла о собственном вопросе, повисшем в воздухе.

– Я его люблю, – прошептала Бекетова.

– Что? – от неожиданности Полина даже не расслышала ее слов.

– Я его люблю, – чуть громче повторила та, по-прежнему избегая взгляда собеседницы.

– Ирочка, да ты что?! – громко воскликнула Полина, но под укоризненным взглядом подруги тоже перешла на шепот. – Ирочка, милая, ты в своем уме? Разве можно любить это чудовище? Я понимаю, он может быть хорошим любовником…

Бекетова вздрогнула, словно само это слово оскорбляло ее до глубины души. Полина поразилась: ну прямо дитя малое, десять лет ходит в любовницах, а все никак не может привыкнуть к собственному статусу.

– Я имею в виду, он, может быть, удовлетворяет тебя, как мужчина, – неловко поправилась она.

– Я его люблю, – упрямо прошептала Ирочка, намекая, что одной только физической удовлетворенностью ее чувства к Вайсу не обходятся.

Полина критически покачала головой.

– Ну, не знаю. По-моему, его можно убить, это как раз запросто, никто бы не удивился, а многие бы даже обрадовались, но любить?! Он тебя унижает, как хочет, и с каждым разом все грубее и пошлее, а ты все терпишь. Дура ты, Ирочка. Я бы на твоем месте его убила, честное слово! Мне даже на своем месте частенько хочется его прибить, а ты все терпишь. Нет, ты и впрямь мазохистка, только сама об этом не догадываешься.