День пиротехника - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 5

— У вас куртка грязная. Перепачкаете салон.

Чувствуя, что крепостная стена дала трещину, Лёха обежал машину, на ходу срывая пуховик, и брякнулся на переднее сиденье справа.

— Свитер грязный только сзади. Там кровь, стекляшка после взрыва воткнулась.

— Ехать-то куда? — обречённо спросила Инга.

— На Руссиянова, направо и в конец. Километра три всего. По ночам часто хожу, когда транспорта нет.

«Сандеро» выехала к оцеплению. Лёша показал корочки, обошлось без задержек.

— Что же сегодня помешало? Или так хотелось со мной прокатиться?

Её лицо, освещённое приборной панелью, уже не казалось столь сердитым, как две минуты назад.

— С вами приятно, и ежу понятно. Но, если честно, и правда, устал, не врал вам. Завтра… Точнее уже сегодня, да, к девяти на совещание, там заступаю на сутки до девяти первого января. Но вам это вряд ли интересно.

Из печки потянулось долгожданное тепло. Лёха протянул руки навстречу воздушным струям.

Инга косо глянула на пассажира, на сбрую оперативной кобуры с пистолетом.

— Скажите… Лазить по трупам, бегать где-то ночь напролёт, выглядеть, будто вас верблюд жевал… Оно того стоит?

— Был бы я девушкой и смотрелся как вы… Ну, хоть вполовину как вы, точно бы не стал.

— У меня свои проблемы. Но не все же мужики идут в милицию. Платят мало, верно? Жильё хоть дают?

— Государственное арендное. И то не сразу. Пока снимаем комнату с другом на двоих, — Лёша усмехнулся. — Ждёте услышать трогательную историю, как в лихие девяностые мафия перебила мою семью, поэтому я поклялся стать ментом и отомстить по-голливудски?

— Например, так.

— Всё проще. Я из очень маленького умирающего городка. Был заводик, в девяностые годы коптил по инерции и закрылся — никому он не нужен. Народ разъехался, кто куда мог. Отец спился. Мать умерла. Старший брат свалил в Россию, от него седьмой год ни письма, ни звонка. Всё! На таких, как я, с детства ставят клеймо неудачника.

— Но на самом деле вы не такой.

Чётко очерченный профиль Инги на фоне стекла не выражал ни насмешки, ни других эмоций.

— Не такой. Я вырвался из своей дыры. Для меня и эта должность, эта тощая зарплата и эти погоны — реальный успех. И что в Минске оставили, не отправили назад в область, так потому, что из городского главка за меня ходатайствовали. Понравился им на стажировке.

— Что же, каждый борется, за что хочет и как может. Подъезжаем? «Рено» свернуло на улицу Руссиянова.

— Да. Пару кварталов вперёд.

Где находится машина, Лёха больше угадывал, чем видел. Стараясь не глядеть на девушку в упор, он постоянно косился на неё.

Черты лица у Инги были скорее яркие, нежели правильные. Густые тени и сильно накрашенные ресницы подчеркивали глаза. Столь же вызывающе смотрелись губы — пухлые от природы (а может, ботокса?). И не понять, здоровый румянец на щеках от молодости и здоровья либо от сочетания множества слоёв косметики — сначала всякие би-би и си-си кремы, основы, потом тональные… Или наоборот? Лейтенант не отличался эрудицией в сложной науке под названием мейк-ап. На секунду подумалось, опознает ли он её без раскраски? Если ещё и блонди-парик нацепить, вряд ли.

— Здесь?

— Направо. Сожалею, что раскрутить вас на разговор за жизнь нет времени. Хотя… вы же свидетель. Нужно допросить. Но этим скорее гэбисты займутся.

Инга притормозила в тупичке.

— Почему я свидетель?

— Были у места происшествия накануне взрыва. Они так или иначе всех установят, допросят. Где родилась, где крестилась, есть ли родственники в ЦРУ и ИГИЛ, само собой.

— Только этого не хватало!

— Спасибо, что подвезли. На чай не приглашаю.

Лёха открыл дверь.

— Вас как зовут, милиционер?

— До сих пор не представился… Лейтенант Алексей Давидович, уголовный розыск Первомайского РУВД.

— Алексей, позвольте один совет. Постарайтесь быть полезным Евгению Михайловичу, если вы столь способны, как себя рекламируете. Он умеет ценить нужных людей. Но не идите поперёк его воли. Например, заставив меня подвезти вас.

— Я не заставил, а попросил. И записи на мобилу не делал. Впрочем, неважно. Спасибо вам, Инга, что подвезли, и прощайте.

Он вылез из машины, сжимая в руках грязный подранный пуховик, на котором пробитый американский орёл утратил былое величие.

Огни «Рено» моргнули в конце двора. Лёха вздохнул и поплёлся к подъезду. На душе было гадко.

Собственно, там и не могли порхать бабочки. После увиденного в «Заряне» даже самому закоренелому цинику стало бы не по себе. Вдобавок, разговор с Ингой оставил скверный осадок.

Чего он, собственно, достиг? Поставил на место, добился своего. Обманул и дал понять — ты поверила и повелась. Гордо сказал «прощай» после того, как поговорили вроде бы по-человечески, не навязался на продолжение знакомства, то есть будто сам её «продинамил».

Инга, конечно, весьма напоминает заносчивых хищных самок, вызывающих спортивный интерес: обуздать, укротить и принять позу победителя. Надолго связывать себя с такой здравомыслящему мужику даже в голову не придёт.

Но девица не была похожа на чистой воды пиявку, вытягивающую соки из мужика, запавшего на её прелести. В манерах, словах, даже в повороте головы у неё есть что-то такое, не вписывающееся в портрет стандартной хищницы. Из-за этого мелкая победа Лёхи, выходит, не стоит ни рубля.

«А, семь бед — один ответ», — решил опер, принимая душ. Под лопаткой щипала ранка от стекольного пореза.

Прав Гаврилыч, нужно держаться от Инги подальше.

Глава четвёртая

Часовая пятиминутка

Порог райуправления Лёха переступил образцовым оловянным солдатиком: в парадной форме, «начищенный, выбритый и отутюженный».

Его сосед по кабинету Василий, по прозвищу Вася Трамвай, также явился при белой рубашке и блестящих погонах — несение службы в праздничный день обязывало цеплять китель и шинель, операми не любимые. Служба в розыске приучает не афишировать на улице принадлежность к милицейскому ведомству, отчего Лёхе сходил с рук его басурманский имидж со щетиной и курткой, словно отобранной у бомжа. Впрочем, этой ночью пуховик был признан павшим и торжественно спущен в мусоропровод.

«Трамваем» напарника звали отнюдь не за богатырское телосложение, под стать многотонному транспортному средству. Василий, наоборот, был ростом невысок и фигурой хилый. На одной из первых самостоятельных вахт он «надежурил» труп. Человек, явно отравленный, сел в вагон на первомайской территории, там же ему стало плохо. Вася, забив на раскрытие, потратил полдня, чтобы доказать: потерпевший окончательно дал дуба, когда трамвай громыхал уже по Советскому району. По правилам, когда место преступного посягательства неизвестно, глухарь с трупом виснет по месту смерти,